Крыса в платье

Как только мы расселись, водитель выжал газ, и машина, взвизгнув колесами по асфальту, рванула вперед. От нечего делать я начал разглядывать внутренности автомобиля. Внутренности были на высоте. В такую машину садишься и сразу понимаешь – дорого. Дорогим было все: и кожаная обивка, и тысячи непонятных кнопок на подлокотниках. Даже огромное зеркало заднего вида смотрело на нас, подчеркивая свою запредельную стоимость. Если бы мне не было наплевать на все, я бы, наверное, почувствовал бы себя очень неуютно.

Едва мы выехали со двора, как тут же свернули в соседний. Я и так достаточно плохо ориентируюсь на местности – неоднократно доказывал это тем, что умудрялся заблудиться в четырех домах – а тут уж и подавно. Уже через несколько минут я перестал понимать, где мы едем. Иван гнал машину на каких-то невообразимых скоростях, и мне постоянно казалось, что мы вот-вот врежемся в забор или въедем в стену дома. Но он как-то умудрялся так ловко вывернуть руль в последний момент, что машина изящно входила в поворот и летела дальше.

– Итак, господа, Дмитрий Иванович повернулся к нам. – И сударыня, конечно же. Мы уже скоро подъедем к перевалочному пункту. Перевалочным его можно назвать хотя бы потому, что дальше вы пойдете уже без меня. Рекомендую быть крайне осторожными. Человек, к которому я вас посылаю, очень, повторяю, очень опасен. Не стоит покупаться на его показное дружелюбие или вспоминать – Скайльд, это относится в основном к вам – какие-то общие темы. Он с удовольствием вас выслушает, поддержит разговор, посмеется, а потом, когда вы отвернетесь, с той же улыбкой воткнет вам нож в спину. Будьте предельно бдительно. Циничны. Не верьте никому. Если кто-то скажет вам, что он ваш друг – значит, все ровно наоборот.

Мы безразлично покачали головами. Быть бдительными? Хорошо, давайте будем бдительными. До того момента, когда скажут быть не бдительными, а наивными. Тогда станем наивными.

Иван в очередной раз выкрутил руль, и автомобиль, начертив на асфальте две черные полосы, вылетел из очередного дворика на проспект. Мы тут же пристроились в общий поток машин, и уже через пару секунд нашего водителя можно было заподозрить разве что в излишней медлительности на дороге и чересчур дотошному соблюдению правил дорожного движения.

Мы неспешно доехали до дома Ленина. Тут же, как по волшебству (а может и в самом деле, по волшебству) перед нами освободилось свободное парковочное место. Аккуратно вогнав туда машину, Иван заглушил двигатель.

– Пора, – сказал Дмитрий Иванович и вышел на улицу. Осторожно, чтоб не коснуться припаркованной рядом Тойоты, он прошел на тротуар. Мы полезли следом. Дождавшись, когда мы все соберемся вместе, Дмитрий Иванович полез в карман. Оттуда он извлек плотно запечатанный конверт с какими-то иероглифами на нем. Иероглифы представляли собой странную смесь японской катаканы и скандинавских рун. Пакет он протянул мне.

– Это как раз то самое послание, Юрий. Будьте с ним, пожалуйста, аккуратны. И вручите его лично в руки тому человеку. Кстати, я так и не назвал его. Запомните, сам он себя называет Талипедес. О настоящем его имени я подозреваю, но это только мои догадки. Вам они ни к чему. Опять же я еще не смог доподлинно узнать, прав я или нет. Он очень скрытный, этот Талипедес, – последнюю фразу Дмитрий Иванович сказал, по-моему, даже не мне, а себе самому.

Я взял конверт. Остальные стояли, меланхолично глядя на дорогу. Дмитрий Иванович оглядел нас, усмехнулся и скомандовал:

– Пошли!

И мы покорно поплелись за ним под землю.

Подземный переход на Доме Ленина всегда вызывал мой живой интерес. По нему вполне можно было побродить, если у тебя внезапно образовался свободный час времени, и ты не знаешь, чем себя занять. Располагался он под перекрестком, имел немалую протяженность и, если специально не смотреть на указатели, мог вывести тебя на поверхность в совершенно неожиданном месте. Вдоль обеих стен располагались бесконечные киоски с абсолютно восхитительной ерундой. Здесь можно было увидеть «настоящую итальянскую сумочку» за полторы тысячи или найти серебряную серьгу в виде листа конопли, вписанного в солнцеворот. Всевозможные сувениры, украшения, подарки, статуэтки – все здесь было представлено в нереальном ассортименте. Причем было непонятно, как эти киоски выживают, потому что если начинаешь присматриваться, то становится ясно, что покупают в них хоть что-нибудь крайне редко. Но вот на удивление не закрываются и процветают.

Спустившись, мы прошли по одному из коридоров перехода, свернули в центре налево и остановились у какой-то витрины, за которой в изобилии разлеглись плетенные из бисера украшения.

– Вот тут, – кивнул Дмитрий Иванович и чуть слышно постучал по стеклу. Немедленно открылась дверь, из-за которой высунулась очередная рыжая голова. «Специально он их подбирает что ли…» – мелькнула у меня мысль. Голова закивала, заулыбалась и юркнула обратно.

– Пошли! – снова сказал Дмитрий Иванович, и мы начали заходить внутрь, даже не успев задуматься, как это мы все поместимся в крохотной комнатенке.

Решение оказалось достаточно простым. Рыжий продавец толкнул один из стендов у стены, и тот, неожиданно оказавшись дверью, распахнулся внутрь. За импровизированной дверью оказался коридор, отдаленно напоминающий рабочие коридоры метрополитена. Небрежно оштукатуренные стены, тусклые лампы под потолком, выхватывающие из темноты небольшие круги. Дмитрий Иванович уверенно зашагал вперед. За ним шел Вечный, потом Хан. Мы с Нэйрой сначала старались идти друг рядом с другом, но это оказалось ужасно неудобно ввиду недостатка места, и я сместился назад. Дверь позади нас закрылась настолько бесшумно, что я даже не сразу понял, что мы оказались заперты. Просто в определенный момент осознал, что больше не слышу гомона толпы, обычного для перехода.

Шли мы около получаса. Коридор постоянно сворачивал то в одну, то в другую сторону, несколько раз мы оказывались на перекрестках, но Дмитрий Иванович, судя по всему неоднократно здесь бывавший, ни разу даже не замедлил шаг. Наконец, наш путь закончился железной дверью. Дверь была обшарпана и покрыта какими-то царапинами и выбоинами, как будто ее пытались выставить, но не преуспели. А может, и преуспели, да потом восстановили. Из-за двери время от времени раздавался глухой грохот, как будто неподалеку сходил оползень. Дмитрий Иванович остановился и повернулся в нашу сторону. Сбившись в кучу, мы молча смотрели на него.

– Что ж, господа и дама, вот мы и на месте. Дальше уже без меня. Тут осталось недалеко – не заблудитесь. Позвольте еще раз взглянуть на ваши руки, – Дмитрий Иванович ловким движением извлек уже знакомый пузырек, обмакнул в него ватную палочку и добавил пару штрихов на каждой протянутой ему руке. Когда очередь дошла до Нэйры, он внимательно осмотрел нанесенные ранее узоры, хмыкнул и начал очерчивать некоторые из них заново.

– Юрий, я хотел бы обратиться к вам. Помните, что послание находится именно у вас, – говоря все это, Дмитрий Иванович не переставал трудиться над собственными художествами. Нэйра ждала, безучастно глядя мимо него. – Запомните, самое важное – вручить послание. Обратную дорогу вам покажет Талипедес. И еще одно, это уже лично для вашего же блага – поинтересуйтесь у этого господина, где он получил свою рану. Получил свою рану, – повторил он, словно боялся забыть такой важный факт.

– Ну, – Дмитрий Иванович распрямился. – Теперь точно все. Искренне желаю удачи. Очень надеюсь, что в скором времени мы вновь увидимся и весело посмеемся над этим забавным приключением.

Движением опытного фокусника наш проводник сменил пузырек в руке на небольшую, причудливо слепленную свечу. Я не заметил, как именно, он это сделал, но через мгновение свеча горела ровным желтоватым светом. Дмитрий Иванович еще раз оглядел нас, а потом с размаху воткнул свечу в стену, слева от двери. Раздался долгий металлический скрежет. Мы, не сговариваясь, повернулись к двери. Но дверь не претерпела никаких изменений. Она по-прежнему была закрытой. И крайне убогой.

– Нет-нет, – рассмеялся Дмитрий Иванович. – Сюда!

Он указал на небольшой, в половину человеческого роста, проход в стене сбоку от двери. Еще секунду назад его там не было – в этом я мог поклясться. С другой стороны, чем уж теперь-то удивляться. Эту мысль я додумывал, когда, согнувшись в три погибели, пролезал в открывшийся проход. Радовало только то, что сразу за этим лазом оказался коридор вполне нормального размера, где можно было вполне нормально стоять и даже ходить. Я встал, поджидая остальных.

– Помни, Скайльд, откуда он получил свою рану! – донеслось сзади. Затем раздался треск, и проход в стене попросту исчез. Не выехала сбоку или сверху панель, не захлопнулась незамеченная раньше дверца, нет. Его просто не стало. Без каких-либо спецэффектов. Если не считать за спецэффект звуковое сопровождение.

В следующий момент случился очередной «Эффект мужика с лопатой». Голова закружилась, правда в этот раз всего на пару секунд. А в следующий момент я отчетливо осознал, что стою черт знает где, на кой я сюда забрался – непонятно, как отсюда выбираться – тоже неясно. И кто нас сюда притащил и что теперь с этим делать – тоже весьма гнетущий вопрос.

– Какого, вашу мать, хера? – раздался сбоку негодующий вопль Вечного. Я догадался, что отпустило не только меня одного. Мы все вчетвером повернулись и посмотрели друг на друга.

– Юра, ну, вот скажи мне, какого, епта, мы вот здесь стоим?, – Вечный, как обычно, когда хотел показать всю серьезность момента, начал называть меня по имени. Он даже интонацией его специально выделял, чтобы еще больше показать, как его раздражает происходящее в целом и я в частности.

– Ты, Вечный, не попутал ничего? Я, блин, здесь причем? Я как бы тоже не из тяги к приключениям сюда поперся!

– А чего бы он с тобой тогда возился? «Юра, вы не забудьте», «Юра, вы передайте»!

– Иди в жопу, Вечный! Я ровно столько понимаю, сколько ты. Может чуть больше – чего уж там, эволюция не дремлет.

– Не смешно!

– Да, я и не смеюсь!

– Вы там подеритесь еще! – не выдержал Хан. – Что за привычка – постоянно собачиться? Чего делать будем? Кто-нибудь хотя бы примерно представляет, где мы вообще можем находиться?

– А кто-нибудь хотя бы примерно представляет, кто может здесь жить, – тихо сказала Нэйра, глядя вглубь коридора, который метров через двадцать поворачивал, не позволяя увидеть, что там дальше. – И к кому нас отправили. У меня складывается отчетливое подозрение, что этот, как его, Дмитрий Иванович в целом особо и не шутил, когда сказал, что отправит нас в ад.

– Тут вроде как часовня, – неуверенно протянул Вечный.

– Часовня – это круто, конечно. Только вот, Вечный, смотри. Ты у нас на каждом углу кричишь, что ты обрезанный еврей. Не знаю, насколько это правда, потому что спустя полчаса – ты ревностный католик. А спустя еще пол-литра жизнь отдашь за Бога-Императора. Скайльд у нас упоротый язычник. Не соблюдающий, правда, ни черта, но тем не менее к христианству относящийся вполне определенно. Куда приткнуть Ханумана с его страстью к Японии и нику из индийской мифологии, я и сама не знаю. Я как-то тоже не в восторге от христианства, и хотя нормально сформулировать свои, хм, верования не могу, но это точно не про товарища Иисуса. Внимание, вопрос. Даже если мы недалеко от часовни – нам-то это как поможет? А теперь еще один, вдогонку: вы точно уверены, что мы все еще недалеко от часовни? Давайте, на секунду вспомним, как мы в запертой квартире болтались. Я, вообще, сейчас ни в чем не уверена.

Я в знак согласия закурил. Вечный хотел, было, меня одернуть, но потом махнул рукой и полез за сигаретами сам. Хан присел на корточки и начал задумчиво водить пальцами по полу. Нэйра стояла, закрыв рот стиснутыми кулаками, и смотрела в одну точку.

– Ладно, чего уж теперь! Пойдемте дальше. Найдем этого кренделя, возьмем по козырек, гаркнем «тобе пакет» и по домам.

Я уже практически полностью научился отслеживать момент, когда меня начинало «нести». В целом, можно было бы и контролировать словесные потоки, но я так хоть чуть-чуть спускал пар и успокаивался. Выдохнув, я кивнул головой вперед и, не глядя на остальных, медленно двинулся к повороту.

Стен в коридоре человеческие руки не касались никогда. Обычная пещера, разве что достаточно высокая и широкая – мы легко шли всей толпой, особо не толкаясь. Стены местами поросли мхом, время от времени встречались семьи полупрозрачных грибов. В самой пещере не было ничего особенного. Если не считать, что вход в нее был расположен под центром нашего города.

За поворотом коридор продолжался дальше, но из-за изгибов видимость обрывалась на границе десяти-пятнадцати метров. Мы продвигались молча. И хотя тем для обсуждения хватало с избытком, все просто шагали, раздумывая, что нам встретится далее. За последние сутки я столкнулся с явлениями, с трудом укладывающимися в рамки логики. Для разнообразия я попробовал объяснить все происходящее, опираясь на принцип бритвы Оккама. Но то ли принцип устарел за минувшие двадцать четыре часа, то ли я упускал что-то значительное – ничего другого, кроме «я внезапно секретный агент МИ-6, потерявший память, и вот, наконец-то, пришли по мою душу» мне на ум не пришло. В общем, ничего толкового на ум не пришло. Я посмотрел на Вечного.

Вечный злился. Он практически всегда злился, когда происходило что-то, на что он не мог повлиять. А уж тем более, когда его заставляли в этом участвовать. Думаю, он и на меня-то сорвался около входа, потому что хотел найти хоть кого-то крайнего и, зацепившись за него, попытаться понять, что происходит. Он был высоким – сантиметров на пять выше меня – и очень худым, возможно, от этого его движения всегда были резкими, практическими рваными. К тому же он придумал себе, что наиболее показательная деталь «настоящего мужика» – это борода, и немедленно отрастил себе эту неотъемлемую черту брутальности. Кстати, несмотря на все наши шутки по этому поводу, тщательно ее берег и не сбривал. Сейчас он шел и что-то угрюмо в эту самую бороду бурчал. Я даже мог расслышать некоторые особо циничные пассажи.