Уходящие в вечность

Вибке открывает альбом и показывает фотографию, где он изображен сидящим на этом приспособлении. Я бы назвал это чудом техники того времени, так как сразу же вспомнил наших инвалидов войны. Они не только в войну, но даже в конце 1950-х годов разъезжали на самодельных тележках, где вместо колес были обычные шарикоподшипники. Отталкивались они при этом деревянными палками.

– А что было с вашей левой ногой, ведь ее тоже искалечила та злосчастная мина?

– Забили в ногу огромный гвоздь, это было изобретением времен войны. С тех пор у меня всякий раз возникают проблемы, когда прохожу контроль, чтобы сесть в самолет. Приборы тут же начинают звенеть. Пришлось запастись специальным документом, удостоверяющим, что это не оружие, а обыкновенный железный штырь. После излечения моя левая нога была признана здоровой. Потому даже без правой своей конечности я еще некоторое время считался военнообязанным. Видимо, уже сказывался дефицит в солдатах вермахта. Руки были на месте, значит, я мог стрелять даже из инвалидной коляски. Все же летом 1943 года нашлись благоразумные люди: меня признали негодным к военной службе. Вернулся я к себе в деревню, стал слесарничать. В мае 1945 года в Замс пришли англичане. При въезде в деревню их бронетранспортер налетел на мину. Озлобившись, англичане построили всех мужчин независимо от возраста и наставили на нас оружие. Мой вид инвалида на костылях, видимо, несколько отрезвил их, потому расстрел не состоялся. До сих пор некоторые старожилы это вспоминают и говорят, что моя нога, вернее отсутствие ее, спасла им жизнь.

Вибке снова улыбается, вспоминая, как в тыловом госпитале в Травемюнде начальство устроило спортивные соревнования среди инвалидов. Он тогда занял первое место среди прыгунов в длину на одной ноге.

– Мы были тогда счастливы, что уцелели, и не замечали своего увечья, потому что находились в окружении таких же убогих. Мы стали единой семьей со своими горестями и радостями. Правда, сейчас, я все больше задумываюсь, ведь у меня украли жизнь полноценного человека. И ради чего? Возможно, поэтому через 60 лет я вновь поехал по местам боев под Ленинградом. Надо было вновь все прочувствовать и, наверное, уже и подвести итоги. Мне ведь осталось не так уж и много времени провести на этой земле.

– А что вам больше всего запомнилось в этой поездке по местам боев? – интересуюсь я.

– То, что посчастливилось совершенно случайно встретить бывшего русского солдата, который тоже хлебнул лиха на войне. Правда, слава богу, руки и ноги у него были на месте. Он стал после войны художником и теперь как раз оформлял декорацию в музее-диораме «Прорыв блокады Ленинграда» на правом берегу Невы у города Кировска. Когда он узнал, что я воевал здесь, то пригласил спуститься к нему прямо в декоративную траншею, и мы сфотографировались, да еще и руки пожали друг другу. Теперь эта фотография хранится у меня дома на видном месте, как напоминание о войне и о послевоенном мирном времени.

«Маленький Кваст»

В 2004 году немецкий писатель Хассо Стахов обратился ко мне с необычной просьбой. Переиздавался его военный роман «Маленький Кваст». Это была автобиографическая история о солдате немецкой 18-й армии, воевавшем под Ленинградом. Стахов хотел, чтобы предисловие к новому изданию романа написал Даниил Гранин, автор «Блокадной книги», сражавшийся против немцев в народном ополчении у стен Ленинграда.

Просьба эта, признаюсь, поставила меня в тупик. Я сразу же решил, что она несбыточна, в первую очередь потому, что этот роман никогда прежде не издавался на русском языке. В Европе, Америке его хорошо знают с 1980-х годов, именно тогда он вызвал большой международный резонанс своей антивоенной направленностью. Но в Советском Союзе он был невозможен, поскольку автор был из капиталистической Западной Германии и явно не посыпал голову пеплом, описывая боевые действия под Ленинградом, то есть не раскаивался. Книга была направлена против войны, но она одновременно защищала немецкого солдата, ставшего инструментом преступной политики Гитлера. Более того, Стахов заявлял, что выполнял свой солдатский долг до конца: сначала в силу убеждения в правоте приказа, а затем просто потому, что этот приказ никто не отменял. Хотя Советского Союза уже не было почти пятнадцать лет, тем не менее представление о немецких солдатах как о фашистах еще прочно сидело в головах россиян, в первую очередь людей старшего поколения. Для перевода книги Стахова на русский язык время еще не пришло.

Но была и еще одна причина чисто технического характера. Как мог Гранин написать предисловие к книге, которую он не читал, да и прочитать не мог, поскольку не владел в достаточной степени немецким языком?

Я попытался было довести все эти доводы до Хассо Стахова, но тот упорно настаивал на своем. Мнение Даниила Гранина было для него определяющим, потому что он знал и высоко ценил творчество классика современной русской литературы. На рассказ Гранина «Пленные» Стахов ссылался в другой своей книге «Трагедия на Неве».

Возможно, я бы так и не уступил просьбе Стахова, но он сразил меня рассказом о том, как пришел к написанию романа «Маленький Кваст». В 1970-х годах Стахов выступал в одной из вузовских аудиторий Германии. Все шло хорошо до того момента, пока разговор со студентами не коснулся войны. Немецкая молодежь к тому времени была сильно наэлектризована идеей искупления вины за преступления военного поколения. В памяти у всех немцев незабываемым оставался акт покаяния Вилли Брандта в 1970 году перед евреями. Канцлер Германии встал тогда на колени у стен бывшего Варшавского гетто. Многие писатели, такие как Гюнтер Грасс, эту идею покаяния активно подняли на щит в своих произведениях. Поколение отцов стали напрямую называть преступным. Поэтому студенты с ходу задали Стахову вопрос, какого года рождения он был. Стахов ответил: 1924 года. После этого между ним и аудиторией возникла стена враждебности. Не помогали никакие аргументы. Студенты не желали его слушать. Для них он являлся солдатом-нацистом.

Тогда Стахов решил ответить им книгой. Так возник роман «Маленький Кваст». Этот аргумент стал для меня определяющим, поскольку роман я читал и был под большим впечатлением от него.

Даниилу Александровичу звонил я в этот раз без особого на то желания. Почему-то был убежден, что он меня отбреет, сказав, что само по себе предложение нелепое. Но в очередной раз Гранин изумил меня своей непредсказуемостью. Просто сказал: «Приезжайте и расскажите мне об этой книге». Теперь уже Гранин поставил меня в тупик своим предложением. Как можно пересказать книгу за какой-то час? А вдруг я что-то в ней не так понял и навяжу свое ошибочное восприятие известному писателю. Надо было как-то выходить из этой щекотливой ситуации. Решил еще раз перечитать роман уже с карандашом в руке и постараться найти в нем наиболее значимые места. Перевел два интересных эпизода и был готов вручить их Гранину.

Тут необходимо одно отступление. Думаю, со мною согласятся те, кто имел счастье гулять с Даниилом Граниным (именно так я бы хотел определить это чувство). Я специально употребляю слово «гулять», так как именно его особенно вкусно выговаривает Гранин в таких случаях. Это его слово. Для меня такие прогулки с ним – это одновременно наслаждение и мучение. Первое – это радостное чувство от общения с большим человеком. С другой стороны, он буквально выворачивает тебя наизнанку своими вопросами, и ты, сам того не осознавая, раскрываешься перед ним в том аспекте, который ему необходим на данный момент.

В этот раз Гранин прогулял меня до галантерейного магазина в сторону крейсера «Авроры». Петроградская сторона, где он живет уже многие годы, – одно из любимых мест его Петербурга. Большинство из нас ходят по этим улицам, не замечая их очарования. Гранин гуляет с наслаждением, радуясь общению с любимым городом. И это чувство, когда идешь вместе с ним, передается также и тебе. Во всяком случае, со мною так бывало всегда. За те полчаса, что мы шли до магазина то ли за рубашкой, то ли за носками (точно не помню, знаю, что ничего Гранин так и не купил), он терпеливо, не прерывая меня ни словом, выслушал мой рассказ о «Маленьком Квасте». На обратном пути говорил уже он, но на другие темы. С романом было покончено. Прощаясь, перед его домом я передал ему несколько листков с двумя переведенными эпизодами. На том с ним и расстался, так и не получив ответа на просьбу Стахова. Я понимал, что, видимо, мой рассказ не впечатлил Даниила Александровича, поэтому надежда оставалась только на то, что эпизоды заинтересуют его. Вот что в них было.

Эпизод первый.

Однажды после обеда Хаберле отдал распоряжение: «Через час пьянка. Форма одежды – белый смокинг ценителя спиртного».

Это означало, что они должны были вывернуть на грязно-белую сторону свои маскхалаты. Были открыты банки сардин, нарезан хлеб и сало. На стол поставлены персики, вымоченные в водке, а также дьявольский напиток под названием «Яд из дремучего леса».

В качестве гостей был приглашен обер-ефрейтор Михель, «поскольку он образцово научил ефрейтора Кваста стрелять из пулемета МГ-34, и тому удалось подавить пулеметное гнездо русских». Кроме него, был приглашен один из разведчиков второй роты в награду за его донесение о том, что «благодаря разведданным группы перехвата телефонных переговоров уцелело не менее полуроты солдат». Пригласили еще и двух переводчиков. Хассель сам лично разнес и вручил эти приглашения.

Ближе к вечеру все сели за стол. Начало было положено стаканом водки. Затем Хеберле открыл так называемое «слушание Дела». Сначала были распределены роли: Хеберле был судьей, Хассель и Занд – присяжными, Хапф – обвинителем, а Кваст – защитником. Переводчики выступали свидетелями, а гости – публикой. Обвиняемый отсутствовал. Это был русский Иван. Причина его отсутствия была признана уважительной: «вследствие труднопреодолимых условий местности». Его интересы представлял Кваст.

Обвинение гласило: Иван преднамеренно мешает пребыванию на свежем воздухе в летнее время. Он препятствует приему пищи в установленные часы, легкомысленно обращаясь при этом со своим оружием. Он производит бессмысленный шум. Коварно использует дьявольскую силу десятков миллионов большевистских комаров, которые в летнюю пору посягают на самое ценное, что только есть в мире: на немецкую кровь!

Чем больше было выпито, тем бессмысленнее становились изречения, которые во всю силу своих легких выкрикивали представители болотной юстиции. Аргументы Кваста в оправдание действий русских воспринимались обвинителем как государственная измена. Публика и присяжные почти падали со скамеек от смеха и восторга. Хеберле с ревом нападал на Хапфа: «Если вы и дальше будете так неуклюже выдвигать свои обвинения, то я оправдаю Ивана, и мы все пойдем домой!» На это фельдфебель еле разборчиво лепетал: «Это хорошо. Так ли нам нужен этот Ленинград? Давайте спросим честно, что мы вообще забыли в этой России?» Занд наставительно заметил: «Водку!»

Хеберле набросился с упреками на Кваста: «При чем тут Бисмарк? Вы прибегаете к пропагандистским лозунгам в защиту Красной армии, вы комиссар!» А Хассель угрожающе воскликнул: «Что подумает о вас фюрер, товарищ Квастов?» Михель заорал: «Я не вижу никакого фюрера. Кто-нибудь видит здесь фюрера? Я полагаю, что он-то как раз ищет свою, одному ему нужную войну. Но даже в самом дерьмовом месте он не сможет ее отыскать!» Ливен закричал: «Ты хочешь сказать, что он ее потерял? Так ведь получается, если он не может ее найти». На это Михель возразил: «Я? Это сказал ты сам своим языком без костей! Ребята, дайте Ливену что-нибудь выпить, пока глотка у него еще работает!»

Наконец Хеберле вынес решение относительно Ивана: «Наш собрат по болотной жизни приговаривается к запрету на стрельбу. Он должен немедленно представить нам своих телефонисток!» С этими словами Хеберле, качаясь, поднялся, криво нахлобучил на голову пилотку и, пробурчав: «Я скажу ему это сам», вывалился за дверь.

Кваст быстро бросил изумленной пьяной компании: «Так мы его здесь враз потеряем, если вовремя не остановим!» Шатаясь, они вывалились друг за другом наружу. Хеберле взобрался на крышу блиндажа. Теперь он стоял там, выпрямившись, с расставленными руками и собирался начать речь. Хассель и Кваст рванули его за ноги. Как мешок он свалился в проход. С улюлюканьем один за другим они попадали вслед за ним в узкую траншею. И в то же самое время по меньшей мере три пулемета открыли по ним огонь. Икая, Хаберле пробормотал: «Иван нарушил правила игры. Полное бескультурье!»

Эпизод второй.

Перед входом на пост охранения из грязи торчит высокий пень. Раздатчик еды, неотесанный, глуповатый парень бросает на него термос с едой и открывает крышку. На дне лежат порции бутербродов с тонким слоем маргарина, но зато на них положена толщиной в палец бледно-розовая «резиновая» колбаса. Раздатчик кричит: «Можно брать по три порции. Теперь еды хватит на всех».

Кваст чувствует растущую тошноту и ярость. Не потому, что этот парень с таким циничным равнодушием воспринимает потери последних часов. И не из-за того, что эта еда не вызывает у него аппетита.

Но всего лишь в нескольких метрах от пня, раскинув руки, лежит убитый солдат из русской штурмовой роты, которой удалось прорваться до самой железнодорожной насыпи, где она все-таки была остановлена убийственным огнем оборонявшихся немецких солдат. Гренадеры обороняли насыпь, ведя огонь из замаскированных амбразур, устроенных в лесных укрытиях.

Кваст медленно отодвигает в сторону кусок «резиновой» колбасы и в оцепенении смотрит на русского. Перед ним лежит юноша с прекрасным утонченным профилем. Светлые густые волосы покрыты запекшейся кровью. Тонкий нос кажется прозрачным. Пустые глаза направлены на розовато-синее вечернее небо, по которому медленно плывут белые облака, напоминающие своими очертаниями корабли. Узкие детские пальчики все еще судорожно охватывают винтовку с грубо обтесанным прикладом. Жук осторожно, на ощупь, пробирается через бледно-желтую ушную раковину. Верхняя губа немного приподнята. Квасту кажется, что он ощущает то упоение, которое испытывал юноша в момент броска через насыпь. Гордость от чувства, что он первым прорвется к немецким позициям. Ужас в тот момент, когда он внезапно осознал, что вместе с другими своими товарищами попадет под перекрестный огонь. В последний миг понимание предстоящей смерти.

Кваст видит себя самого, лежащего там. Он думает: русский выглядит как любой из моих одноклассников, так, будто я вместе с ним ходил в школу, и мы вместе играли в футбол. Кроме военной формы, нас ничего больше не отличает.

Русских называют недочеловеками. «Те, кто сейчас сидят в Германии, не имеют об этом ни малейшего представления», – продолжает размышлять Кваст. Его охватывает горечь, к которой примешивается злость. И когда он, стиснув зубы, идет к себе в блиндаж и молча садится у стены, то не может избавиться от мучительного вопроса: а правильно ли он все оценивает? Погибший русский юноша ему намного ближе, чем такое дерьмо, как полковник Гайершнабель, обер-лейтенант Эльберг, штабс-вахтмейстер Шак или гауптвахтмейстер Бригель.

Граница понимания всего этого находится не на переднем крае боевых действий. Реальная граница проходит совсем в другом месте.

Через несколько дней раздался телефонный звонок. Гранин, как всегда, был конкретен: «Приезжайте, я подготовил предисловие». По своей военной привычке ехал я на эту встречу подготовленным. Взял с собой не только бумагу для записи, но и диктофон. Как оказалось, не зря. Даниил Александрович сразу же приступил к делу. Никакого текста не было. Гранин просто размышлял вслух.

По существу, он вел беседу, но не со мной, а со Стаховым. Это был их разговор, в котором мне была отведена роль стенографиста и переводчика. Вот что сказал солдат Второй мировой войны своему бывшему недругу и сегодняшнему соратнику-гуманисту по писательскому ремеслу:

«Воспоминаний немецких солдат о Второй мировой войне написано множество. Среди них есть книги и тех, кто участвовал в блокаде Ленинграда: кто стрелял по городу и кто бомбил его в течение 1941–1944 годов.

Книга Хассо Г. Стахова «Маленький Кваст» была для меня особенно интересной, потому что он воевал примерно на том же участке фронта, что и я, но с другой стороны.

Но не это главное. Признаюсь, что я и до Стахова встречал и в литературе, да и в жизни немцев, которые стояли напротив наших позиций, стреляли в нас так же, как и мы в них.

Книга Стахова была для меня замечательной не просто этим совпадением. Пожалуй, впервые я столкнулся с тем, что немецкий солдат, который был для меня мишенью, всего лишь врагом, оказался к тому же и человеком. Он размышляет, старается понять, что это за война, зачем она нужна, в том числе и лично ему. Там, на той стороне, тоже смеются, отпускают шутки по поводу Ивана, как и мы шутили по поводу Фрица. Мерзнут до обморожений, пишут письма, ждут их от родных и близких.

Чем дальше читаешь, тем больше это сходство завораживает. Сейчас, спустя 60 лет после той войны, может быть, это открытие покажется не столь уже большим откровением. Но в нашей советской и постсоветской литературе мы никогда не пытались увидеть в немецком солдате человеческое существо, столь схожее с нами. Те же чувства, те же невзгоды и ту же страдающую плоть.

Может быть, еще лет тридцать назад я бы не воспринял подобный рассказ так, как воспринимаю сегодня. Это не примирение, это, скорее, понимание. И еще это узнавание. Через героя книги я вспоминаю и себя, узнаю и свои фронтовые будни.

Отчасти, конечно, чудо, что мы оба, рядовые солдаты, выжили, уцелели в этой мясорубке.

Именно солдатское мировосприятие той войны под Ленинградом для меня особенно важно. Рядовой солдат, такой же, как и я, зачастую вынужденный служить лишь пушечным мясом, – это сходство особенно удивляет. Конечно, при всей непримиримости, во всяком случае моей, к тем оккупантам, которые обрекали Ленинград на голодную смерть.

Оказывается, у немецких солдат были жены, матери, была любовь, тоска. Там были не только нацисты. Там были жертвы. Они погибали так же, как умирали мои однополчане, так же в ужасе прижимались к земле во время артиллерийских обстрелов. Пусть к чужой земле, но ища у нее защиты.

Стахов был добровольцем, так же как и я. У нас была разная идеология. Но если бы нас обоих убило, наши кости одинаково гнили бы под Ленинградом.

Наверное, наш страх и ужас перед летящим снарядом был тоже одинаков.

Я думаю, что такие книги, как «Маленький Кваст», нужны и сегодня. В них дорого общечеловеческое начало. И тот давний вывод, который никак не может усвоить человечество: захватнические войны – бессмысленны».

В 2005 году роман «Маленький Кваст» вновь появился на прилавках книжных магазинов Германии. На этот раз с предисловием русского писателя-фронтовика. Может быть, со временем он будет полностью переведен и издан на русском языке. Этого бы очень хотелось.