Свободные пьесы

ИЛЬЯ ИЛЬИЧ. С высоты своих лет скажу вам, я себя чувствую молодым и исполненным творческих замыслов художником. Но сегодня мне ещё труднее жить, чем раньше, потому что вместо соцреализма официальным искусством пореформенной России становится поддерживаемый властями и некоторыми олигархами авангардизм

ИРИНА АНТОНОВНА. Мне несимпатичны богатые не из-за того, что у них так много денег. Нет, мне претит их убеждённость в том, что им закон не писан, что они достойны всех привилегий… Сегодня некоторые вещи я абсолютно не принимаю. Невозможно, чтобы недра страны – газ, нефть, лес, другие природные богатства – принадлежали отдельным людям. Такого не может быть, в России особенно! Так неправильно, это должно быть изменено.

ЖЕКА. Жадность – это очень важно. Жадность и зависть – ключевые слова для определения моего поколения. Всем его представителям всегда всего недостаточно, всегда нужно только больше, больше, больше. И у тех, кто смог с этим как-то справиться, конвертировать это чувство в энергию, все хорошо. Иным же остаются бесконечные сеансы самопожирания.

ЗВЕЗДОЧЁТ. Я втемяшил себе в голову идею какого-то нового образа жизни. Я не скажу, что это социальные вещи, это, скорее, что-то этическое. Мы просто хотели жить по-новому. А сейчас трудно сказать, чем я собираюсь заниматься – может, театром, может, литературой, может, искусствоведением или политикой, может, экологией – ну, где-то там.

ИРИНА АНТОНОВНА. Вообще я очень горюю об изменении образа человека моей страны, всё меньше вижу целостных людей. Очень многие перестали друг с другом говорить, высказывать свою позицию. Не потому, что они снова стали на кухне разговаривать, нет. Но как-то снизился, мне кажется, потенциал личности, поблёк российский человек для меня в своих вкусах, интересах, в том, что он любит в искусстве и в жизни.

ЗВЕЗДОЧЁТ. В принципе, работы как визуальному артисту мне хватит лет на сто. Я закончил, так сказать, карьеру. Ну, не интересно. Особенно в современном искусстве мне не интересно.

(Пауза, музыка, некоторые танцуют, мужчины пьют, дамы заняты делом.)

ЖЕКА. Еще меня интересует красота – как объект. Французская писательница Габриэль Витткоп говорит, что мало есть на свете столь роскошных поверхностей, как кожа прокаженного человека. Нас же пугают заболевания, которые мы не можем контролировать. Но если бы мы только могли имитировать их красоту – это стало бы прорывом в косметологии.

ИЛЬЯ ИЛЬИЧ. В советское время я был гоним как враг соцреализма, а ныне я гоним как художник, потому что не могу признать искусством ни «Чёрный квадрат» Малевича, ни перевёрнутый унитаз с приклеенной пачкой «Мальборо», выдаваемый за «современное» и «актуальное искусство».

ЖЕКА. Да, мне повезло. Но в принципе это – жульничество. Но кого-то это развлекает. Значит, какая-то польза есть.

СТЕЛЛА. Если на улице спросить у прохожих, знают ли они работы Босха, Веласкеса или Тинторетто, то человека два из ста припомнят произведение одного из них. Если спросить про Марселя Дюшана, то утвердительно ответят и того меньше. Надо понимать, что искусство, в том числе и классическое, не интересует массы. Это элитарный продукт и странно требовать, чтобы люди в этой ситуации интересовались Монастырским.

ДАША А у нас на Пречистенке как на курорте, за исключением того, что ножки пешеходов нежно облизывает не тёплый океан, а полные грязищи и ненависти волны вышедшей из берегов проезжей части.

ИРИНА АНТОНОВНА. А вообще скажу вам откровенно: я – человек социализма. Считаю, что это единственно верная система. К сожалению, на практике она себя нигде не оправдала. Пока. Потому что люди, как оказалось, несовершенны. Не готовы, не способны. Везде наступает либо крах, либо переход в авторитарный режим. Не знаю, может, в Швеции что-то получится – они сейчас называют свой строй социализмом.

СТЕЛЛА. В общем, у нас там все схвачено и все замечательно. И конечно, это было заметно на международном уровне – все наши выставки были оценены очень высоко.

ИЛЬЯ ИЛЬИЧ. В наше тревожное апокалипсическое время я прошу у Бога силы – для участия в борьбе за возрождение нашей великой многонациональной России».

ИРИНА АНТОНОВНА. Люди, которые лавируют, прикидываются, думают: «Сегодня выгодно сказать так», – совсем по-другому стареют. А правдивые с годами вызывают ещё большее восхищение своей красотой. Потому что внешность – это отражение души.

ЖЕКА. А если вас начнет раздражать собственное лицо? Мне, например, мое лицо не нравится, я бы с удовольствием его поменял. А что такое красивое сердце? Как оно выглядит?

ЗВЕЗДОЧЁТ. Мы, пришли, чтобы изжить то, что их породило: не их картины, а их тип сознания, их манеру жить. Хотя я боюсь, что пройдет некоторое время, и мы можем превратиться в таких же людей. У нас будут другие картины, но у нас будет та же дурная манера жить.

ИРИНА АНТОНОВНА. Меня волнует буквально всё, что я читаю, смотрю. Я небезразлична… Живу своей страной и не могу по-другому. Что вы хотите, всё-таки мне много лет.

СТЕЛЛА. Мне вообще интереснее то, что не поддается объяснению, тогда мозг начинает работать.

ЗВЕЗДОЧЁТ. Если есть здоровье, то это самая лучшая пора. Меньше страстей, меньше иллюзий. Трезвость. И в то же время – принятие мира. В юности другая энергия: радостно просто познавать, поглощать мир. А тут ты принимаешь его весь. И это так приятно. И так радостно. Меньше заморочек. Знаете, да, мою теорию? Я считаю, что человек, в принципе, не меняется. Как он в 12 лет развился, таким и будет. Потом начинаются гормональные вещи, он принимает их за развитие. Потом, когда они утихают, тот прекрасный человек, который развился к 12 годам, опять выплывает. Но, к сожалению, вместе с тем появляется и масса физических недугов. А так, он уже освоился в жизни – это экстаз! Еще вопросы есть?

ИРИНА АНТОНОВНА. Мне всегда хотелось иметь специальность, где скоро виден результат. Где что-то связано с живой работой. Я поработала медсестрой. Это тяжелая работа. Особенно во время войны, особенно в операционной, особенно, если держать ампутированную ногу в руках. Но ты в действии. И когда я пришла в музей, я немножко заскучала здесь, откровенно говоря, и подумала – ну нет, здесь я всю жизнь не выдержу. А получилось наоборот. Почему, не знаю.

ЖЕКА. Метеоритное вещество – довольно сомнительная вещь. Метеориты как таковые меня совершенно не интересуют, более того, мне кажется, что это дурновкусный материал. Художнику, который впервые в жизни хочет поработать с чем-нибудь странным, сразу же в голову приходит метеорит. Поэтому я никогда о них и не думал. Меня интересует только один метеорит, найденный в Туве, – метеорит Чинге. Целый год думал про этот метеорит, и в результате нескольких сложных и дорогостоящих комбинаций стал обладателем нескольких кусков. И вскоре они превратились в нож из метеоритного железа. Вот с ножом все просто: почему он важен – объяснить легко. Нож соотносится с религиозными практиками рассечения тела, все это меня очень интересует. На самом деле не так уж важно, с какими материалами работать. Важнее знать главные законы, по которым все строится. Их бесчисленные количества, и тут уже каждый выбирает сам. Я выбрал: закон подобия, метод рассечения и симметрию.

ДАША. Я тут краем уха услышала, что редакционный корпоратив может пройти в тёплой атмосфере караоке, и решила на всякий случай подготовить репертуар и начать репетировать заранее, чтобы не опозорить честь детской музыкальной школы имени Льва Николаевича Власенко. Короче, посмотрела живое выступление группы HiFi и теперь мучаюсь вопросом, зачем были нужны все участники кроме Мити Фомина, если даже под фонограмму поёт только он?

ЖЕКА. Ну и конечно, злоба и ненависть – эти великие раскаленные очистительные чувства. Мне кажется, ты знаешь, о чем я говорю

(Пауза, музыка, некоторые танцуют, мужчины пьют, дамы заняты делом.)

Конец цитаты.

Использованные интервью. Илья Глазунов, Константин Звездочетов, Евгений Антуфьев, Ирина Антонова, Стелла Кесаева, Дарья Палаткина

Заговор

Драма в 2-х действиях.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Слава – мужчина чуть старше средних лет. Доцент.

Миша – молодой человек около 30 лет.

Людмила – немолодая дама секретарь.

Дуня – женщина возраста доживания.

Арам – миловидный подросток примерно 17 лет.

Маша – высокая худая аспирантка, крашеная брюнетка.

Даша – невысокая полненькая аспирантка, крашеная блондинка.

Баян – мужчина с рыжей бородой.

Анжела – женщина среднего возраста.

Люций – мужчина среднего возраста.

ПЕРВОЕ ДЕЙСТВИЕ

(Большая гостиная, несколько стеклянных дверей, на сенах произведения искусств. Большой диван, несколько кресел, пара глубоких, одно кресло-качалка. Оттоманка, небольшой стол и три венских стула. Слава выходит в центр комнаты В комнате Миша, окна плотно зашторены.)

СЛАВА. Прекрасный туалет, изящный, аккуратный. Мне это кажется красивый туалет достижением культурного человека. Я далеко не первый, кто об этом говорит, какой-нибудь философ простых вещей уже писал о прелестях биде. А просвещенный монарх говорил о необходимости содержать в чистоте отхожие места. Я не хочу развивать эту туалетную тему, но когда заходишь в такой, как здесь, – становится приятно на душе, и вспоминаешь тот великий сортир, который стоит на большой дороге. Я ездил на литературный праздник к одному великому русскому писателю. Бог мой, вот откуда он черпал эти необыкновенные характеры! С их точным словом и пространными мыслями. Хотя никакой там пространности, там простота. А что вы на меня не смотрите, когда я с вами разговариваю? Я думаю, что вы меня не слышите.

МИША. Я не был.

СЛАВА. Что, ни разу? Я думал, вы не должны пропускать такое мероприятие. Это Мекка литераторов, они едут туда как лыжники в Красную Поляну или романисты в Ясную. В этом смысл поклонения литературе!

МИША. Некогда.

СЛАВА. Ах да, вы же обиделись. Вас хотели распнуть и заклеймить местные бумагомаратели и щелкоперы. Вы сказали, что ваше всё нам не всё. Как вы посмели или опять пьяны были? Все пьете и пьете, уже живот отпустили, и щеки надули. Вас так девушки перестанут любить.

МИША. Не перестанут.

СЛАВА. Вы сегодня немногословны, а нам еще часа полтора тут париться. Я надеюсь, все придут. Надо взбодриться, я бы предложил в фанты поиграть, но это такой бред позапрошлого века, все такие правильные, что самое веселое, что могут выдумать, – снять штаны и бегать. Так без штанов 200 лет и носимся кругами. Я бы выпил и закурил. Но меня за последнее время раз десять штрафовали за курение в неположенном месте. Делали обыски, искали алкоголь – думают, я дома храню не в сейфе, и дети могут увидеть, как я пью до 19 или после 21. Это ужасно некрасиво и оскорбляет чувство человека, а скрыть личные данные, преступление.