– Очнулся, – прозвучало из коридора, и ламинат застонал под тяжелыми шагами. Из комнаты вышла, как мне показалось с пола, огромная, под самый потолок, фигура. У меня тут же снова разболелась голова. Я подался назад, наваливаясь спиной на стоящую у стены обувь. Фигура уверенно шагала ко мне. Создавалось впечатление, что это был Маяковский, связавшийся с байкерами. Одетый полностью в черную кожу, в массивных, чуть потрескавшихся берцах, человек явно не испытывал никаких сомнений в том, что он прав. Глубоко посаженные почти черные глаза пытливо изучали обстановку. Тяжелая квадратная челюсть. Короткая стрижка. Можно было назвать вошедшего типичным бандитом, «быком» из девяностых. Но в нем было что-то такое, неуловимо легкое, что скрашивало ощущение массивности. Двигался он легко, даже почти изящно. Я потер висок, и посмотрел в глаза мужчине. Румпель мяукнул и попытался залезть под меня. Шестое чувство (и жутко болевший висок) подсказали мне, что вполне вероятно я сейчас огребу еще раз, круче прежнего. Я начал лихорадочно осматриваться. К сожалению, моя склонность к минимализму и нелюбовь к бытовому хламу не оставила мне никаких шансов. В коридоре стоял шкаф и обувь. Так себе, честно признаться, оружие обороны. Тем временем коридор кончился, человек, уже подходя ко мне вплотную, чуть нагнулся, отведя назад левую руку для удара. И в этот момент Румпель решил, что это слишком для его кошачьих нервов. Он истошно заорал и, пробуксовывая на скользком ламинате, рванулся в сторону кухни. Пришелец, вздрогнув, чуть отшатнулся назад…
«И вот тут время словно застыло, и я понял: сейчас или никогда!». Чушь какая! Время не останавливается, понимать ты ничего не понимаешь, а действуешь на автомате. Даже не на автомате. «На автомате» все же подразумевает, что это ты делать можешь и умеешь, и просто не задумываешься над процессом. Действуешь на эмоциях и сиюминутном порыве. Иногда получается неплохо. О девяноста процентах таких действий потом пишут в историях болезни. О десяти успешных рассказываются тщательно перевранные небылицы.
Нащупав под рукой что-то относительно твердое, я крепко схватил это и с размаху ударил человека по лицу. Эффект превзошел все мои ожидания.
Во-первых, я возблагодарил всех богов за то, что Нэйра носит высокие и тяжелые «Мартинсы». Во-вторых, я очень порадовался, что сегодня на улице теплая погода, и она ушла на работу в кроссовках. Когда тяжелая и твердая подошва со всего размаха влетела в лицо вломившемуся ко мне человеку, мне показалось, что я отчетливо услышал, как хрустнула кость. Человек мотнул головой и с каким-то наивным удивлением посмотрел на меня. Следующий удар я нанес прицельно в нос. На пол брызнули красные капли. Мой противник приоткрыл рот и начал медленно поднимать руки к лицу, словно не веря, что такое вообще могло произойти. Дальше я просто бросился вперед, стараясь повалить врага на пол. Из-за какого-то абсолютно неестественного везения у меня это даже получилось.
Остальное я помню уже с трудом. Лет в двадцать я ходил на джиу-джитсу (и даже получил зеленый пояс), но в тот момент вся эта наука напрочь вылетела из головы. Я беспорядочно лупил кулаками, стараясь попасть в лицо, противник по мере возможности пытался защищаться и, по-моему, пару раз даже достал меня в ответ. Но, судя по всему, мои первые два удара были достаточно жесткими, потому что отбивался он все слабее и слабее. Сверху вниз, опять же, бить гораздо проще, и удар получается увесистее. Через какое-то количество удачных ударов мой противник закатил глаза и очень неудачно повернул голову. Я со всей силы вмазал ему в висок. Голова мужчины дернулась, и он затих, уронив одну руку на грудь, а вторую вытянув вдоль тела. Я кое-как поднялся – меня колотило и качало из стороны в сторону.
Немного отдышавшись, я полез за сигаретами. Не то, чтобы они мне сильно помогали сбросить напряжение, просто нужно было чем-то занять себя. Я закурил и посмотрел на лежащего. На вид человеку было лет тридцать пять-тридцать восемь. Черные кожаные штаны, заправленные в черные же ботинки. Косуха того же цвета с минимумом блестяшек. Про лицо сказать можно было очень мало – оно на глазах опухало, наливаясь темным румянцем кровоподтеков. Я бросил окурок в раковину и шагнул к человеку. Руки ощутимо дрожали, я несколько раз глубоко вздохнул, чтобы хоть немного успокоиться. «Это что у нас сегодня, блин, за вечер встреч-то, – подумал я, – можно мне назад в мою скучную спокойную жизнь, а? Ладно, первый хоть не дрался, а тут – я потрогал опухшую скулу, провел руками по губам и увидел, что на пальцах осталась кровь – Тут натурально чуть не убили. Чего ему надо было? Мог бы и спросить. Я бы честно сказал, мол, прости друг, денег нет, заходи после пенсии». Я поймал себя на том, что бормочу это все себе под нос. Надо же, я думал, что давно избавился от привычки говорить сам с собой. Вытащив трясущимися пальцами еще одну сигарету, я достал из ящика стола большой кухонный нож и почувствовал себя гораздо уверенней. Обращаться с ним я, конечно, не умел, но осознание того, что я больше не безоружный, успокаивало. Я был абсолютно уверен, что визит лежащего на полу человека напрямую связан с тем, первым, гостем. Только кто это вообще такие – вот вопрос.
На самом деле, я был практически уверен, что происходит то, о чем я мечтал с тех пор, как первый раз прочитал «Хоббита». Вот оно! Что-то непонятное, явно выходящее за рамки обычного жизненного уклада. Наслаждайся! Тем не менее, наслаждаться получалось очень с трудом. Я прошел в ванну и глянул в зеркало. Зрелище, скажем прямо, так себе. Под глазом синяк, губы разбиты. Герой! Что еще будет, когда этот пассажир очнется!
Очнется! Я метнулся к лежащему. Он был все еще без сознания, но я понятия не имел, сколько он еще пробудет в таком состоянии. «Надо бы чем-нибудь связать что ли», – промелькнула в голове мысль. Только чем? В доме из веревок – гамак и витая пара. Да и привязать особо не к чему – батареи держатся на честном слове. В голове очень удачно всплыла история, которую мне рассказывала Нэйра. Мол, в детстве над ней решил пошутить брат и под видом какого-то хитрого фокуса стянул ей большие пальцы рук пластиковым хомутом. Инструментом, которым этот хомут можно было бы разрезать он, конечно же, не озаботился. По итогу, когда хомут, наконец-то, перепилили, пальцы чуть не упали на пол вслед за пластиковыми обрезками. Я быстро сунулся в один из кухонных шкафов, где у нас хранился всякий бытовой хлам. Хомуты, слава богу, лежали на месте.
Меня можно назвать параноиком, но, когда я остановился, только когда пачка в руках опустела. Зато человек был спеленат на славу. Я удовлетворенно посмотрел на проделанную работу. Выбраться из этого мотка пластика не смог бы даже Копперфильд. Оставался самый главный вопрос – понять, что мне вообще нужно от этого человека. Логика упрямо твердила, что лучший выход из ситуации – звонок в родную милицию. Здравый смысл советовал прислушаться к логике. Интуиция заявляла, что она сама в шоке от происходящего, и чтобы ее сегодня больше не беспокоили. В итоге все они переругались между собой и сказали, чтоб я выкручивался сам.
Естественно, я никуда не позвонил.
Минут через десять придумывания всевозможных вопросов, я внезапно понял, что никогда не получится из меня грамотный оперативный работник. Потому что тело, лежащее передо мной, хоть и было спеленато в соответствиями с жесткими правилами паники и некомпетентности, но я даже не удосужился проверить, что у него в карманах. А ну как найду я там сейчас пистолет. Или удостоверение сотрудника спецслужб. Или шкатулку с клыками драконов и кровью девственниц. Я поежился и полез обшаривать пока еще бессознательного пленника.
Ей-богу, лучше бы я не пересиливал себя и вызвал бы ментов.
Содержимое карманов мало тянуло на обычный комплект грабителя. Ну что может принести с собой человек, который хочет обчистить квартиру? Инструменты для взлома. Какой-нибудь нож. Кусок арматуры. Мешок, в конце концов – вдруг я окажусь абсолютно нехозяйственным товарищем, и в квартире у меня не найдется ничего, куда можно было бы сложить награбленное. Это все понятно и более-менее ожидаемо. То, что я обнаружил в карманах моего гостя, не лезло ни в какие ворота. После тщательного обыска на столе передо мной лежал какой-то невообразимый и бессмысленный набор вещей. Старый кортик в изрядно потертых ножнах, колода карт (совсем свежая, по всей видимости, купленная максимум пару дней назад), две короткие свечи, зажигалка Zippo, несколько стеклянных пробирок с мутным и непонятным содержимым (на кровь было похоже с трудом, но я все рвано брезгливо отодвинул их на другой край стола), две монеты, неизвестного мне государства (причем обе две блестящие, словно только вчера сошли с конвейера), пачка сигарет и длинная цыганская игла. Какое-то время я внимательно осматривал все эти предметы, пытаясь связать их как-то воедино. Получалось с трудом. Честно говоря, вообще никак не получалось. В голову лезла всякая ерунда об эльфийских волшебниках, параллельных мирах и неизбежных психических расстройствах. Я на автомате достал карты из упаковки и начал крутить колоду в руках, пытаясь перетасовать ее по-киношному.
Как будто не было за спиной пятнадцатилетнего геймерского стажа, одно из основных правил которого гласит: «Никогда, ни при каких обстоятельствах не трогай предмет, свойства которого тебе непонятны!». Способность думать, по всей видимости, в тот момент у меня была отключена.
Пока я сидел и крутил в руках карты, связанный начал ворочаться, приходя в себя. Разлепив глаза, он попытался утереть лицо рукой. Ага, конечно! Чтобы разлепить мою пластиковую конструкцию, нужна была, как минимум, бензопила. Пленник попытался принять хоть сколько-нибудь удобную форму (что при условии крепко стянутых вместе запястий и лодыжек было, мягко сказать, затруднительно). И в этот момент он заметил, что я делаю.
– Идиот, – обреченно выдохнул он, закатывая глаза, – На хрена ты их взял? Жить надоело?
Несколько оторопев от неожиданного поворота, я бросил карты на стол и, повернувшись к сидящему, уже было приготовился высказать все, что я думаю о подобных визитах, наставлениях и в целом визитах. Брошенная мной колода веером развернулась на столе, а крайняя карта, скользнув дальше, закувыркалась в воздухе, опускаясь на пол. Связанный застонал, как будто я у него на груди вырезал свои инициалы. Нагнувшись, я подобрал карту.
– Джокер, – отметил я, – бывает же так. Жаль, не в покер играем – сидел бы ты без штанов. Но эта идея, тем не менее, применима не только к ситуациям за картами. И может быть вполне реализована и вне игры. Я, как бы неожиданно это сейчас не звучало, крайне негативно отношусь к попыткам нанести мне всякого рода травмы. И уж точно не восторгаюсь, когда для этого вламываются ко мне домой.
В кухню, где мы сидели, лениво зашел кот, презрительно покосился в сторону пленника и проследовал к своей кормушке. Мы оба проводили его взглядом.
– Так вот, возвращаясь к вышесказанному, – снова повернулся я к сидящему, – Очень бы хотелось уточнить несколько моментов, которые буквально не дают мне спокойно спать последние несколько часов. Начнем с самых простых. И ты в показаниях не запутаешься, и я как-то объективнее буду представлять себе ситуацию. Итак, для затравки первые два: кто ты и какого, твою мать, хера?
Пленник с ненавистью посмотрел на меня, но отвечать на поставленные вопросы не спешил. Напротив, отвернулся в сторону и сделал вид, что, вообще, не замечает меня. Я начал чувствовать, как внутри начинают расти вполне предсказуемые злость и раздражение.
– Я повторю, на всякий случай, еще раз, вдруг мой собеседник дебил. Я, возможно, сейчас неокончательно донес свою мысль до вас, вьюноша.
Когда-то один из моих знакомых сказал мне, что при достаточно продолжительном наблюдении за мной, можно легко сказать, когда я взбешен. Я перестаю громко говорить и начинаю обращаться к человеку, который меня довел до белого каления на «Вы». Оглянувшись на свое поведение, я был вынужден с ним согласиться.
Связанный постарался сделать так, чтобы все его презрение легко читалось у него на лице, и сплюнул на пол. Это стало последней каплей – я размахнулся и от души врезал ему по морде. Ударившись о стену, незваный гость еще раз посмотрел на меня и процедил:
– Полегчало? Бить связанного…
– Легко, приятно и главное – безопасно, – закончил я за него, нанося удар с другой стороны. Не то, чтобы я был законченный садист, получающий удовольствие от страданий беззащитного живого существа, но меня тоже можно понять. Еще неизвестно, как бы он себя повел, окажись я на его месте.
– Так, давайте расставим все точки над палками, – негромко сказал я, – Я настоятельно рекомендовал бы воспользоваться вашим без всяких сомнений богатым словарным запасом и поведать мне о ваших намерениях. Поскольку в обозримом будущем ко мне должны прийти странные и жестокие люди. Люди, которые привыкли решать различные проблемы силовыми методами. А когда они видят, что проблема не хочет решаться, они несколько расстраиваются. И звереют. А, зверея, они теряют самообладание и зачастую наносят случившимся рядом людям травмы различной степени тяжести. И по странному стечению обстоятельств эти люди считают меня своим хорошим другом и стараются всячески мне помогать, когда у меня случаются неприятности. А я в свою очередь, считаю, что тот, факт, что ко мне домой вломился какой-то хмырь и попробовал меня бить – это вот для меня достаточно большая неприятность. Я ясно выражаюсь?
С этими словами я достаточно сильно двинул ему по носу. Дрался я в своей жизни немного, поэтому на ощупь или на внешний вид степень повреждения определить не мог. Тем не менее, с удовлетворением увидел, что нос теперь смотрит в сторону и на подбородок этому странному товарищу течет кровь. Он снова посмотрел на меня и ничего не сказал. Я начинал чувствовать себя глупо.
– Ну и хрен с тобой, золотая рыбка. Времени у нас еще много, район неспокойный, – я сделал страшное и многозначительное лицо, – так что найдут тебя, некрасивый мальчик, где-нибудь за гаражами. Через год!
Для закрепления драматического эффекта я демонстративно отвернулся от него, налил себе полстакана водки и, не торопясь, отхлебнул, многозначительно глядя в окно.
Господи, в райском саду я был бы не Адамом и не Змеем. Я был бы даже не яблоком! Я был бы чертовым деревом!
Водка как была паленой, так и осталась.
Я стоял, глядя в окно, стараясь не поворачиваться лицом к пленнику. Иначе он мог подумать, что его оппонент – жертва пластической хирургии с лицевым тиком в виде последствия неудачной операции. Спас меня звонок телефона, валяющегося в комнате. Сделав максимально суровое и непроницаемое лицо, я вышел из кухни и прошел в комнату. Звонил Вечный.
– Дарова, еще раз.
– Вечный! Вот тот урод, которого я рад сейчас услышать! Вы уже что ли? Быстро.
– Да-да, я тоже рад тебя слышать. Ну да, в общем-то, сегодня как-то рано все случилось, поэтому мы с Ханом и Нэйрой на подходе уже. Встретились в центре, и как-то так получилось без пробок доехать. По алкоголю – не парься, водки мы нахватили уже, а то, что там у тебя оставалось вообще пить невозможно – такая сивуха. Сигарет вроде тоже взяли. Спускайся уже, открывай.
– Ок. Сейчас выйду.
Я сунул телефон в карман, зашел в ванну, ополоснул лицо и еще раз критически оглядел посмотрел на свое отражение в зеркале. Выглядело жутковато, но терпимо. «Сойдет» – решил я и пошел на кухню. Пленник сидел на полу, привалившись спиной к стене. Когда я вошел, он посмотрел на меня таким взглядом, словно я был соседским котом, который нагадил хозяину в тапки: вроде и гадость сделал, но с другой стороны, кот все-таки соседский, вот пусть сосед и расхлебывает.
– Значит так, я сейчас выйду на полторы минуты из кухни. Оставив тебя наедине с самим собой. Понял меня? Полторы минуты! И вот крайне советую эти полторы минуты провести в размышлениях о своей нелегкой судьбе и подготовке к сотрудничеству с карательными отрядами. В лице меня. И чем продуктивнее будет сотрудничество, тем меньше пострадают дипломаты обеих сторон. Но это к слову. А по факту – только твоей стороны. Поскольку я вот разного рода страдания исключил из своей культурной программы на этот вечер. Ясно тебе, жертва мутации?
Связанный устало прикрыл глаза. Я посчитал, что это молчаливое согласие и пошел встречать гостей.
Выйдя на площадку, я закрыл дверь, бросил ключи в карман и, нажав кнопку вызова лифта, попытался собрать мозги в кучу. То, что сегодня происходит какой-то малоконтролируемый дурдом – это понятно. Но вот что с этим делать – я не представлял абсолютно. Ладно, сейчас встречу Нэйру, Вечного и Хана, и мы спокойно все обдумаем. И что-нибудь решим. «Главное – не впадать в отчаяние» – как говорил один из киногероев.
С Нэйрой мы жили вместе где-то полгода. Хотя знали друг друга лет десять. А тут как-то внезапно потянуло и оказалось, что на редкость удачно. Что означает ее ник, по-моему, не знал никто, но за столько лет все уже привыкли и по-другому называли ее крайне редко. Нэйра была довольно высокой, плюс никогда не сутулилась, и поэтому казалась еще выше. Человек неуемной энергии и неиссякаемый генератор различных идей на тему «Как сделать окружающую реальность чуть более сумасшедшей».
Хан было уменьшительное от Ханумана, насколько мне не изменяла память, какого-то индуистского божества. Хан вообще бредил Азией. Учил японский, читал мангу, смотрел аниме. Очень много знал об обычаях и мифологии азиатских стран. Я всегда подозревал, что он и в поведении старается подражать азиатской сдержанности. Самый хладнокровный товарищ среди моих знакомых.
«Разносторонняя компания, что и говорить. Надо будет поинтересоваться – вдруг у кого-то есть знакомые в полиции. Или сразу в ФСБ. Ничуть не удивлюсь, а будет крайне полезно», – подумал я, заходя в кабину.
Друзей я встретил, как обычно внизу, около лифта. Дело в том, что в доме всего один подъезд. Зато шестнадцать этажей. И на эти шестнадцать этажей – два лифта, соответственно, грузовой и пассажирский. И вот, сколько я помню, грузовой никогда не работал. Время от времени приходил старичок, обвешанный проводами, открывал двери в шахту, стоял несколько минут, причмокивая языком и изображая оценку предстоящих работ. Жители в благоговейном молчании проходили мимо, надеясь на чудеса. Но чудес не происходило, старичок закрывал двери и уходил. Лифт продолжал скучать в отдельной шахте, а жильцы – материться, когда вожделенную кабинку приходилось ждать по пять-десять минут.
Ну и неоднократно получалось так, что пока я ждал лифт, чтобы спуститься и открыть пришедшим дверь в подъезд. Они уже проходили внутрь с кем-нибудь их моих соседей и вызывали лифт и встречали меня, спустившегося вниз, чтобы их впустить. Так получилось и в этот раз. Нэйра, Вечный и Хан зашли в кабину, двери закрылись, и лифт неторопливо поехал вверх.
– Я вот что вам скажу, дорогие товарищи, – начал я, убедившись, что кроме нас никто не услышит мой рассказ, – дома сейчас творится форменный апокалипсис. Он натурально весь день сегодня творится. Во-первых, с утра в квартиру вломился какой-то хмырь! Через кухонное окно. Раненый. Я его перевязал, и он ушел. А спустя пару минут пришел еще один, надавал мне по морде, выхватил от меня в ответ и сейчас лежит связанный на кухне. Да, я прекрасно понимаю, как это звучит, но оно так и есть! Давайте, как-нибудь подумаем, что, блин, со всем этим делать! А то я по тихой грусти начинаю уже с ума сходить по-моему.
Я перевел дыхание и посмотрел окружающих. Вечный смотрел на меня с явным недоверием, Хан – с любопытством, ожидая, видимо, что это все предыстория к какой-то шутке. Взгляд Нэйры предсказывал вызов скорой помощи и продолжительное лечение от алкоголизма в бесплатном государственном заведении.
– Я так-то на предмет пошутить мог и что-нибудь получше придумать, – я сорвался на крик, – Вот приедем – посмотрите! У меня, знаете ли, тоже не каждый день – такой насыщенный! И я с акробатическим мастерством такую насыщенность вертел!
– Да ты успокойся! – скептически протянул Вечный, – Придем и посмотрим, кто спорит. Вдруг ты, на самом деле, не алкоголик с белочкой, а сумасшедший. А тут раз – и верные друзья на подхвате.