Психоделика. Книга для мертвых

– А кто его спросит? Мир должен быть многополярным, минимум двуполярным, а иначе застой и привет.

О как вывел! Аж самому приятно и работу сделал и многозначительные выводы о всепланетном заговоре.

Нет, на кое-что нас еще, наверное, хватит. Это я имею ввиду, что мы найдем в себе силы грозно пройтись по улице с маршевой песней на устах. Руки в бока, ноги на ширине тротуара. Становимся по двое на рыло и вперед! Но пройдем ли? И споем ли? Это врядли. Потому что, лень.

Эх, молоточки мои, молоточечки молотливые…

х х х

Сон

А когда сражаться с той стороны стало некому, появились они. Спокойные, уверенные в себе. Бравшие пространство по праву сильного. Словно охотник, высидевший в засаде и теперь пожинающий плоды своего терпения, словно узник, отсидевший в темнице длительный срок, но таки не признавшийся где спрятан клад, и теперь спокойно тратящий свое богатство.

Это были они – воины Чина. Несомненно. Я сразу понял, что это они, по раскосым нарисованным глазам и непривычным доспехам.

У них были боевые колесницы, напомнившие о великой империи и их было много, очень много как для нас, так и для уцелевших сарацин. Усталых, окровавленных, измученных…

Колесницы выезжали из открывшейся прямо в земле пещеры, и вытраивались в боевой порядок и возницы взирали на нас спешно латавших поредевший строй немного надменным, немного покровительственным и очень древним всезнающим зором.

Арабы разбегались, кто пеший, кто конный их вопли и проклятия летали над пустыней и затихали, только столкнувшись с железом.

– Их боги старше наших и намного мудрее, – сказал тогда Франциско. Я ничего не понял и промолчал.

Многие доспехи и одежды вышедших из преисподней воинов выглядели так, словно долгое время находились под землей. Гийом бы высказался бы примерно так:

«Да с них песок сыпется!»

Я оглядел наше несчастное воинство и отметил сильно пошатнувшийся боевой дух и общую растерянность.

– Похоже, нам крышка? – улыбнувшись, спросил Гарольд. Жутковатая у него при этом была улыбка, по бороде текла кровь, передние зубы торчали в разные стороны, лицо все в красных точках и кровавых разводах.

– Похоже… – говорить было трудно, голова кружилась, конечности плохо слушались головы.

Небольшой отряд сарацин с перекошенными от ужаса лицами кинулся в нашу сторону, что-то отчаянно крича. Франциско сделал движение рукой и строй щитов на миг разомкнулся, позволив туркам укрыться за нашими спинами. Я отметил, что большинство из уцелевших были лучниками. Что ж, какое-никакое подспорье, да вот от стрел против этого врага толку чуть.

Вперед пошла тяжелая терракотовая пехота, молча и основательно. Выставив оставшиеся целыми копья, мы какое-то время мы держались, потом стали организованно отступать. То и дело кто-нибудь выпадал из поредевшего строя, и нам приходилось смыкаться, но знамя Святого Георгия все еще реяло над нами. Тяжелое копье отягивало руку, напротив, совсем близко надвигались бесстрастные желтоватые лица оживших мертвецов, укрытые масками и железными забралами, иные сами по себе похожие на дьявольские маски с неподвижными ртами и нарисованными улыбками. Слепые лучники дали организованный залп и стрелы засвистели в воздухе и принялись стучать по доспеху. Доспех не подводил, пока… Наши арбалетчики ответили, турки тоже перевели дух, перестали причитать и натянули тетиву…

Ужас читался на лицах наших воинов. Даже Луаре перестал кричать и давать советы своим крестьянам. Я впервые увидел бледность на его румяном лице.

А как тут не побледнеть, когда на тебя подобно големам прет идеально ровными шеренгами узкоглазая пехота с торчащими из лбов стрелами.

Будучи не понаслышке знакомым с этими ребятами я сразу смекнул, что стрелять стрелами, да и арбалетными болтами по ним пустая трата боеприпаса. Их надо рубить доброй сталью и желательно в куски.

Потому шепнул об этом озадаченному де Грасси и тот отреагировал неожиданно, завопив подобно безумному:

– Это дети дьявола братья! Отходим, скорее отходим!

Наше преимущество было в том, что чина передвигались достаточно медленно, словно подчиняясь зову неведомого колдуна, как восставшие мертвецы в страшных сказках, которые слышал я в детстве.

Этих видать совсем недавно подняли, еще не расходились их мертвые суставы, еще не растеклась по жилам мертвая черная кровь или что там у них текло.

За нами был холм, и мы шаг за шагом стали взбираться по нему вверх, пытаясь выиграть позицию и время.

Выручили фанатики, которые на фоне всеобщего изумления вслед за своим предводителем с дикими воплями ринулись в самую гущу коварных врагов и сгинули там все до единого, Господь да упокой их души, дав нам возможность перестроиться и немного прийти в себя.

– Лошади устали! – не пробиться нам, – посетовал Девольт, и я был с ним абсолютно согласен. Мы устали, а лошади и подавно.

Перемолов фанатиков терракотовое воинство двинулось вслед за нами. Медленно, неумолимо.

Споткнулся барон де Луаре. Споткнулся и остался лежать на песке С воплями и проклятиями он призывал своих фламандцев, но те отступали так поспешно, что помочь ему ничем не могли.

Я развернул было коня, но почувствовал чью-то руку у себя на плече.

– Часы подбирать не нужно, – мягко произнес Франциско все такой же бледный, хотя пудра или что там было у него на лице местами осыпалось. Говорил он мягко, но как-то тяжело, наверное, был ранен, – вот они. Я нарекаю тебя Хранителем… Постарайся выжить и добраться до Тира и отдай их королю. Только не Ричарду. Лучше Филиппу. Он знает что с ними делать… У него есть человек, который знает толк в подобных вещах. Если не допустят к королю, разыщи его. Однорукий Франсуа-Вандеец. Еще возьми вот это.

Он протянул мне странный жетон. На жетоне была непонятная надпись, мне некогда было разбирать письмена, и я попросту спрятал жетон в потайной кармашек.

– Отдашь в любой орденской конторе, получишь золото, – просто объяснил Франциско. – много… Гарольда не забудь…

Я хмыкнул:

– Забудешь его… А как же…

– Возьми этих коней, они посвежее остальных, – И протянул мне холщевый сверток. И одарил меня взглядом, таким, что спорить тут было просто невозможно. Так, наверное, смотрит король на своего вассала, когда жалует ему полцарства. И брать страшно и не брать нельзя. И не ослушаешься. Подъехал Лузиньяк тоже ужасно торжественный.

– Ступай брат, – сказал он мне и я понял, что он тоже знает все то, что знает Франциско, – и да поможет тебе Бог!

– Прощайте! – я больше не мог говорить, обнял их обоих, влез в седло и, развернув своего коня, двинулся прочь…

х х х

Глава XXXIX

БГ “Афанасий Никитин буги или хождение за три моря»

явь

Сегодня я в разъездах целый день. По поручениям Захаровича. Мастеру отказывать чревато, в смысле нельзя ни в чем, даже в интиме. Шутка, а то еще подумаете. Захарыч у нас не такой, за что и уважаем. Словом сегодня время бежит незаметно. Заехал к связистам на соседнюю станцию. С ними я дружил, иногда мы вместе выпивали и обменивались новостями.

И хорошо, а то что-то грустно мне после сна последнего. Грустно…

Ребята были примерно моего возраста и довольно продвинутые во всех отношениях, по-крайней мере с ними было не скучно. Звали их Геннадий и Иннокентий.

Геша ненавидел все человечество в целом, не размениваясь на персоналии, и абсолютно открыто, что выражалось в его частых публичных дебошах и демонстрациях независимости. Человечество на эти проявления смотрело равнодушно, в рамках действующего законодательства, и в целом все было хорошо. А вот Кеша окружающих ненавидел втайне, но окружающие это чувствовали и вели себя соответственно. Такой вот бином Ньютона. Или теорема Фарси, кому что нравится.

Эта ненависть вращалась по кругу, и была постоянной как смена времен года. Причем обе стороны это абсолютно устраивало.

Эти два абсолютно разных человека проводили друг с другом времени больше чем с собственными семьями, и специалистами считались замечательными по праву. Помимо основной работы они занимались компьютерами и всем сопутствующим оборудованием. Оттого их консультации были для меня очень полезны, и я никогда не стеснялся обратиться к ним за советом.