Свободные пьесы

МИША. Все будет вовремя.

(В окно тихо стучат. Миша поворачивает голову. Слава подходит к портьерам и, прижимаясь к стене, выглядывает в окно.)

СЛАВА. Я забыл, два раза по три стука или три стука по два раза. Не видно никого, просто темный силуэт.

МИША. Подождем.

СЛАВА. Ладно. Пойду, открою. А пароль какой? Только не говори про Славянский шкаф, надоело уж.

МИША. Пароль 123456 и ответ.

СЛАВА. Помню 654321. Может открыть заднюю дверь, и вы там встанете на всякий случай, чтобы если бежать, не путаться с замком. А с другой стороны, если это они, то со двора засада. Мы же пока ничего не теряем, нас всего двое. Оружия у нас нет, запрещенных продуктов тоже, в устройстве фильтр установлен. Путь проверяют. У вас тест на наркотики с собой?

МИША. Жопа все это.

СЛАВА. Миша, это слово запретили в 13-м году. Не нагнетай, и так могут быть неприятности.

Стук в окно повторяется.

МИША. Открывай. Не бзди – есть такое русское слово.

В комнату, озираясь, входит немолодая дама в строгом костюме с шишкой волос на голове.

ЛЮДМИЛА. Ответ вы произнесли неверно. В конце точка. Вы – Слава, я так понимаю, а он – Миша. Сразу напомню: я не Люда, а Людмила, это моя привилегия. Вы Слава и Миша, и ни как более, упаси вас бог, да простят меня верующие, по батюшке меня назвать. Итак, я должна кое-что подготовить до прибытия основной группы. Вы это знаете. Мне необходимо уточнить некоторые важные моменты.

СЛАВА. Людмила, а спрашивать можно? Вы, конечно, уточняйте, записывайте, передавайте, но сначала скажите, как добрались? Может, присядете, а то сразу в карьер и шашку наголо. «Выдохните» – теперь это свежий лозунг эпохи.

ЛЮДМИЛА. Я выдохнуть успею. Сначала дело, а потом цветы. Добралась нормально, на повороте от станции к пруду стоял какой-то странного вида молодой человек, не то радикальный хипстер, не то олдовый хиппи, я не разглядела, сделала вид, что хочу в кустики. Извините. И он отвернулся. Все же воспитанная у нас молодежь. Камеры наблюдения по всему пути, номера у меня настоящие, не блестят, читаются отлично, так что вряд ли кто заподозрит. Дом, как я знаю, снят на женское имя, так всё хорошо. Загородная встреча разнополых пар.

МИША. Трахтибидох в одно слово с мягким знаком на конце.

ЛЮДМИЛА. Что вы имели в виду? Будьте внимательны, а то ваша репутация мизантропа и социопата и так настораживает, а вы еще и фиглярствуете. Внимательнее к людям и словам, вы не всегда понятно излагаете собственные мысли.

СЛАВА. Спокойствие, только спокойствие. Миша бурчит и ничего более, а вы постарайтесь выполнять свои обязанности. Что вы должны сделать: уточнить зафиксировать и передать, я правильно помню инструкцию? Его выход потом, а первую часть своего задания он выполнил. Всех дятлов изловил и в клетку посадил. Отдыхайте, Миша.

ЛЮДМИЛА. Приступим. Вы все приглашения разослали? Давайте сюда квитанции. Я пересчитаю квитки. Так, все. Распишитесь. Покажите мне, где стаканы, бумага, карандаши. Помните не ручки не перья, а карандаши.

СЛАВА. Вот карандаши и бумага. Вот отчет о затратах и доставке.

ЛЮДМИЛА. Отлично. Я доложу, что все готово, что вы выполнили первую часть задания, и мы готовы встречать остальных. Миша, после того как я всё проверила и убедилась, что все готово, мне было приказано передать вам вот эту бумагу. Возьмите.

МИША. (Поднимается с кресла, проходится по комнате, берет бумагу.) Мне расписаться?

ЛЮДМИЛА. Да. В этом бланке строгой отчетности. Идите, изучайте. А вы, Слава, помогите мне организовать места. Разложите бумагу и карандаши. Не забудьте строгалку. Сам Строгонов придет.

СЛАВА. Обязательно, придет как же без него, без него и собираться бессмысленно. Я восхищен его даром предвиденья и умением принимать неординарные решения. Он так точно может анализировать ситуацию, что без его таланта мы бы давно пропали. А так есть у нас, у человечества, Строганов – и мы еще можем надеяться. Такой человек. Я даже нисколько не иронизирую, как кто-нибудь мог подумать. Он всегда вызывал у меня уважение. Иногда я думаю, что он меня не замечает, но потом спрошу у друзей, и они мне растолкуют, что он так видит мир, а я в этом мире только часть какого ни будь слова, а не герой или второстепенный персонаж. Да персонажей у него нет, они все эмоции и я часть эмоции.

ЛЮДМИЛА. Это не ваша функция, обсуждать Строгонова, он вам не какой ни будь начинающий писатель. Миша не обижайтесь. Доктор жизнь записывает особым драматическим кодом. Миша, изучили документ?

МИША. Да.

ЛЮДМИЛА. Действуйте.

МИША. А еще чего?

ЛЮДМИЛА. Ну, хорошо, это не в моей компетенции, я все сделала, вы услышали меня, в смысле – прочитали документ, расписались, и с вас спрос. Я передам.

МИША. Передастка нашлась.

СЛАВА. Молчите, вы не в приемной. Давайте действовать, как вы сказали, по плану. Бумага стопками разложена, карандаши на месте, сверим часы и будем подавать сигналы.

ЛЮДМИЛА. Я с правой стороны четыре раза, вы слева два, и так шесть раз, спутники засекут, и у всех в навигаторах появится локация.

(Людмила достает две светящихся палочки, одну передает Славе, и они прячутся за шторы.)

МИША. (Выходит из комнаты и возвращается с клеткой, в которой сидят два белых голубя. Достает их.). Что они с вами, птицами мира, делают? Я бы вас просто съел. Шучу, я вас им не отдам, я вас лучше сам убью. Выпустить вас сейчас – это выше жестокости. Это больше мерзости. Зачем вы, белые твари небесные, знаки божественной воли его, знамения, нужны в мире крыс? Они вас заклюют. А не выпусти – вас принесут в жертву. Это выше моих сил. А почему выше? Кто знает, на что я способен, может сегодня я им всё и скажу, что должен сказать. А должен я это говорить или нет? Кому я должен? Вот вам, птичкам, я должен подарить свободу, но, где для вас свобода? Это, как попугая выпустить в сибирском лесу. Ого го какая, свобода! А чем она кончится, кто его сожрёт, или он медленно умрет от голода? Я должен сказать, потому что меня мучает. А почему меня мучает, почему я такой? Надо сидеть, писать. Птички идите в клетку.

(Из-за шторы выходит Слава.)

СЛАВА. Что, бредите или боитесь? Ваш выход сейчас. Помните, когда встретите первого, покажите ему, куда идти, а сами оставайтесь на месте и ждите второго. Можете курить, только на территории, за оградой не смейте, сработают датчики, завтра пришлют письмо счастья. Не обшаривайте их. Не знаю, кто будет первым, по плану женщина. Ступайте, мне надо поговорить с Людмилой.

(Людмила входит из-за шторы, поправляя костюм.)

ЛЮДМИЛА. Идите, и не надо трагедий, все правильно. Мы не сами выбрали этот путь, это обстоятельства. Вы хотели быть человеком – давайте стараться. Поймите. Миша, нельзя все время обижаться на мир, вы же часть этого говна, и никак по-другому быть не может.

МИША. Вы сказали «говна» – вот тебе на. Что теперь будет? Вы понимаете, когда расшифруют информацию, здесь всё опечатают? Это у меня нечего опечатывать и можно только решить меня права голоса, а у вас статус, вы понимаете, что говорите. Дятлов в округе я снял, но сканирование – его не отключить. Не пугайте меня, а то я по думаю, что не только вы такая, но и все. Куда я попал?

СЛАВА. Шагайте, Миша, и не переживайте. Давайте, двигайтесь. Людмила, позвольте предложить морс клюквенный. Есть малиновый и клубничный, но они приторные, а калиновый в самый раз, отрезвляет.

(Миша уходит.)

ЛЮДМИЛА. Вы сначала предложили клюквенный.

СЛАВА. Пусть клюквенный он тоже отрезвляет. Мне нужен ваш трезвый взгляд. Я посмотрел вам в глаза, и мне показалось, что вы способны на поступок, вы готовы его совершить, вам нужен повод, и этот повод вы ищете здесь. А я не хочу такого поступка, мне нужна длинная жизнь, чтобы довести дело до конца и рассказать всем, детям, внукам, что я сделал. Потому что все для них, а не для себя. Я готов принять лишения, готов немного терпеть, но что бы им было хорошо. Как представлю себе: сижу я на поляночке, в руках сачок для ловли бабочек, а кругом дети и внуки! Одни пропалывают морковь, другие стригут кусты, третьи копают червей – все заняты полезным и не нужным делом. Потому что морковь выдают на складе. Кусты дикие, и мы в лесу в 100 километрах от дома. А черви такие противные и мальчики пугают маленьких девочек. Люда. Простите, Людмила, как я вам благодарен за ваш искренний и честный взгляд!

ЛЮДМИЛА. Осторожнее в своих признаниях. Я почему согласилась на это? Потому что не могла больше терпеть и знать. Знаете, сколько я знаю. Я служила и при том, и при другом. Потом меня перевели в вышестоящий орган, и я работала там в секретариате при таких людях и таких делах, что потом меня опять отравили к этому, который сейчас. Доверяют, а как серьезно и дотошно проверяли! Только я об этом не знаю. Это, наверное, единственное чего я не знала. Как они проверяли меня, как проверяли его, который теперь. Я точно знаю, меня обо всем расспрашивали. И что вы думаете? Я понимала, что нужно говорить, и говорила, потому что не скажи я – и проверку не пройдет он, и я не пройду. И так все время. А когда началась работа с этим, как пошли к нему разные – я только записывать успевала. Сначала он мне показался суровым и молчаливым, а потом привыкла, а может – он привык, и стал говорить, улыбаться. Мне, кажется, мы, даже немного друзья. Но я свое место знаю, мне на него каждый день указывают. Я прихожу, привратник меня досмотрит, чтобы я чего лишнего не принесла, а когда ухожу – чтобы ничего не вынесла. Выносить ничего нельзя, закон. А то, что в открытом доступе для людей, – так и должно быть, такая инструкция. Мы открытая организация, для общего блага работаем. Ябольше скажу: мы для этого живем.

СЛАВА. Людмила, вы не заговариваетесь от работы? А то, может, нам вас поберечь, такая нагрузка?

ЛЮДМИЛА. Да что вы! Я скоро, как доработаю свой срок, так сразу поберегусь. А сейчас я себя чувствую такой необходимой обществу! Когда с тем, про которого теперь нельзя говорить, работала, он двигал проект оздоровления путем распространения и частичного запрещения. Я так предана была, так искренне взялась за дело. Я и теперь не жалею, наверное, все правильно было. Так и нужно, только я не поняла, когда он так все сделал, что теперь от этого так все пошло.

СЛАВА. Наверное, все в совокупности. Помните, тогда сказали «надо», и все ответили «есть», даже креститься стали в чаще, и время свое проклинали, а прошлое раскрасили в розовый цвет и забыли прошлые ошибки? Зачем нам прошлые ошибки? Посмотрите на этого, который теперь, он не помнит ошибок и всё повторяет. Пусть повторяет, а то наделает новых и кому исправлять? А так – некому. Я думаю, что это закономерность построения счастливого общества.

(Тихо открывается дверь и входит Дуня.)

ДУНЯ. А я вам говорю, не надо общество делать счастливым, надо отдельного человека сделать счастливым.

ЛЮДМИЛА. Здравствуйте, уважаемая.