Одесское артиллерийское. 1913-2018. Исторический очерк

От батарейцев мы узнали, что, отступая через город с севера, они услышали сильную перестрелку в порту и их командир, сделав из предосторожности большой крюк вправо, по Польскому спуску беспрепятственно добрался до порта и, как оказалось, в самый нужный момент.

Об общей обстановке мы узнали, что красные (по всей вероятности, партизаны атамана Григорьева, в чем не ручаюсь!) заняли Пересыпь и северовосточную часть Одессы, а главное – «Одессу-Товарную» и путь отступления на Одессу отрезан. Удалось проскочить в Одессу только лишь некоторым небольшим частям.

Ну, а что же кадетский корпус? До сих пор его в порту не было. Оказалось, что только утром он двинулся из своего помещения. Почему это не было сделано вовремя?

Во всяком случае положение в порту было восстановлено. Красные больше не мешали эвакуации. Иногда только начиналась перестрелка по Приморской улице, в направлении Арбузной гавани.

Около 3 часов дня неожиданно для всех был получен приказ – немедленно оставить занятую линию, отходить в порт и спешно грузиться… Утверждают, что на этом настояли англичане, которые, не желая вмешиваться в назревающий новый бой, так как наступление красных должно было неминуемо повториться, послали в порт свой крейсер и два миноносца не для поддержки нас в бою, а для погрузки училища и других отступающих боевых частей и кадетского корпуса.

Не зная общей обстановки и не понимая смысла такого спешного отступления, юнкера двинулись к молу. Красные сначала не преследовали отходящих, но, сообразив в чем дело, заняли позиции над портом и открыли сильный беспорядочный огонь, не причинявший, к счастью, никакого вреда, но опять вызвавший панику среди беженцев. Все с ужасом бросились к немногим остававшимся еще в порту пароходам. Приходилось наблюдать душераздирающие сцены отчаяния людей, не попавших на суда.

Юнкера постепенно оставили заставы и сосредоточились за складами своей первоначальной базы. Отступая, они с горечью смотрели на приведенные в негодность прислугой, одиноко брошенные две пушки, только что так лихо действовавшие против красных…

От пакгаузов приказано было постепенно двинуться к крейсеру, находившемуся вне сферы ружейного огня красных. Английский кордон пропускал на крейсер только исключительно юнкеров, различая их по красному с золотой обшивкой погону. Первоначально пытались отнимать у юнкеров винтовки, но потом ограничились только тем, что забирали штыки(!) и… вещевые мешки, бросая их тут же в воду.

Когда последние юнкера грузились на крейсер, стрельба на нашем фланге (быв. 3-я застава) приняла интенсивный характер, и мы увидели бежавших в направлении крейсера наших кадет! Их было всего около полуроты, увлекаемых доблестным командиром 1-й роты полковником Самоцветом. А произошло следующее: только утром 25 января директор корпуса отдал приказ двинуться в порт, но когда корпус подошел к порту, было уже поздно, путь был перерезан красными! Полковнику Самоцветову с полуротой удалось все же прорваться в порт по Ланжероновскому спуску, а полковник Бернацкий, видя безвыходность положения, решил отступать на Румынию. Из описаний этого отступления кадетами, его участниками, мы уже знаем, что румыны не пропустили корпус через Днестр. Части кадет 1-й и 2-й рот, после жестокого боя под деревней Кандель, понеся потери убитыми и ранеными, удалось прорваться через красное кольцо и присоединиться к отряду ген. Бредова. Директор же корпуса с несколькими офицерами и двумя младшими ротами был принужден сдаться в плен красным. Все они были уведены в Одессу и дальнейшая судьба их неизвестна.

Забрав на борт юнкеров и кадет, крейсер вместе с другими судами вышел в море. Выйдя в море, крейсер перегрузил нас на небольшой транспорт «Николай», пришедший в Одессу из Константинополя. Море сильно волновалось, начинало уже темнеть. Наш транспорт взял курс на Севастополь.

В это время стоявший на горизонте английский флот неожиданно открыл ураганный огонь по пустынному берегу в направлении лиманов. Куда он стрелял, кого он там в темноте видел? Мы решили, что стреляют они просто "в небо", чтобы потом сообщить куда следует, что эвакуация происходила под прикрытием английского флота…

Груз нашего транспорта состоял из большого количества галет и банок консервированного молока и шоколада, которые и явились пищей юнкеров в двухдневной дороге. Следствием такого питания было большое количество желудочных заболеваний среди юнкеров и у некоторых – в серьезной даже степени.

На вторые сутки, к вечеру 27 января, "Николай" выгрузил юнкеров у Севастопольской Южной пристани. В портовых магазинах немедленно была оборудована "база № 1", где поместился штаб училища и временный санитарный пункт для заболевших юнкеров.

Ночь мы провели в каких-то складах, но некоторым из нас удалось воспользоваться гостеприимством жителей ближайших к порту домов, которые за это были щедро вознаграждены консервированным молоком, ставшим нам ненавистным.

По прибытии в Севастополь училище поступило в распоряжение командующего войсками в Крыму генерала Слащева. Уже на следующее утро в порт был подан эшелон и, погрузившись, училище двинулось в направлении Джанкоя».

Часть офицеров административной части приступили к созданию училищной базы на южной стороне Севастопольской бухты, а основной состав училища на следующий день после прибытия эшелонами был направлен в действующую армию на север Крыма. На железнодорожной станции Джанкой была создана вторая временная база училища.

Уже находясь в Крыму, генерал А.А. Нилус подал в отставку и временно исполняющим обязанности начальника училища был назначен его помощник -командир дивизиона полковник Н.А. Казьмин (Козьмин).

Офицеры и юнкера училища побатарейно были приданы частям 13-й и 34-й пехотных дивизий 3-го армейского корпуса под командованием генерал-майора Я.А. Слащева (служил прообразом генерала Хлудова в кинофильме «Бег») который лично, перед отправкой на передовую, посетил юнкеров. В училище были назначены два новых командира батарей: 1-й полковник В.С. Хаборский и 2-й полковник Р.И. Грибовский. Бывший командир 1-й батареи капитан В.П. Краев-ский был назначен в эту же батарею старшим офицером, а старшим офицером 2-й батареи назначен полковник Корытин. Капитан В.Н. Мамушин был назначен начальником училищной базы № 2, расположившейся в Джанкое.

Не зная назначения этих баз, юнкера сочинили шутливую песенку, в которой пелось: «Как яркими алмазами, дорожку нашу, знай, украсили мы базами многострадальный край!» (на мотив «Садко»).

В середине февраля 1-я училищная батарея была направлена на оборонительные позиции Перекопского участка, 2-я батарея была направлена на Сивашский участок (ст. Таганаш).

Через несколько дней 1-я батарея походным порядком, через с. Воинка, прибыла к месту назначения в Карпову Балку и вошла в состав 1-го дивизиона 34-ой артиллерийской бригады, получив три трехдюймовых орудия.

Вся артиллерия участка Карповой Балки подчинялась командиру 1-го дивизиона 34-й артиллерийской бригады полковнику Пастернаку, который имел в своем распоряжении: на правом фланге, у Сиваша, чешскую батарею из двух пушек (происхождение этой батареи не ясно: как будто бы она была создана и оборудована чешскими колонистами. Тем не менее, батарея эта была неплохо экипирована, имея на вооружении две новенькие пушки. Личный состав батареи был одет в синие полушубки с каракулевыми воротниками и синие же бриджи и обуты – к зависти юнкеров Сергиевского училища – все в высокие сапоги); в центре участка – три пушки 34-й артиллерийской бригады, и на левом фланге – три пушки юнкеров-сергиевцев, причем самая левофланговая, капитана Олехновича, находилась в версте от нас, на берегу большого озера.

Таким образом, на приблизительно 10-верстном фронте полковник Пастернак располагал восемью орудиями.

Принятые юнкерами-сергиевцами орудия были старые, но в хорошем еще состоянии. Конский состав был также хорош, но особенно выделялись коренные 1-го орудия, два громадных гунтера, которые всегда выручали всю батарею, когда нужно было вытаскивать из грязи пушки или зарядные ящики. Ездовым этого уноса был юнкер Гавриил Буряк, которому эти богатырские кони и были обязаны своим блестящим состоянием.

Юнкера были назначены номерами при орудиях, ездовыми, телефонистами и пулеметчиками. Но почти половина батареи оставалась «без места», и из этих юнкеров было создано так называемое «прикрытие», по образцу пехотного подразделения.

«На фронте было затишье, – вспоминал бывший юнкер В. Дюкин 2-й. – Жили мы очень скучно, в маленьких избах, еда была очень скромная: большей частью – знаменитая "камса" и перловая крупа, прозванная "шрапнелью". Среди юнкеров было много заболеваний тифом.

В конце февраля стали поступать сообщения о накоплении сил противника на Юшунском и нашем участках фронта и, наконец, 27, кажется, февраля на рассвете началось новое наступление красных.

Решив использовать элемент неожиданности, они еще в темноте бросились в атаку. Пехота наша встретила их огнем. Впереди нас закипел бой, наши орудия и "прикрытие" были наготове. Первой заговорила пушка капитана Олехновича и за ней вступила в бой и вся наша артиллерия. Когда уже совершенно рассвело, первая атака красных была отбита, но со стороны Юшуни слышалась непрерывная канонада.

Через несколько часов, поддержанные слабым артиллерийским огнем (видимо, у них было мало орудий), красные снова перешли в атаку, пользуясь густым туманом, но совместными действиями пехоты и артиллерии и эта атака была отбита и красные отошли на исходные позиции.

Когда мы уже собирались праздновать победу, было получено сообщение, что главный, юшунский участок фронта прорван красными и нам было приказано сняться с позиции и отходить в направлении на Воинку, чтобы не оказаться отрезанными противником.

Обождав пушку капитана Олехновича, мы двинулись. Из-за невылазной грязи, болот и гатей, пересекающих дорогу, отступление шло медленно и тяжело.

У одной большой гати застряли почти что окончательно. Вот тут то и поработали гунтера-коренники 1-го орудия, которых впрягали, поочередно, в другие орудия и ящики. В стороне медленно тонули засасываемые грязью повозки и какая-то несчастная лошадь, которой никак уже нельзя было оказать помощи.

Красные пытались помешать нашему отступлению огнем двух пушек, которые по ошибке били по небольшому хуторку вправо от нас. Юнкера шутили, говоря, что командир красной батареи был "наш", так как определенно не хотел в нас попадать (может быть так оно и было на самом деле?).

Пройдя верст десять, мы остановились у одного большого хутора. Здесь был получен грозный приказ генерала Слащева: немедленно перейти в контрнаступление и остановить красных. Прибыли подкрепления, – эскадрон гусар, не помню уже, какого полка, и горсточка пехоты; главные же резервы были брошены на Юшунь.

По приказу полковника Пастернака все имеющиеся налицо восемь орудий выстроились в одну линию, позади пехоты, имея то же самое расположение, что и раньше: на правом фланге чешскую батарею, потом пушки 34-й бригады – в центре и нашу – на левом фланге. Сам полковник Пастернак устроился на наблюдательном пункте, на стоге сена.

Не помню уже, сколько времени тянулось томительное ожидание. Вдруг впереди раздался бешеный ружейный и пулеметный огонь, это наши встретили наступающие цепи красных. Сразу же вступили в бой и наши пушки. Сначала стреляли по-орудийно и повзводно. Прицел все уменьшался. С наблюдательного пункта вдруг пришла команда "Беглый огонь!" и все восемь орудий заработали так, как будто хотели перегнать друг друга, только успевали подавать снаряды…

Вдруг телефонист на батарее крикнул: "Красные бегут!" Огонь впереди еще как будто бы усилился, и оттуда донеслось "ура!". Все наши пешие и конные части бросились в контратаку. Прицел стрелявших орудий стал быстро увеличиваться… Через несколько минут чешская батарея помчалась вперед, за нею – пушки 34-й бригады и, наконец, наша батарея. Так, поочередно меняя позиции, мы преследовали нашим огнем спешно уходивших красных. К вечеру подошли к знакомой уже нам злополучной гати и разбитому хуторку и там заночевали, прямо на позициях.

Утром мы вошли в Карпову Балку. Узнали, что красные разбиты также и у Юшуни и положение восстановлено, но что наше контрнаступление продолжается. После короткого отдыха мы двинулись на Армянск и Перекоп, уже взятые с налета нашими частями юшуньского участка.

Ночевали в Армянске. Продолжая наступление, наши части, поддержанные свежей донской конницей генерала Морозова, вышли за Перекопский Вал, но здесь встретили сильное сопротивление красных, организовавших оборонительную линию у села Первоконстантиновка в камышах, вдоль широкой гати. Необходимо было их оттуда выбить и для этого туда были направлены спешным порядком наши 1-е и 2-е орудия под командой капитана Лукъянского с задачей облегчить пехоте переправу через гать. Здесь и произошло лихое и красивое артиллерийское дело: подойдя по широкой и большой балке как можно ближе к противнику, обе пушки выскочили из балки и, проскакав на карьере довольно большое промерзшее поле и снявшись с передком прямо перед гатью, открыли беглый огонь прямой наводкой по засевшим в камышах красным.

Те сейчас же, конечно, ответили сильным, но беспорядочным ружейным и пулеметным огнем, к которому вскоре присоединилась и красная артиллерия: первый же снаряд угодил как раз между 1-м орудием и отъезжавшим передком, не нанеся, к счастью, никаких потерь ни прислуге, ни лошадям. Юнкера и тут опять шутили, что командир красной батареи был тот же "свой", так как следующие снаряды просто не хотели ложиться на наши пушки, а рвались где-то вправо, влево, спереди или сзади…

Капитан Лукьянский, не обращая внимания на пули, стоял во весь рост на правом фланге орудий и подавал команды, а наши лихие и опытные наводчики били противника, что называется, в лоб. Я был в расчете 1-го орудия и отчетливо слышал, как пули щелкали, попадая в орудийный щит…

Огонь наших пушек был настолько меток и быстр, что противник не выдержал и начал покидать камыши; в этот момент поднялась наша пехота, беспрепятственно перешла гать и ворвалась в Первоконстантиновку. И здесь наши орудия поддержали пехоту, сопровождая отступающих красных беглым огнем. Закончила бой конница генерала Морозова, которая, обойдя противника слева, к вечеру загнала красных в Сиваш, а на следующее утро уничтожила 2500 красноармейцев, захватив при этом два орудия (наверное, те самые, что стреляли по нам!).

Так закончился славный бой под Первоконстантиновкой, за который наша батарея была представлена к 20 георгиевским крестам.

Наступление красных опять потерпело неудачу, и бои прекратились. Нас отвели в Карпову Балку. В марте мы передали наши орудия пришедшим нам на смену частям корпуса генерала Кутепова.

Из Карповой Балки мы перешли в село Солдатское, где встретили праздник Пасхи, потом долго стояли в немецкой колонии Люстиг и, наконец, получили распоряжение направиться в Севастополь в состав гарнизона Севастопольской крепости и для продолжения прерванных занятий. В Джанкое встретились с нашей 2-й батареей, которая, оказывается, не отстала от нашей и за бой под Таганашем и Чонгаром также заслужила 20 георгиевских крестов. Подробностей о действиях 2-ой батареи не помню, вспоминаю только, что юнкера превозносили своего командира батареи, полковника Грибовского, старшего офицера, полковника Корытина, и капитана Шуневича, любимца юнкеров, про которого пели: "И с видом королевича на бой, кровавый бой, фигура шла Шуневича, ведя нас за собой"».

Таким образом, по результатам боев 20 юнкеров «Перекопского» участка и 20 юнкеров «Сивашского» участка были представлены к награждению орденом Святого Георгия («Георгиевский крест»), что само по себе является необычным и впечатляющим.

Весной активная фаза боев прекратилась, после чего юнкера и офицеры были возвращены в Севастополь для продолжения обучения. Училище разместилось на северной стороне Севастополя в казармах Константиновской батареи. Усилиями оставшихся в Севастополе офицеров оно было относительно хорошо благоустроено. Учебный процесс продолжился и осенью планировалось присвоить офицерские звания юнкерам старшего курса. В июле главнокомандующий генерал П.Н. Врангель провел смотр училища, во время которого представленным к награде юнкерам вручил Георгиевские кресты IV степени. Наводчику орудия юнкеру Готовец, как уже ранее награжденному Георгиевскими крестами IV и III степенями, был вручен Георгиевский крест II степени. Тогда же полковнику Н.А. Казьмину был присвоено звание – генерал-майор. Осенью был начат набор на 14-й курс. В октябре юнкера выпускники приступили к экзаменационным практическим артиллерийским стрельбам на полигоне вблизи села Бельбек, однако закончить стрельбы не удалось – Крымский фронт был прорван войсками Красной Армии.

В первых числах ноября 1920 года началась эвакуация Белой армии из Севастополя. Сергиевское артиллерийское училище было передислоцировано на транспорт «Рион». Часть юнкеров-сергиевцев, совместно с юнкерами Алексеевского военного училища и Донского атаманского училища, под объеденным командованием генерала Скалона, прикрывали эвакуацию, держа оборону на северной стороне Севастополя по старой оборонительной линии, которую занимала Русская армия еще в период Крымской войны. Другая часть юнкеров и офицеров несла охранную и караульную службу в самом городе.

В середине 1920 года Добровольческая армия была переименована в Русскую армию, но авторы, чтобы избежать путаницы и недоразумений будут продолжать ее именовать Белой армией.

3 ноября юнкера и офицеры училища, одни из последних подразделений Белой армии, были посажены на транспорты «Рион» и «Херсонес» и эвакуированы из Крыма в Турцию. Перед посадкой на транспорт юнкера и офицеры училища принимали участия в знаменитом последнем построении и параде частей Белой армии на Нахимовской площади у Графской пристани, когда главнокомандующий вооруженными силами юга России барон П.Н. Врангель произнес речь-прощание с русской землей. «Дальнейшие наши пути полны неизвестности», – говорил П.Н. Врангель в последнем своем приказе в Крыму.