– Люсьена, какие ароматы, слюнки текут.
– Ешь пока горяченькие.
– Не могу… У меня сегодня крупный план, я должна… ну, разве что одну штучку.
– Ешь-ешь, с двух-трёх печенек тебя не разнесёт, тем более за несколько часов.
Но Диана ограничилась одной печенюшкой. Хотя когда выходила из кухни, бросила такой жадный взгляд на стол, что не приходится сомневаться, едва мы уйдём в школу, она набросится на печенье голодным тигром.
…После уроков я отправился к Димону.
– Почему в школу не пришёл?
– Недели две точно там не появлюсь.
– Ну и глупо. От кого ты прячешься?
– Верка была на уроках?
– Нет.
– Глебыч, я подумал… Мать права, будет лучше, если мы переедем в другой район.
– Сбегать собрались? А как же желание докопаться до истины?
– Был бы хоть один шанс, я бы землю носом рыл, но шансов нет. Всё против меня.
– Шанс есть, – я пересказал Димону об общении Веры с Люськой-Михаилом. – И знаешь, мне кажется, твои предки поторопились замять это дельце.
– Куда ты клонишь?
– Надо было позволить Екатерине Станиславовне написать на тебя заяву в полицию.
– Глебыч, у нас вроде сегодня не было физры, мячом по голове тебе заехать никто не мог. Какая заява?! Там и до колонии недалеко.
– Уверен?
– А то ты сам не знаешь, чем это грозит.
– Димон, я тебя не узнаю. Рано ты сдался, вернее, сдулся. Смотри, предположим, Веркина мать обратилась бы в полицию, повесив на тебя всех собак. Какие полиция предпримет действия?
– Арестуют.
– А на каком основании?
– Глебыч, не придуривайся.
– Оснований верить на слово Екатерине Станиславовне и Вере у них нет, потому что нет доказательств. Вера утверждала, что ты принёс бутылку. А где эта бутылка? Где на бутылке твои пальчики?
– Может, бутылка осталась у них дома.
– Перестань! Ты сам этому не веришь. Бутылки не было. Идём дальше, где свидетели вашей ссоры? Кто вообще видел тебя в квартире Кузоватовой?
– Но я там был. А видела меня консьержка.
Я выпал в осадок.
– Про консьержку ты не говорил.
– Забыл. Она видела меня дважды. Первый раз я дошёл до лифта, вспомнил про конфеты, погнал в магазин. Второй раз поздоровался с консьержкой, вернувшись из супермаркета.
– Это кое-что меняет. Мы должны переговорить с консьержкой, узнать, когда и как ты уходил от Кузоватовых.
– Точно. Совсем из головы консьержка вылетела. Прямо сейчас ломанемся?
– А чего тянуть. Идём. Кстати, на кассах ты берёшь чеки?
– Чеки? Когда как. Иногда оставляю, иногда машинально в карман кладу. А что?
– Случайно не прихватил чек из супермаркета, когда конфеты покупал?
Димон пожал плечами.
– Посмотрю.
В комнате он достал из шкафа джинсы, сунул руку сначала в один карман – пусто, затем в другой – чека нет. И совершенно неожиданно извлёк из заднего кармана скомканный клочок бумаги.
– Глебыч, чек! Тот самый.
– Дай-ка сюда, – я разгладил чек, впившись взглядом в число, а затем в дату покупки. – Отлично! Конфеты тебе пробили в восемнадцать минут седьмого. Димон, а времечко-то сокращается. Значит, к Вере ты пришёл не в двадцать пять минут седьмого, а в половине.
– Что дают лишние пять минут?
– Ни скажи. Лишние пять минут, приплюсовывают к твоему алиби лишних пять процентов надежды. Не так уж это и мало. Ладно, пошли к консьержке. Чек дома оставь. Улика!
Глава четвёртая
Нестыковки-нестыковочки
Уйдя с последнего урока, Алиса позвонила Вере. Знали они друг друга шапочно – сталкивались пару раз, когда Алиса приходила на переменах в наш класс, но близко никогда не общались. Тем неожиданней стало для Веры предложение Алисы встретиться через пятнадцать минут в сквере.
Разговор как-то сразу не склеился, узнав, о чём именно хочет поговорить Алиса, Вера вспыхнула:
– Ты вообще кто такая, Димка тебя в качестве адвоката ко мне делегировал?
– Димка не знает о нашей встрече.
Предложив пройтись по скверу, Вера сунула руки в карманы короткой меховой куртки.