Хроники исступленных. Книга вторая. Мне отмщение, аз воздам

Сразу же после заседания Сената и объявления приговора зачинщикам бунта Герд предпринял очередную попытку объясниться с Адамом. У него накопилось множество вопросов по службе, которые не полагалось решать самостоятельно, не обсудив с Владетелем. Выносить же в Сенат на обсуждение, не выяснив мнения Адама, он не хотел. Однако Адам на ходу, невнимательно выслушав его, от дальнейшего разговора уклонился, даже не пообещав принять. Причем форма отказа была вызывающе невежливой – он небрежно отмахнулся от Герда.

Герд задумался. Никто, никогда не говорил с ним в таком пренебрежительном тоне. Немедленно ожили, придавили сомнения: а правильно ли он поступил, согласившись на пост Координатора, и не пришло ли время решительно и навсегда переиграть отношения с властью вообще и с Адамом в частности. Впервые в жизни он почувствовал себя лишним и понял, что только немедленное прошение об отставке позволит сохранить лицо. Готовя текст документа, он главной причиной своего решения назвал нездоровье, проявлявшееся в постоянной слабости и неожиданных приступах головокружения.

Тея попыталась отговорить мужа, дождаться, когда Адам успокоится и придет в себя, но Герд твердо стоял на своем. Не удержавшись, он добавил к короткому тексту свои претензии к новой власти, особенно в связи с неподготовленным массовым завозом плебеев на Остров и последующим чрезмерно жестоким подавлением бунта. В заключение он выразил желание остаться в должности директора воссоздаваемого института здоровья, напомнив, что на этот пост его назначил прежний Владетель и по Закону он все еще продолжает его занимать.

Однако ответа на послание не последовало. Тогда Герд решил, что его прошение принято к сведению, и перестал являться в Сенат. Теперь все свое время он проводил на стройке института.

16

Освободившись из заточения и подлечившись, Юри и Афоня вернулись в поместье Гора. На свободе они быстро отъелись на добрых харчах – запасах старого Гора, свыклись с одиночеством и необходимостью самим заботиться о себе.

Когда небольшие запасы хозяина были исчерпаны, пришлось искать другие источники пропитания. Юри по старой памяти скитаний на Континенте отправился в лес, прихватив охотничье ружьецо Гора, и настрелял птиц – жирных голубей, которых здесь оказалось великое множество. Не было хлеба, но оставалась мука. Афоня наловчился месить тесто и выпекать пресные лепешки. Они собрались зимовать, решив, что Адам забыл о них, по слухам сделавшись Владетелем, но особенно не горевали.

Беда пришла неожиданно. Небольшой отряд плебеев, отколовшийся от основной массы, теснимой правительственными войсками, в поисках пищи отступавший все дальше и дальше в горы, обнаружил в стороне от дороги сначала ветряк, продолжавший работать, затем дом, показавшийся им обширным и богатым. Они решили обосноваться здесь – до лучших времен.

В дом ворвались шумной ватагой – полтора десятка оборванных грязных мужиков, голодных и жадных. Афоня возился на кухне – разогревал сковородку, готовясь испечь лепешку из последней горсти муки. Юри дома не было, он отправился в очередной поход в лес за дичью.

– Ну-ка ты, козел нечесаный, чего уставился? – прокричал с порога горластый молодец, голова которого была перевязана белой тряпкой с бурыми пятнами крови, судя по замашкам, предводитель шайки. – Давно людей не видал? Говори, кто в доме живет?

– Еще Юри, – неприязненно отозвался Афоня, не отвечая на грубость. – Мы с Континента.

– Рабы, что ли?

– Нет, не рабы. Мы просто живем здесь.

– Как вы сюда попали?

– Нас привезли друзья – Адам и Ева.

– Кто такие – ваши друзья?

– Адам теперешний Владетель. Этот дом принадлежит ему, – соврал Афоня и пожалел – плебеев это известие не испугало, напротив, они обрадовались.

– А теперь этот дом наш, – закричал кто-то.

– Мы его реквизируем…

– Братцы, да мы же самого господина Владетеля уделали.

– Мы здесь поселимся навсегда, у него целый дворец в городе. Ему хватит…

– Точно, хватит…

– И даже много будет.

– Я бы на вашем месте поостерегся, – сдержанно посоветовал Афоня. – Господин Владетель шуток не понимает. Он у нас строгий…

– А как он узнает?

– У тебя есть связь с городом?

– Говори…

– Так и узнает, – вежливо ответил Афоня, дождавшись, когда шум голосов поутихнет. – А связи у меня никакой нет. Про связь Юри знает. Спросите у него, когда вернется. Видел у него такую штуковину, называется коммуникатор. Можно связаться с кем захочешь…

– Ладно, подождем Юри. А пока вали на стол все съестное, что есть в доме.

– Мы страшно голодны.

– И вина неси, не жалей.

– Вина? – удивился Афоня. – Здесь нет никакого вина.

– Быть такого не может, – рявкнул кто-то. – Не пудри нам мозги, козел.

– Ты за козла ответишь, – не выдержав, ощерился Афоня. – Сказал же, никто здесь вина никогда не держал и не пил. Здесь жил профессор Гор, отец старого Владетеля, дед нынешнего. Он был трезвенником.

– Куда же девался трезвенник? – поинтересовался предводитель.

– Прилетели на вертолете солдаты Координатора, господина Гора повязали и увезли. Потом убили. Тогда как раз прежний Владетель помер. Остался Адам – в тюрьме. Нас тоже в тюрьме держали.

– Болтаешь много…

– Язык-то укоротить можно…

– Мы ждем, – подвел итог предводитель. – Шевелись. Мы голодны.

– Мне угостить вас нечем, – продолжал упираться Афоня, почуяв, что скоро приступят бить. – Вот придет Юри, принесет голубей, пожарю, а так у меня только лепешка. Пресная. Собрался испечь да выйдет всего одна – последнюю муку подобрал.

– Тогда мы изжарим и сожрем тебя, – возгласил кто-то не в меру веселый.

– Поджарим и с солью… – уточнил другой.

– Так и соли-то нет, – уныло проговорил Афоня.

– Ты, кажется, доигрался, – прорычал предводитель, нахмурившись. – Мы спалим этот паршивый домик.

– Хоть погреемся…

– И тебя заодно с ним…

– Дом-то чем виноват? – возвысил голос Афоня. – Я же говорю, дом принадлежит господину Владетелю, и если вы посмеете его сжечь, вам уж точно будет не сдобровать.

– Ах, вон ты как? – крикнул предводитель. – Мое терпение лопнуло, господа. Ну-ка, пошел на улицу! Полкан! Поди, прихлопни этого идиота.

Поднялся здоровенный детина – Полкан, сграбастал Афоню за шиворот, потащил вон из дома. Афоня терпел, не упирался, и вывернуться не надеялся, не было у него сил, чтобы совладать с такой мощью. К тому же с юности был он приучен к терпению и к тому, что все в этом мире по воле божьей.

Полкан волоком вытащил Афоню во двор, прислонил к стенке. Попятился на несколько шагов, взвел затвор автомата, целя Афоне в живот. Но выстрелить не успел. В недалеких кустах раздался щелчок, детина обмяк, осел и медленно, неохотно повалился на бок. С его виска на лицо весело побежала черная струйка крови.