Капканчики. Домыслы и враки вокруг приключений Бениовского

а тела, дела и даже имена,

в день, когда на дно морское судно ляжет,

сразу смоет океанская волна,

как рисунки чьи-то на песчаном пляже…»

Образ камчадалки, уплывающей по волнам, выветрился из головы, но взамен ему отчётливо обозначилась горечь утраты чего-то важного, обронённого только что вот. И подобрать бы это потерянное, да никак не вспомнить, что именно. Чем неопределённей была утрата, чем невозможней было вспомнить её причину, тем печальней становилось Олегу Андреевичу. Тут и досада примешалась на тех людей, которые стуком в дверь не дали ему досмотреть нечто важное, ускользнувшее почти бесследно. Неизвестный радио-исполнитель продолжал мучить инструмент и надсадно, подражая голосу всех туристов земли русской, завывать:

«Мы ещё не знаем – как и почему,

и никто пока ещё про то не знает,

где закончится наш долгий путь ко дну.

Океан всегда чего-нибудь скрывает.

Только волны, волны видятся окрест,

только небо заслонило бесконечность,

и ещё пока на карте жирный крест

не поставлен там, где мы шагнули в вечность…»

Олег Андреевич вспомнил про мимолётную встречу с Варей в фойе дворца культуры, и Варя в его сознании непонятным образом совместилась с безвозвратной потерей. «Ага! – сообразил Олег Андреевич, пересекая маленький гостиничный номер – Вот я про что закуксился!» – и отворил дверь назойливому миру.

На пороге стоял тот самый помреж, который вчера руководил записью, и ещё пара людей из постановочной группы, впрочем, настолько незначительных и неизвестных, что Олег Андреевич их не помнил. «Пора ехать! – сказал помреж – Узрим триумф нашей режиссуры, услышим плод блестящей актёрской работы над праздничной площадью… да что там? Надо всей Сибирью прогрохочет слава твоего таланта! Поторопись, Олег. Через полчаса там уже начнут плясать детские коллективы из местных…

Олег вспомнил вчерашние слова «Хозяина тайги» про Варю, которая учит детей плясать, вспомнил танцующих в фойе детей, и уточнил: «Это те самые коллективы, которые вчера репетировали в ДК?» «А ты глазастый! – похвалил помреж – Тебя ж почти выносили из студии. Я думал, ты лыка не вяжешь, и вообще не в себе, а ты, оказывается, ещё и успевал засекать, чего творится вокруг! Правильно говорят: кто пьян да умён – два угодья в нём! Давай уже! Едем! Едем!»

«Волга» из гаража местной администрации живо добросила до площадки Олега, помрежа и ещё тех двух, каких-то там. В местном парке творилось массовое гуляние. Танцевали ростовые куклы на маленькой эстраде, карнавально одетые ходулисты возвышались над гуляющей публикой.

На одной из площадок играли в капканчики. «Поехали!» – кричал в микрофон красноносый клоун, отчего врубалась разухабистая музыка, а массы народу с визгами и писками бежали по кругу. «Стоп!» – командовал клоун, и те, которые не бежали, ловили бегущих.

На главной сцене звучала стилизованная под варган музыка, и исполнялся некий народный танец. Множество детей в огромных меховых шапках совершали хороводы и перестроения. Одеты они были в одинаковые мешковатые костюмы, и большеголовым своим видом напоминали гномов. Некоторые держали в руках игрушечные бубны, которыми то и дело синхронно взмахивали.

В первом ряду зрителей оказалась Варя. Она следила за детским танцем, то и дело посылая руками на сцену магические пассы. Сильней всех гномов была она озабочена чёткостью исполнения перестроений, синхронностью прыжков и взмахов бубнами.

Олег Андреевич протолкался вперёд сквозь плотную массу зрителей. Танец маленьких гномов, судя по всему, приближался к финалу, когда он оказался совсем рядом с Варей, и сказал, наклонясь к её розовому ушку: «Я люблю вас, Варя!» Она даже не повернула головы в ответ, а продолжая выделывать руками указующие жесты, спокойно ответила: «А я-то как вас люблю!»

Олег Андреич растерялся. Он-то произнёс признание нежданно для самого себя, от внезапного чувства необходимости срочного экспромта, и без всяких там надежд.

Варя двинулась в ту сторону, где заканчивалась эстрада, и был выделен проход в ограждениях. Олег Андреевич не отстал от неё, продолжая оставаться всё в том же, неопределённом настроении. Ладно бы, она, хоть обернулась, чтоб увидать, кому отвечает. Логично с её стороны было бы удивиться признанию от едва знакомого человека, оценить нелепость ситуации, несоответствие их возрастов. Приняла бы Варя его слова за шутку, выразила бы недоумение, или даже протест… ко всему подобному Олег Андреевич был внутренне готов. Он бы и молчаливое равнодушие понял, но когда так вот, буднично соглашается молодая женщина с его притязаниями, с любой точки зрения необоснованными, то ничего понять нельзя! Чёрт знает что!

Маленькие гномы не успевали освободить эстраду. Они столпились перед узким выходом, рассчитанным не более чем на одного человека. Могли бы разойтись в два раза быстрее, если бы половина из них воспользовалась трапом с другой стороны сцены, но оттуда уже лезли многочисленные витязи и казаки в шлемах и латах.

Трубные звуки возвестили начало следующего эпизода, а по картинке на сцене получалась нелепица – будто здоровущим бородатым дядькам с саблями и фузеями пришла в головы блажь погоняться за головастыми карликами. Детишки жались к выходу, а витязи опасно вращали оружием, громыхали щитами, и всё больше накапливались под воинственно-торжественную музыку.

– Собияйте всех к автобусу! – крикнула Варя тёткам, которые отлавливали спасшихся от нашествия гномов. За задником сцены развивалась не менее грандиозная сумятица, чем баталия выставленная напоказ. Из автобусов выгружались новые артисты. Одновременно в эти же автобусы пытались проникнуть коллективы, завершившие выступление. Пять, или шесть администраторов метались посреди всеобщего сумбура, и умудрялись волшебным образом организовать людей на осмысленные действия.

Над закулисной неразберихой звучала полифония героического сражения в исполнении хора, созданного звукачами из двух вчерашних артистов на студии. Хор кричал: «Навались!» и не менее мощно: «Ура!»

Когда все дети оказались вне сцены, Варя наконец, обернулась к Олегу Андреевичу, и спросила, глядя ему в глаза: «Чего вы за мной всё ходите? Я же вам сказала, что тоже вас люблю» Олег Андреевич окончательно смутился, потупил взор и замямлил: «Я заслуженный работник культуры. Живу в Москве, около Курского вокзала, можно сказать, в центре…»

В это время его же, Олега Андреевича, голос, но уверенный и раскатистый, произнёс со сцены: «Здравствуй, земля Югорская! Принимай рать православную! – и тут же, совсем без паузы – Что за хрень я несу?»

Начавшийся после этих слов музыкальный фрагмент прервался, и стал слышен приглушённый ропот зала. В поле зрения Олега Андреевича появился помреж, и закричал кому-то истерично: «Ставь запасной диск! С пятого трека! Козёл!» – Произошло шевеление у звукооператорской, и вновь над сценой зазвучал медовый баритон Олега Андреевича: «Здравствуй, земля Югорская! Прими рать православную! Что за хрень я несу?»

На этот раз мелодию «Славься» прерывать не стали, и она заглушила все возможные звуки, которые могла издавать в ответ площадь. На фоне исполнения Глинки, помреж пинал звукооператора ногами и злобно орал: «Я тебе где велел вырезать паузу? Я тебе, козлина, чего велел отрезать? Ты чего оставил, урод?» Звукооператор уворачивался и оправдывался: «Паузу велели убрать. Я паузу и убрал. Вообще без паузы вышло. Нормально убрал! А не надо было пороть чушь в микрофон!»

Олег Андреевич перевёл взгляд с коллег на Варю. Она вовсе не отвлеклась на закулисные баталии, а продолжала невозмутимо наблюдать за ним. Даже тени усмешки не мелькнуло в её раскосых глазах, словно не было ей дела до фонограммного конфуза, произведённого в масштабах всего Ханты-Мансийска. Так же, не было ей дела ни до регалий, ни до места жительства Олега Андреевича, а занимало её лишь то, чем ситуация закончится.

Олег Андреевич подумал совершенно некстати про нелепый синий цвет подводки вокруг её ресниц, но сказал совсем уж неожиданное для самого себя: «Выходите за меня замуж» «Хаашо» – ответила Варя с обескураживающей невозмутимостью. То ли она давала согласие, то ли одобряла правильно подобранное драматургическое решение.

019

Во время батального конфуза – главный режиссёр вместе с представителями администрации находились в банкетном зале, и никто из начальства не видал случившейся накладки. Когда это выяснилось, помреж с оператором помирились. Более того, оба стали звёздами коллектива и закадычными сообщниками по разделу славы. Уже в самолёте они начали выпивать и делиться тонкостями происшествия с артистами, администраторами и прочей мелкотой из режиссёрско-постановочной группы. Помреж в лицах описывал царившее за пультом замешательство, показывал как оператор дрожащей рукою срочно вставлял запасной диск с дублем фонограммы, как выглядел исполнитель роли Ермака, которому пришлось дважды повторить: «Что за хрень я несу?» – и притом не утерять величественной позы.

Настроение у всех было благостное. Каждый норовил ввернуть свою шутку в общее веселье, и добиться, чтоб за это все выпили. Наконец, помреж громогласно объявил главного режиссёра творческим импотентом. Поскольку главный летел другим самолётом, никто помрежу не возразил, и даже создалась приятная аура оппозиционного свободомыслия. Веселье усилилось чуть ли ни истерически.

Шум в салоне тяготел сложиться в песню. В конце концов, какой-то артист из фольклорного ансамбля достал гармонь и пошёл с частушками по проходу.

Выскочили стюарды со злыми рожами и долго угомоняли творческий коллектив, пугая вынужденной посадкой со всеми вытекающими. Пассажиры угомонились, и только помреж ещё некоторое время бурчал про импотентов, которым никогда не сделать настоящего праздника.

Олег Андреевич во всеобщем веселии не участвовал. Он даже от выпивки отказался, сославшись на организм. Сидел около иллюминатора и смотрел на облачные нагромождения, медленно плывущие под самолётом, который хоть и летел, а всё так и оставался в центре купола голубой пустоты.

Настроение Олега Андреевича было под стать пространству за стеклом, таким же пустым и безмятежным, наполненным отрешённой радостью. Возникали в нём абстрактные, не связанные меж собой образы, и тут же растворялись бесследно, как пар. То думалось про Варю, которая следующим рейсом летит в Москву, значит, не будет смысла уезжать со всеми на автобусе, а надо дождаться её прилёта.

Думалось, что пора завязывать с массовыми праздниками, потому как давно уж непонятно, чего он, Олег Андреевич на них делает. Зовут-то его известно зачем. Он, как-никак, заслуженный работник культуры из Москвы, а значит, его присутствие поднимает цену вопроса, но ему-то самому что с того?

Думалось про необъятные величины белых нагромождений, над которыми он пролетал сейчас. Скрыт ли в них какой-нибудь неведомый смысл? Есть ли смысл в его жизни, и каков он, когда всё так непредсказуемо и бессвязно? Если уходить из шоу-бизнеса, то чем заниматься дальше?.. Вон то, здоровенное облако похоже очертаниями на клоуна, который играл с публикой Ханты-Мансийска в «Капканчики»… но это уж совсем ни к чему…

020

Хоть и минуло с той поры не менее пятнадцати лет, хоть и случились в жизни Олега Андреевича колоссальные перемены, а Варя так и оставалась для него константой непостижимости. Порой Олег Андреевич сравнивал её со сфинксом, таковое вечное спокойствие хранилось в ней. Слова её, выражения и замечания были просты, словно кухонная посуда, но притом создавалось ощущение, будто всякое движение его души, всякую его мысль Варя видит со стороны как предмет. Видит в полном объёме и приемлет как данность любой сдвиг и поворот, который бы ни выкинул Олег Андреевич.

Немыслимо жить в постоянном согласии с ним, если сам он бывал с собою не согласен, но Варя умудрялась. Какая бы глупость ни занимала его в данный момент, он всегда мог её высказать Варе, нагромоздить парадоксов с дикостями, и не получить за то осуждения. Внимательно выслушав Олега, Варя всегда вовремя говорила: «Хаашо» – и было ему не совсем понятно, к чему это «хаашо» относится.

Однажды он даже попытался бросить Варю, но из этого ничего не вышло, поскольку и на его бросание и на возвращение она реагировала с одинаковым благосклонным вниманием. Кивнула и сказала: «Хаашо»

После давней той гастроли Олег Андреевич и вправду ушёл из суетной индустрии массовых праздников. Друзья и связи помогли ему закрепиться в союзе писателей на важной должности ответственного секретаря.

Когда новые власти предоставили союзу писателей полную свободу творчества, в смысле, прекратили государственное финансирование, важность слегка сдулась, обросла рутиной литературного процесса, но бросать место он уже не хотел. Сколько можно делать крутые повороты судьбы? Счастье оказалось дома, в Варином добродушном величии, от которого он всегда успокаивался, какие бы поводы для раздражений ни подсовывала работа.

Так и теперь, стоило Варе поинтересоваться, чему посвящены возмущённые возгласы ответственного секретаря, как буря в голове улеглась, и даже самому ему показалась смешной. Олег Андреевич посетовал: «Представляешь, Варя, всякие эмбицилы пишут псевдоисторическую галиматью, а мне приходится её читать, да ещё рецензировать. У меня уже мешки под глазами набухли. Видишь?»

«Вижу – Варя погладила его лицо и предположила – Они пишут потому, что им не хватает водки» «Может и правда – пожал плечами Олег Андреевич – налить бы им всем, чтобы упились и не вникали в текст. Или, лучше установить в подвале дома литераторов бочку с вином, чтоб они совсем прекратили писать. Должна, ведь, когда-то закончиться эта нескончаемая энтропия! Пишут, пишут, пишут… чёрт знает что пишут!» – Олег Андреевич нажал клавишу Enter, и на лоток принтера полезли отпечатанные листы.