Конюшенная площадь, дом 1

Женщин на Конюшне было немного, но они были. Вот три из них, которые мне особенно запомнились.

№1

Наташка – женщина-гренадер, работает электриком (освещение, проводка, выключатели, розетки). Каждый раз, когда она появляется в электроцехе, Клён приходит в возбуждение:

– Михалыч! (это он мне) – Наташка электричества не боится! Прикинь, она может два пальца в розетку засунуть – и ничего. Можешь, Наташка?

Наташка приостанавливает осмотр электропроводки, не спеша, величаво, как баржа на Неве, разворачивается к Клёну, который много ниже ее ростом, и не спеша ответствует: "Могу".

Тогда Клён выступает с традиционным предложением:

– Наташка! А можно тебя за титьку подержать?

Наташка равнодушно-снисходительно позволяет: "Ну, подержись".

Клён широко растопыривает пальцы правой руки и осторожно охватывает ими один из гигантских бугров большой Наташкиной груди.

Затянувшуюся паузу Наташка нарушает вопросом: "Ну?!".

Клён под впечатлением. Опустив голову, он быстро отходит, бесконечно повторяя: "Добро-добро-добро!..".

№2

Женщина-бухгалтер (она же выдаёт зарплату) – круглая, приземистая, толстые стекла очков, по любому поводу на всех кричит. Мне она показалась чем-то похожей на черепаху-Тортиллу, но только злую. Клёну это сравнение понравилось: "Ага, Тортилла, ага-ага-ага!".

Летняя жара. Вхожу в расчетный отдел – слева у стены, где обшарпанная раковина, стоит одетая лишь сверху Тортилла. Она закинула правую ногу на кран, благодаря этой позе ей удается продемонстрировать максимум из возможного продемонстрировать.

Увидев меня, она орёт, как ненормальная (не прекращая при этом подмываться). Я испуганно ретируюсь, впервые слыша во след, как Тортилла хохочет.

№3

Следующая по коридору комната, после нашей – инструментальный склад. Там командует женщина, которая явно не равнодушна к Клёну, поэтому у каждого из нас теперь по новому комплекту гаечных ключей.

Под Новый год, хозяйка склада пригласила автоэлектриков к себе, где мы культурно посидели. Не забуду ёлочку на праздничном столе: из украшений на ёлочных ветках были только кусочки ваты и впечатляющее число "бескозырок" – металлических крышек от "Московской водки".

Признаюсь, мы на эту ёлочку тоже добавили украшений.

19. Ремонт на Конюшенной площади

Развитой социализм привёл к дефициту всего, в том числе, и к дефициту услуг. Это сейчас на каждом углу шиномонтаж или станция техобслуживания. Раньше такого не было, зато среди состоятельных строителей коммунизма престижно было иметь своего мастера – телемастера, мастера в парикмахерской, в ателье и, конечно, своего автомеханика.

Простолюдины, имевшие автомобили, свой выходной проводили в гараже или под машиной (кстати, женщин за рулём практически не было). Они старались выписать один из самых дефицитных журналов в СССР – "За рулём" (подписку на работе тянули по жребию, счастливчик в нагрузку должен был еще выписать "Правду" или "Ленинградскую правду"). Поиск деталей к машинам был одним из увлекательнейших видов досуга автолюбителей (знающие люди говорили, что выгоднее всего покупать "Волгу", потому что детали для неё можно найти в любом таксопарке).

_____

Маленький штрих: в советское время, если водитель выходил из автомобиля, то обязательно забирал с собой щётки стеклоочистителя и приёмник / автомагнитолу.

_____

Парадоксально, но факт: из-за существующего дефицита старые автомобили не только не дешевели, но и год от года дорожали. Партия торжественно провозгласила: "Экономика должна быть экономной", поэтому вещи не выбрасывались на помойку, как сейчас – их до бесконечности ремонтировали. Для мелкого ремонта своей машины клиент, например, приезжал на Конюшенную площадь, заранее договорившись со знакомым автослесарем. В обеденный перерыв работяги выходили к машинам и успевали что-то починить прямо здесь.

У моих родственников случилась какая-то беда с их "Жигулями". И зная теперешнее моё место работы, они попросили помочь. В обеденный перерыв, мы с Клёном вышли на площадь – оказалось, хозяин машины пытался снять колесо, но сорвал головку одного из крепящих болтов, и теперь в техобслуживании снимать это колесо отказывались.

Клён присел у колеса, посмотрел, потрогал застрявший, срезанный заподлицо, обломок болта. Для меня было загадкой, как же он будет решать эту задачу (ну, не высверливать же несчастный обломок?!).

Мне Клён приказал смочить какую-нибудь тряпку керосином и приложить её к остатку болта: "Пусть покиснет". А сам взял, кажется, старое свёрлышко, остро, как шило, заточил его на круге, взял молоток и пошёл к машине.

Потом, стоя на коленях перед колесом и упираясь остриём самопального кернышка сбоку в край обломившегося болта, Клён стал осторожно бить молотком по этому кернышку, через небольшие промежутки обходя подобным образом обломок по кругу. И, о чудо! обломок сдвинулся и под ударами молотка стал потихоньку, миллиметр за миллиметром, поворачиваться. Через несколько минут обломок болта был вывернут.

– И это всё?.. – разочарованно спросил мой хорошо обеспеченный родственник. – Сколько я Вам должен?

– Ничего, – не моргнув глазом отвечал Клён.

– Ну, тогда большое спасибо.

Родственник сел и уехал, а меня окатила волна "испанского стыда", я долго извинялся перед Клёном. Потом сбегал в магазин, купил бутылку вина, и это был единственный случай, когда я угощал Клёна.

20. Место позитива

Удивительно, но в этой "неволе" на Конюшне я впервые почувствовал себя свободным человеком, равным другим! В рабочей среде перестаёшь быть человеком второго сорта; здесь нет интриг за твоей спиной, здесь до предела простая, понятная жизнь.

Конечно, меня ни на минуту не отпускала боль от совершённой глупости (от преступления, если кому-то так больше нравится), от удара, нанесённого мною близким людям, осознание, что никогда я уже не буду работать в привычной мне среде какого-нибудь "почтового ящика".

Однако уныние постоянно вытеснялось смехом, я в жизни так много не смеялся, как на Конюшне.

К нам в электроцех стремился забежать каждый, чтобы зарядиться оптимизмом, рассказать или услышать анекдот, похохотать, а если повезет, то и налететь на стакан.

Вот я возвращаюсь с машины, в цехе дым столбом: народ толпится, разливают, закусывают фирменными солёными хлебцами. Клён правит бал, его только и слышно:

– Как скорость больше 60, руль начинает перегреваться. И токи Фуко по кабине бегают, аж глаза ест. А откроешь окно – холодно. Откуда они берутся, чёрт его знает: может, из генератора, а может, из трамблёра. (Это классика репертуара Клёна)

Потом Серёга не выдерживает и начинает первым ржать, повторяя: "Ага, токи Фуко! Токи Фуко!..".

Потом ко мне (показывая на стакан):

– Михалыч, будешь? Тяни!

Я отнекиваюсь.

Клён (традиционно с глубоким недопониманием и обидой):

– Ты что – заболел? (бутылка зависает в вытянутой руке).

Неожиданно на пороге появляется водитель.

Одет он экстравагантно, как одеваются многие водители, приезжающие на ремонт: тельняшка, поверх неё бывший когда-то белым халат. (Особой популярностью у водителей пользуется женская одежда: халатики с рукавами по локоть, старые пальтецо, шляпки – всё это с прорехами, промасленное)

Водителя первым встречает зашедший к нам Дима – новый клёпала, его приняли на место Серёги, который освободился.