Крыса в платье

– Так! У меня эта херня уже вот где сидит, – она провела ладонью по горлу, – Пошлите разберемся раз и навсегда!

Такой Нэйру я видел в первый раз. Судя по всему, остальные тоже. Вечный шагнул вперед, я, стараясь не отставать от него, аккуратно передвинул Нэйру себе за спину. Последним шел Хан, периодически поглядывая назад. «Классический отряд, – пронеслось у меня в голове, – Двое впереди, затем женщины и дети, затем замыкающий. Военный, мать их, действия в отдельной квартире. Мне вот интересно, каковы шансы того, что мы сейчас лежим в соседних палатах под капельницами, пускаем слюни на подбородки, а вокруг настоят врачи и родственники и вздыхают, мол, как жаль, ведь такие молодые. А, собственно, почему молодые? Вдруг нам уже по семьдесят, у нас дети и внуки, и мы на старости лет просто впали в старческий маразм. Вообще, шикарная ситуация!»

Мои размышления были прерваны тем прозаичным фактом, что коридор в квартире был отнюдь недлинным и кончился очень быстро. Вечный заглянул в кухню. Я поспешил обойти его и самому посмотреть, что там происходит. Нэйра не захотела стоять в стороне и, чуть ли не расталкивая нас, стала продвигаться вперед. Один Хан, как самый ответственный, остался на месте и все так же отслеживал все, что происходит за нашими спинами. И это было очень правильно, потому что, увидев, что происходит на кухне, мы, вообще, перестали замечать, что происходит вокруг.

Свет на кухне был выключен. Мы абсолютно точно выключали его, когда уходили спать, и все именно так и осталось. Зато светилось окно. За окном была «немного другая» наша кухня, только сейчас в ней горел свет, который мы и заметили из комнаты. Но даже это было не самое главное. В отраженной кухне ходили люди. Незнакомые люди, в полицейской форме. «Не разулись, уроды!» – зачем-то отметил я про себя.

– Это что? – дрожащим голосом спросила Нэйра, и я понял, что нервы у нее на взводе. Я потянулся и включил свет. На полицейских это не произвело никакого впечатления. Один прошагал в коридор, второй пододвинул себе табуретку, сел. Положил фуражку на стол, потер виски пальцами, затем повернулся и что-то сказал, видимо, только что вышедшему коллеге. Мы стояли, заворожено глядя на разворачивающуюся перед нами картину. В заоконной кухне явно что-то происходило, только было абсолютно непонятно что именно и что с этим делать.

– Кхм, – Вечный прокашлялся, – И что бы это значило? То есть у нас теперь, вообще, кардинально разные картинки будут? Мне больше вот что интересно, то, что мы видим за окном, это на самом деле происходит, или мы просто смотрим на то, что нам показывают?

Мы переглянулись.

– Хрен его знает, на самом деле. Тут что-то утверждать точно, по-моему, в принципе гиблая затея. Мы и так ничего не понимали, а сейчас все как раньше, только еще непонятнее. Если смотреть шире – в целом, мало, что поменялось. Просто картинка за окном стала более разнообразная. Но ведь она и раньше отличалась, только не так кардинально. Но суть не изменилась – мы до сих пор не знаем, где мы и что с нами…

– Тихо, – Нэйра пробралась между нами, подошла к стеклу и, загородив, нам практически весь обзор, начала пристально что-то рассматривать. Мы притихли, лишь иногда пытаясь разглядеть, что она там изучает. Однако из-за ее спины видно было очень плохо, а потеснить мы не решались. Спустя какое-то время, Нэйра сама повернулась к нам.

– Есть зеркало?

– Да, – засуетился я. Бросился в ванную, вытащил небольшое зеркальце и, вернувшись, протянул его Нэйре. Та, ничего не поясняя, взяла его и повернулась обратно к окну. Заинтригованные окончательно мы, по-моему, даже дышали через раз. Не поворачиваясь, Нэйра отложила зеркало, протянула руку, нащупала лежащие на столе листок и ручку, сгребла это все и что-то застрочила. Мы терпеливо ждали.

Спустя какое-то время, Нэйра повернулась к нам и многозначительно взмахнула листом.

– В целом, я с трудом понимаю, что тут происходит, но вырисовывается совсем нестандартная ситуация. Какое у нас сегодня число?

– Двадцать первое вроде, – Вечный заглянул в телефон, – Ну, факт – двадцать первое число, все правильно помню.

– И хрен ты здесь угадал! Вот смотрите! Мент за окном вполне внятно только что написал на протоколе своем…

– Каком протоколе?, – влез я в разговор, – Чего еще вдруг за протокол? Кто-нибудь, вообще, понимает, что происходит.

– Дальше – больше, – пожал плечами Хан, беря у Нэйры листок и вглядываясь в написанное, – протокол составлен при осмотре квартиры пропавших без вести. То есть, потерянцы, это вы без вести пропавшие. И, судя по всему, вас и ищут.

– Ну, охренеть теперь!, – только и смог выдохнуть я. Как мы могли потеряться, если мы вот они сидим и из квартиры никуда не выходили. Да и выйти особо не можем, – Слушай, а что там с числом было? Ты начинал что-то говорить, вроде.

– Протокол составлен двадцать девятого числа, – металлическим голосом отчеканил Хан.

Мы ошарашено глядели друг на друга, абсолютно не представляя, что сейчас делать.

– Это что получается, – Нэйра схватилась рукой за стол и, словно подрубленная, упала на табуретку, – Мы здесь несколько дней? А там, в нормальном мире, нас нет? Мама…

У нее перехватило дыхание. Мы стояли вокруг молча. Нэйра обвела нас глазами и вдруг как-то совсем неожиданно разрыдалась. Нет ничего более чудовищного, чем ощущение полной беспомощности, когда твоя девушка плачет. Когда у нее прям совсем беда, а ты стоишь, и пользы от тебя… А никакой от тебя пользы! Абсолютно ты бесполезное животное.

Не придумав ничего лучшего, я потянулся было погладить ее по голове, чтобы Нэйра хоть немного успокоилась, но она отмахнулась. Я присел рядом, приобнял ее, стараясь не обращать внимания на попытки вывернуться. Нэйра несколько раз дернулась, стараясь сбросить мои руки, потом повернулась ко мне, уткнулась в плечо и зарыдала в голос. Параллельно она пыталась что-то сказать, но разобрать хоть что-нибудь было нереально. Некоторое время мы так и сидели: мы с Нэйрой в обнимку около стола, Хан на подоконнике, Вечный стоял в дверях кухни. Он сделал небольшой шаг внутрь кухни и даже попытался что-то сказать в утешение, но Хан замахал на него руками, и Вечный благоразумно решил дождаться естественного окончания истерики. Но Нэйра, казалось, и не собиралась останавливаться – со слезами выплескивалось все напряжение последних суток, все непонятные и пугающие события, переживания за родных, да и за себя, если уж быть предельно откровенными. Поэтому мы просто сидели на кухне под всхлипывания и прерывистое бормотание.

– Они сидели, пили чай и говорили о пустяках, а в это время рушились их судьбы, – проговорил я, глядя перед собой.

– Ну, раз уж разговор зашел про пили, – Вечный подхватил бутылку, – Предлагаю это и сделать!

Нэйра медленно повернулась, готовясь высказать все, что она думает по поводу выпить, судьбах и нас-идиотов. Буря была готова уже вот-вот грянуть над нашими головами, как вдруг из коридора раздался спокойный голос:

– Отчего бы и не выпить, в самом деле. Только позвольте предложить вам альтернативу вашей, вне всякого сомнения, замечательной водке.

Раздайся в кухне выстрел – реакция не была бы столь стремительной. Нэйра резко развернулась лицом к входу, сжимая кулаки. Хан в одно мгновение слетел с подоконника, еще в прыжке поворачиваясь боком к двери и стараясь принять защитную стойку. Я поднялся с табуретки, закрывая собой Нэйру, а бутылка водки в руке Вечного невзначай перевернулась горлышком в ладонь. Причем Вечный тут же убрал руку чуть за спину, стараясь не показывать, что в руке что-то есть.

Мы все посмотрели на говорящего.

Им оказался довольно высокий молодой человек. На вид лет тридцать пять, может, чуть больше. Очень бледную кожу оттеняли иссиня-черные волосы. Костюм-тройка темно-синего цвета, из кармашка жилета небрежно выползает цепочка белого металла. В руках еще один непрошенный гость держал какой-то сверток.

– Вы позволите? – фраза прозвучало не как банальная вежливость, незнакомец, на самом деле, ждал разрешения войти на кухню.

– У меня складывается впечатление, – начал я, решив, что удивляться очередному «внезапному визиту» просто глупо, – Что мы живем на кухне. Есть вот кухня – это наша территория, туда никто не заходит, никто не вламывается с предложениями побыть хирургом или спарринг-партнером. Да что там – туда даже, хо-хо, спрашивают разрешения войти. А остальная квартира – это улица. По которой можно расхаживать, как заблагорассудится. Вы спрашиваете, позволим ли мы войти? Валяйте! Что изменится? Вы уйдете? Не поздновато ли?, – я почти кричал, не обращая внимания на одергивания со стороны Нэйры, – У меня внезапно прозрение! Я думаю, что вы как-то связаны со всей этой херней, которая происходит с нами за последние сутки. Объяснить логическую цепочку? Вы знаете, я прожил тридцать лет! Тридцать, мать их, лет! И за все это время не видел ни одного человека, который умел бы появляться из ниоткуда. Как-то не довелось вот! А тут раз, два, три! Вы натурально, как на свет ползете! Что на этот раз? Старый волшебник нацарапал магический знак на двери? Наши собираются? С вами выводок гномов? Предлагаю сразу на орлах рвануть – сэкономим время и нервы! Дурдом какой-то! Причем не со мной во главе! Я себе больше похож на случайного прохожего, которого по ошибке спеленали санитары. Я ни хрена не понимаю, вокруг меня постоянно случается непонятная ерунда, и знаете, что самое главное? Не знаете вы ни хера! Самое главное – что мне это вообще не нравится! Абсолютно! Презираю я это все всей душонкой своей мелочной! Я понятно говорю? А то вдруг там надо, не знаю, перепоказать? Так вы обращайтесь! Можно даже без очереди…

На этом моменте дыхание у меня кончилась и я, тяжело дыша, замолчал, с ненавистью глядя на незнакомца. Нэйра, Хан и Вечный удивленно смотрели на меня – я обычно был не склонен к таким агрессивным выходкам.

Незваный гость же совсем не смутился:

– О, я вас прекрасно понимаю. И, поверьте, полностью разделяю ваше негодование. Но позвольте мне все же высказаться, и, возможно, какая-то часть изложенного мной покажется вам достойной вашего внимания.

Все мое «негодование» разбилось об эту вычурно-вежливую речь, как стакан, брошенный в стену.

– Проходите, – промямлил я, отодвигаясь в сторону, но все равно стараясь оказаться между входящим и Нэйрой.

– Покорнейше благодарю, – разулыбался незнакомец, – Позвольте, как этого требуют приличия, представиться. Зовут меня Дмитрий Иванович…

В воздухе повисла пауза, приглашающая нас последовать примеру Дмитрия Ивановича.

– Дмитрий, – протянул руку Вечный.

– О! Тезки! Просто великолепно! – гость, казалось, был просто счастлив, что среди нас нашелся человек с таким же именем, как и у него. Он пожал протянутую руку и, кажется, даже подмигнул Вечному. Тот, однако, сильно не расслабился и бутылки из руки не выпустил. Дмитрий Иванович повернулся к Хану.

– Геннадий, – негромко сказал Хан, руки, тем не менее, не протягивая. Пришельца это не смутило нисколько. Он сам шагнул вперед, подхватил двумя ладонями руку Хана и долго тряс ее, параллельно вещая о том, что он безумно рад знакомству. Кое-как вырвавшись, Хан отступил в угол, стараясь привлекать как можно меньше внимания.

– Юрий, – буркнул я, все еще стараясь прийти в свое обычное состояние, – Но предпочитаю, когда меня называют Скайльд. И именно через «и» краткое и мягкий знак. А девушку зовут Елена.

Нэйра приподнялась, чуть склонив голову. Дмитрий Иванович подхватил ее руку и припал к ней губами. Я почувствовал, что возвращение спокойного и адекватного состояния откладывается на неопределенный срок. Вечный мгновенно оценил ситуацию и не преминул вмешаться:

– Вы, кажется, хотели что-то обсудить? И выпить? Добро, так сказать, пожаловать, – он пригласительно махнул рукой в сторону стола, – Чем богаты…

После этих слов Вечный поставил бутылку водки на стол и пододвинул Дмитрию Ивановичу табурет. Хан отодвинул стол от окна и уселся на свое место. Нэйра пунцовая то ли от недавних рыданий, то ли от поступка странного господина ушла в ванну, как она выразилась «привести внешний вид в человеческий». Я присел на подоконник. Я всегда там сидел, если на кухне собиралось больше четырех человек. И пока Хан с Вечным доставали стаканы и стопки, принялся более внимательно рассматривать визитера. На вид ему было, как я уже отметил, около тридцати пяти лет. Прическа несколько странная, но, учитывая, как сейчас ходит народ – вполне приличная, даже консервативная. Больше всего, конечно, смущал его наряд. В костюмах-тройках сейчас ходят разве что университетские профессора. Да и то, наверное, только те из них, кто поддерживал Колчака, причем знал последнего лично. Этот же чувствовал себя в костюме так, будто с рождения другой одежды и не знал. Тонкие длинные пальцы Дмитрия Ивановича словно жили собственной жизнью, то подхватывая цепочку и перебирая ее звенья, то стряхивая с пиджака невидимую пылинку, то просто отстукивая неизвестный ритм на ближайшей к ним поверхности. На левой руке, на тыльной стороне ладони, красовалась черная татуировка, изображающая голову змеи. Больше ничего особенного я, как ни старался, заметить не смог.

Дмитрий Иванович, принимая предложение Вечного, шагнул к столу.

– Вы знаете, я совершенно случайно захватил с собой бутылочку коньяка (при словах «совершенно случайно» Хан иронично повел бровью, как бы отмечая, насколько смешно звучит эта фраза в свете последних событий). Прошу вас, Дмитрий, не могли бы вы наполнить наши бокалы?

С этими словами гость развернул сверток и извлек из него бутылку. Вечный аккуратно взял ее и повернул к себе этикеткой. На его лице отразилось удивление, изрядно сдобренное восторгом.

– Коньяк Леро Гранд Шампань, – вполголоса проговорил он, – Тысяча девятисотого года выпуска.