Незнакомец, однако, ничуть не обиделся. Он внимательно посмотрел на меня, чуть склонив голову на бок, потом ухмыльнулся, несколькими большими глотками прикончил мое пиво, поставил бутылку на стол и опустился на диван. Уже сидя он скинул свое пальто, оставшись в черных кожаных штанах, тяжелых, как будто бы армейских, башмаках и белой рубашке. На груди справа рубаха была перепачкана кровью, и виднелся длинный разрез. Обычно в книгах главный герой всегда на глаз определяет, как и чем этот разрез был сделан. «Камзол его был пропорот в трех местах. С первого взгляда было понятно, что такие разрезы могла оставить только заточенная поварешка, обмотанная колючей проволокой!». Увы и ах – моих познаний в таких вопросах хватало только на то, чтобы констатировать: это разрез!
– Тащи бинт и перекись. Не парься, я перевяжусь и уйду.
Незнакомец насмешливо смотрел на меня. Я ругнулся и протопал на кухню, где стояла аптечка. Перекиси в ней, конечно же, не было, йод и зеленку мы с Нэйрой так и не собрались купить (хотя оба режемся со строгой периодичностью). Вздохнув, я открыл морозилку, вытащил болтавшиеся там полбутылки водки, сгреб бинт и вату и отправился обратно в комнату. Человек сидел на диване, рассматривая мой монитор, поставив одну ногу на диван. Не сняв, что характерно, грязного ботинка.
– Вообще-то, это кровать. Моя! И по-хорошему, вместо того, чтоб за бинтами на кухню бегать, мне бы ментов вызвать.
Незваный гость еще раз пристально посмотрел в мою сторону. Делал он это весьма странно. Вроде бы он реагировал на то, что я говорю, и смотрел даже на меня, но, тем не менее, постоянно создавалось впечатление, что он смотрит на что-то у меня за спиной, а я несу в данный момент невообразимую чушь и только мешаю его неторопливому созерцанию. Я даже несколько секунд боролся с искушением оглянуться – удостовериться, что сзади ничего нет.
Хотя я вот несколько минут назад также удостоверился, что кухня у меня пустовала.
Незнакомец, однако, опустил ногу на пол и даже пробормотал что-то похожее на «Извини».
– Перекиси нет, не пользуем-с. Да и вообще с антисептиками не богато. Из максимально похожего есть водка. Не самый, конечно, медицинский вариант, но за неимением горничной, сам понимаешь. По крайней мере, примесей там меньше, чем в одеколоне или в духах. Ну, я, по-моему, читал что-то такое. Плюс за переведенные духи, Нэйра абсолютно точно нас убьет. Хотя нет, убьет она меня, а ты свалишь. Да и меня не убьет, а так – покалечит – я ж бессмертный.
– Бессмертный?
Удивленно переспросил гость, расстегивая окровавленную рубашку.
– Не без этого! Да ладно, не обращай внимания, присказка такая. Хотя с другой стороны – почему вдруг только присказка? Тридцать лет доказывают мне, что я прав. Я ведь ни разу не умирал? Нет. Логично предположить, что если условие выполняется тридцать лет, и за весь период не наблюдалось ни одного исключения, то правило реально работает.
Меня откровенно несло. Я чувствовал, что в скором времени либо разревусь, либо начну истерично хохотать. И непонятно было, какой вариант был бы хуже. Действовал я, между тем, на удивление слаженно и логично. Под рубашкой у незнакомца обнаружился достаточно длинный, но определенно неглубокий (иначе крови было бы гораздо больше) порез. «Как скальпелем», – мелькнула у меня мысль, пока я смоченной в водке ватой стирал запекшуюся вокруг раны кровь.
– Не морщись. Я непосредственно в рану ткнул всего пару раз. Пока что вокруг кровь убираю. Чего, из операционной сбежал что ли? Наркоза пожадничали?
Гость с каким-то удивлением смотрел на то, как я обрабатываю порез, и молчал. С третьей стороны, мне его ответы особо и не требовались.
Непрерывно что-то болтая, я все-таки более-менее очистил рану, протер ее водкой и наложил подобие компресса.
– Ну вот. Как новый. Несмотря на то, что старый. Ну, относительно старый, конечно. Относительно далеких сверкающих звезд совсем еще молодой. Вообще, можно сказать не родился. Относительно меня, все же будешь постарше. Хотя тут опять же, смотря, что брать за точку отсчета. Рубашке твоей, конечно, кранты. Кровью ты ее устряпал прям хорошо. Прости, футболку дать не смогу…
– Думаешь, будет мала? – спросил незнакомец, глядя мне в глаза.
– Нет, – пожал я плечами, – банальная жадность. Ну и потом, я так-то до сих пор не знаю. Кто ты, что ты и как оказался в моей кухне. А эти вопросы, между тем, просто животрепетают в наших сердцах. И я не знаю, какой из них животрепетает сильнее. Вдруг ты, не знаю, Барон Суббота? И из моей футболки сделаешь какую-нибудь куклу Вуду. Или мятежное божество, которое ищет артефакты. В виде футболок. А потом с их помощью захватишь мир.
Я осекся на полуслове. Незнакомец был белее рубашки, которую держал в руках. Он шевелил губами, словно вспоминал что-то. Я почувствовал, что, болтая всякий бред, брякнул что-то такое, что зацепило раненого. Причем зацепило так прям очень хорошо. «Давай! Надави дальше, он сейчас расскажет что-нибудь» – зашептала мне та моя половина, которая отвечала за два неудавшихся брака, сломанную когда-то ступню и в пьяном виде располосованную до плеча левую руку.
Дурная, в общем, моя половина.
Искушение было велико. Но я уже мало что соображал в принципе. Мне хотелось только одного, чтобы вот сейчас все закончилось, незнакомец каким-нибудь хитрым способом испарился, а у меня образовалось свободное время, чтобы выпить оставшуюся водку, открыть пива и спокойно все обдумать.
– Выдыхай, я так, на самом деле, не думаю. Но футболку не дам (что я за нее тогда уцепился, за футболку эту проклятую – понятия не имею. Видимо, нужен был какой-то островок реальности и нормальности происходящего, я не могу придумать другую причину, с чего я вдруг стал таким меркантильным).
Гость вроде потихоньку приходил в себя. Протянув руку, он взял бутылку водки и сделал пару больших глотков. Я огляделся в поисках чего-нибудь, чем бы можно было запить или закусить, но в комнате из съедобного был только Румпель, который все это время прятался за диваном, из полусъедобного фикус, стоящий на полке, над монитором. А из несъедобного – пятый день лежащий рядом с клавиатурой сухарь. Я повернулся к незнакомцу и смущенно развел руками, мол, извиняй, мужик, бананьев нема. Однако, тот, похоже, вкуса водки даже не почувствовал. Выдохнув, он еще раз посмотрел на меня и начал запихивать рубашку за пояс. Преуспев, он поднялся, накинул свою шинель и деревянными шагами направился в коридор. Я посмотрел ему вслед.
– Спасибо, – глухо сказал он, не оборачиваясь, – еще вопрос: я сейчас где?
Мне снова отчетливо послышались металлические нотки в его голосе.
– В коридоре. У меня в коридоре.
Незнакомец обернулся и, внимательно посмотрев мне прямо в глаза, тихо произнес:
– Какой город?
Потом повел плечами, поправляя свое пальто, отвел взгляд и спросил, словно ни к кому не обращаясь:
– И какой год?
Я оторопело посмотрел на него. У меня даже мыслей никаких не было в тот момент. Я, конечно, много читал разного рода фантастических произведений и, что уж греха таить, неоднократно представлял себя на месте главного героя, попутно отмечая, что вот уж кто-кто, а я-то точно таких идиотских поступков совершать не буду. Я, напротив, буду крайне логичен, выдержан, всегда готов к любым неожиданностям. И вот, пожалуйста! Передо мной стоит невесть откуда взявшийся человек, который каким-то образом оказался у меня на кухне, минуя дверь, понятия не имеет, в каком он находится городе и даже больше – какой сейчас год на дворе. А все, на что меня хватает – это, хлопая глазами, промямлить: «Новосибирск. Две тысячи тринадцатый». И что дальше делать в этой ситуации, я понятия не имею.
Раненый гость коротко кивнул и взялся за дверную ручку. Хотелось бы сказать, что вот именно в этот момент я почувствовал, что никогда его больше не увижу, что вот он выбор между старой жизнью и новой, что победила храбрость, и я окликнул его…
Ничего такого, разумеется, не произошло. Я просто стоял и смотрел, как он открывает дверь и переступает через порог. Я даже думать особо ни о чем не думал. Все события последних тридцати минут разом навалились, и единственное, что крутилось у меня в голове, это что сейчас очень неплохо было б все-таки сесть и выпить.
Дверь протяжно заскрипела и захлопнулась. И я понял, что у меня руки не просто дрожат – ходуном ходят. Кое-как доковыляв до комнаты, я рухнул на диван. И тут на меня навалились все последние события. Меня заколотило, будто я стоял на морозе в одной футболке, и из глаз в три ручья полились слезы. Причем я понимал, что реветь-то особо не о чем, но поделать с собой, естественно, ничего не мог.
«Классическая истерика – спокойно подумал я, протягивая трясущуюся руку за бутылкой, – все, как по учебнику». По учебнику, кстати, рекомендовалось умыться холодной водой, нашатырь и полный покой. Я решил, что мудрость веков сильнее книжных вымыслов, и сделал несколько больших глотков.
Водка оказалась паленой.
Через секунду я уже стоял на кухне, лакая воду прямо из-под крана, потому что искать кружку сил не было никаких. Когда вода со вкусом хлорки сбила наконец-то привкус жидкости со вкусом водки, я сполоснул лицо, выпрямился и осмотрелся. О визите незнакомца напоминал только тот факт, что водки в бутылке существенно поуменьшилось.
Усевшись на кухне, я закурил и в четыре затяжки вытянул всю сигарету. Меня еще основательно потряхивало, хотя алкогольные эксперименты, существенно улучшили общее состояние. Достав из пачки еще одну, я открыл окно и выглянул наружу. Все правильно: седьмой этаж – хрен запрыгнешь. Что это могло быть? Мозг, разбалованный разного рода фантастикой, услужливо подсовывал с десяток готовых вариантов от пришельцев до путешественников во времени. Рассудок пытался пристыдить мозг, говоря ему, что хватит заниматься ерундой, пора остановиться и придумать нормальное рациональное объяснение произошедшему.
Мозг в ответ с глупой улыбкой разводил руками и ехидно восклицал: «Но его нет! Парадокс!»
Я потянулся за третьей сигаретой.
В дверь настойчиво позвонили.
Я подскочил, наверное, метра на полтора вверх. Во-первых. Нервы и так были натянуты, как кожа на барабане, а, во-вторых, домофона у меня не было, поэтому гости звонили от подъезда, после чего я спускался и открывал им дверь. То есть без предупреждения ко мне в дверь стучались крайне редко.
Реже таких визитов у меня, наверное, только незнакомцы на кухне появлялись.
Я подошел к двери и по привычке заглянул в глазок. И также по привычке выругался. Я не знал того человека, который этот глазок придумал, но каждый раз, когда я смотрел в это произведение оптической индустрии, у меня появлялось стойкое желание забить изготовителю в голову десятисантиметровый гвоздь. С таким же успехом можно было смотреть в стену, в шкаф, в ладошку – эффект был один и тот же. Смотришь в стену – видишь стену, в шкаф – шкаф, в ладонь – ладонь. Смотришь в этот глазок и видишь глазок. Не площадку, нет. Видишь стекло и какие-то разводы на нем. Красота ж! Бесполезно, зато глупо. И дверь мне всегда приходилось открывать, надеясь, что это не товарищи с арматурой, жаждущие моих гипотетических богатств.
Повернув ручку, я толкнул дверь и увидел на пороге абсолютно незнакомого мне человека. «Сосед. Ошибся. Ремонтник.» – пронеслось у меня в голове, и я уже было приготовился отвечать по любому из накатанных шаблонов.
И оказался совсем не готов к резкому удару с левой, пришедшемуся точно в висок.
Мне доводилось и раньше терять сознание. В целом, ничего страшного. Как человек, который раньше много и часто выпивал, могу сказать – очень похоже на очень быстрое опьянение. В голове начинает шуметь, перед глазами плывет, и потихоньку приходишь в себя уже лежащий на земле. Если все это ускорить в несколько раз и добавить боль от удара – получатся ощущения после того, как тебя вырубают. Ну и опять же ты понятия не имеешь, сколько ты пробыл в отключке.
Вот и я, очнувшись, понятия не имел, сколько прошло времени с тех пор, как в дверь позвонили. Я лежал на полу, голова гудела, как пчелиный улей. Стараясь особо не двигаться, я приоткрыл глаза. Нападавший решил не утруждать себя связыванием и транспортировкой, поэтому лежал я все еще в коридоре. Входная дверь была захлопнута. Судя по звукам, доносящимся из комнаты, тот (или те), кто так навязчиво напросился в гости, были сейчас там. Я чуть повернул голову и чуть не завопил во весь голос. Голову словно разломили пополам – такая сильная была боль. Сморгнув выступившие слезы, я чуть повернул голову так, чтобы прижаться щекой к ламинату. Он был прохладный, и так становился немного легче. Интересно все-таки, кто это и что им нужно? Самое ценное здесь – это я. И эти дебилы чуть это вот самое ценное не сломали! Так, болезненный юмор остался, значит еще не все потеряно. Правда там есть еще компьютер. Полуразобранный. Пятилетней давности. Который сейчас можно продать ну, наверное, тысячи за три. Это если вместе с мышкой, клавиатурой и веб-камерой. Что там еще? Кот? Фикус? Диван из «Икеи»?
Превозмогая боль, я полностью открыл глаза. Напротив моего лица сидел Румпельштильцхен и, потягивая носом воздух, понимающе смотрел мне в глаза. Немного полежав, я подумал, что с головной болью теперь более-менее можно мириться, но вот с отрядом бытовых штурмовиков в комнате – вряд ли. Драться я не умел и не любил. Можно было попробовать вызвать доблестную полицию – мобильник до сих пор лежал у меня в кармане джинсов, но тут сработал старый принцип неформальской молодости: менты в любой ситуации помогут мало, а проблем не оберешься. Я приподнялся на локте и попытался посмотреть, что происходит в комнате.
Все звуки моментально стихли.