Стерлитамакская быль

Выбрала профессию агронома. Это было исполнено смысла: в период всеобщей разрухи правильное земледелие стало стержнем возрождения нормальной, цивилизованной жизни, (не случайно слово «культура» происходит от латинского глагола «культивировать» т. е. обрабатывать землю).

Антонина Ивлева работала главным специалистом в Стерлитамакском РАЙЗО (районный земельный отдел), вела курсы подготовки председателей и специалистов колхозов и совхозов Стерлитамакского района.

Оставшись одна, тяжело переживала измену мужа, бросившего семью, воспитывала двоих сыновей. Младший сын, Анатолий, умер в возрасте 7 месяцев.

В общественно-политической жизни страны тогда творилось безумие. В 1930-е годы «врагов народа» в Стерлитамаке и кантоне-районе особенно много было среди работников сельского хозяйства. Каждый день находили и разоблачали очередных «шпионов и вредителей».

26 ноября 1937 года первый секретарь башкирского обкома ВКП(б) А. Т. Заликин отправил докладную записку И. В. Сталину, А. А. Жданову, А. А. Андрееву, М. Ф. Шкирятову, Г. М. Маленкову, В. М. Молотову о ходе ра-зоблачения “врагов народа” в Башкирии. Он сообщил, что разоблачено, исключено из партии, а органами НКВД арестовано 248 человек из партийного, советского и хозяйственного руководящего состава: исключены из партии, сняты с работы 33 директора МТС, 25 заведующих райземотделами. Арестованы и отданы под суд 15 ветврачей, 26 старших агрономов МТС и РЗО, 10 агрономов-семеноводов, 17 старших механиков МТС, 5 старших бухгалтеров МТС.

Ни один факт, приведенный в докладной записке первого секретаря обкома ВКП(б) Заликина, как выяснилось в ходе проверок правоохранительными органами в 1950 – 60-х годах, не подтвердился. Все “враги народа”, фамилии которых были названы в докладной, позднее были реабилитированы.

Эта нервозная обстановка изматывала слабое от рождения сердце Антонины. Она страшно переживала известие об аресте и расстреле В. К. Блюхера, ведь его она знала лично. Нападение Германии на СССР было последней каплей. С началом войны в городе постепенно начался голод. Ослабленный туберкулёзом и бессонными ночами организм не выдержал. Измученное, слабое сердце бедной женщины остановилось. 30 сентября 1941 года Антонина Ивлева отошла в мiр иной. Хоронили её всей улицей, дорогу устлали живыми цветами.

Чтобы выжить в голодные военные годы, бабушка Любовь Александровна Ивлева, оставшаяся с одиннадцатилетним внуком на руках, продала переднюю половину дома. Участок разделили. Наша половина дома представляла собой часть горницы, два окна на юг, одно на запад. Прорубили второй вход со двора с крохотными сенями, сложили небольшую русскую печь.

Родовой дом на улице Садовая (Соборная)

Этот дом для меня был вторым по значению в моём детстве. В нём в мою бытность проживала самая старая представительница моей расширенной семьи – прабабушка Мария Николаевна Лаврентьева (1886 – 1966+), с младшим сыном Алексеем Ивановичем Лаврентьевым и его семьёй, а в задней половине дома – средняя дочь Марии Николаевны, моя бабушка по материнской линии, Алевтина Ивановна Родионова (урождённая Лаврентьева), с мужем.

Этот дом во многом был схож с домом на улице Пушкина, но и заметно отличался от него. Прежде всего, он был больше, добротнее, представительнее. По прямой расстояние между домами составляло всего 160 м.

Место расположения на ул. Садовой было выигрышным, удачным во многих отношениях.

Если дом на ул. Пушкина стоял в пределах широкой ашкадарской поймы и часто подтоплялся во время наводнений, то дом на ул. Садовой – на коренном левом берегу реки, на возвышении, вода сюда доходила очень редко. Дом стоит до сих пор, правда отделан и перестроен новыми хозяевами до неузнаваемости.

Учитывая то, что именно в этой части города пересекались старинный Оренбургский тракт и восточный, «парадный» вход в город со стороны реки, место это было обжито с момента основания «Стерлитамацской крепости». В бабушкином огороде мы находили довольно много медных монет, датированных годом основания русского Стерлитамака и позже, большинство в идеальном состоянии, очевидно они не успели побывать в обращении, а также пушечные ядра, пули и другие артефакты, проливающие свет на древнюю историю города. Попадались и человеческие косточки.

Построен этот дом был также после Большого стерлитамакского пожара, в 1909 году, моим прапрадедом Николаем Михайловым. Низовые пожары случались довольно часто в степном городе Стерлитамаке. От пожаров все спасались у воды. В 1909-м Михайловы не только спаслись сами, но и успели вытащить самые ценные вещи, в первую очередь самовар, иконы, книги. Даже огромный платяной шкаф дотащили до берега реки. В нём сложили пожитки, подальше от глаз мародёров и некоторое время ночевали сами.

Николай Михайлов служил приказчиком, место его работы находилось в двухэтажном доме Баязитова, что сейчас на краю сквера у кинотеатра «Салават». После пожара его работодатель помог деньгами на строительство нового дома. Это было характерно для старого, патриархального Стерлитамака: богатые люди не бесились с жиру, а делились с теми, кто на них работал, занимались благотворительностью, вкладывали деньги в развитие родного города.

До этого Михайловы жили также на ул. Набережной (Пушкина), в большом доме на полпути между нашими двумя родовыми домами (в нём родилась моя бабушка Алевтина). Во время гражданской войны прабабушка Мария дом на ул. Набережной (Пушкина) продала, причём очень неудачно, ибо деньги (во основном «керенки») буквально на следующий день превратились в фантики, моя мама потом в них играла. Такое было время.

У меня в архиве хранится любопытный документ: «духовное завещание», которое оставила моя прапрабабушка Наталья Васильевна Михайлова. Духовными такие документы назывались потому, что текст начинался со слов: «Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа…». Для верующих людей эти слова были самой надёжной клятвой. Завещание было составлено стерлитамакским нотариусом Адамом Адамовичем Милюшем 16 мая 1919 года. Адрес дома был указан на «улице Соборной». С 5 апреля по 25 мая 1919 года город занимали колчаковцы. В отличие от печально прославившегося Комуча, в компании с чехами, колчаковцы восстанавливали в занятых районах законность и порядок. Поэтому моя прапрабабушка, Наталья Михайлова, сочла этот момент наиболее благоприятным, чтобы распорядиться нашим родовым домом, отписав его дочери. Решение было правильным, завещание при советской власти никогда не было оспорено или поставлено под сомнение.

Дом на ул. Соборной (Садовой) был построен более основательно, чем дом на ул. Пушкина: под железной крышей, без завалинки, но с цоколем, высокие и широкие ворота, запиравшиеся во весь проём массивным засовом (тяжеленный брус); уже не сени, но закрытая веранда, где можно было летом пить чай и где был чулан; во дворе – колодец, амбар с глубоким погребом. Этот дом был повыше, чем дом на ул. Пушкина, грамотно соориентирован: фасад и парадный вход на юг, веранда на восток. Настоящая русская печь с полатями, деревянные ставни с железными запорами, резные наличники, карнизы, подпол, просторный чердак. Дом был полон старинными артефактами: инструментами и утварью, огромный старый сундук, гири и гирьки с царскими орлами, профессиональный купеческий безмен, инструменты, старинные книги.

Задворки и огород спускались в низину, некогда представлявшую собой старицу (меандру) Ашкадара. Ранней весной она наполнялась водой и здесь можно было плавать на лодке. С задворков на С-В хорошо просматривался «конный двор», одно из старейших мест Стерлитамака, именно здесь был «Ашкадарский ям».

До революции Лавреньевы жили предпринимательством, как и очень многие в тогдашнем Стерлитамаке. Люди хорошо воспитанные, высоконравственные, грамотные, работящие. Выходцы из Тамбовской губернии, все члены семьи отличались высоким ростом, спокойным характером, добродушием, были глубоко верующими людьми и вели себя по-христиански и на людях, и дома, держались с достоинством, уважали себя и других. Как представители великорусской культуры, поддерживали образцовый порядок и чистоту в доме и на дворе. Имели свой колодец и парадный вход, что было признаком определённого статуса домовладельцев. На «Фонтан» за водой ходили жители победнее или те, кто не мог, по разным причинам, пользоваться колодцем. У многих домов в Стерлитамаке после гражданской войны сменились хозяева и большинство парадных дверей оказались заколоченными. В доме на Садовой продолжали пользоваться парадным входом, пока была жива прабабушка Мария, я это хорошо помню. На парадной двери, до капитальной реновации дома новыми хозяевами, в 2010-м, сохранялись две большие, деревянные резные прописные литеры: «Н» и «М» (Николай Михайлов).

Сразу после революции, мой прадед Иван Лаврентьев, который работал приказчиком, (его рабочее место было в двухэтажном старинном здании, которое сейчас стоит в городском сквере у кинотеатра «Салават»), решил переждать смутные времена в более спокойных местах и убыл пароходом в город Рыбинск Ярославской губернии. Моя прабабушка, его супруга, Мария Лаврентьева, на этом очень настаивала. Но от судьбы не уйдёшь. На чужбине Иван Лаврентьев стал жертвой холеры, которая тогда бушевала по всей России и скончался. Где похоронен, неведомо, предположительно в г. Рыбинске Ярославской области. Его приятель позже передал вдове обручальное кольцо и серебряный портсигар покойного. На память о нём также остались старинные часы, которые мой двоюродный старший брат благополучно разобрал, теперь хранит, как реликвию, корпус часов.

Прабабушка Мария Лаврентьева осталась одна, с тремя малолетними детьми на руках: старшая дочь Вера, средняя Алевтина и сын Алексей. Моя бабушка была средней (как и моя бабушка в семье Ивлевых), ей в 1918-м было 6 лет, Алексею был 1 год. Как они выживали, одному Богу известно. Покойному мужу Мария осталась верна до конца своих дней. Семья терпела от властей определённые притеснения, по причине «неправильного» классового происхождения. Так, мою бабушку вытурили из Женской гимназии.

Прабабушка Мария всегда была при церкви, даже во времена самых лютых гонений. После разгрома Казанского собора, а после этого и Свято-Татианинского храма, она укрывала у себя дома священные книги, церковную утварь, иконы, а также приютила диакона Владимира Сергеевича Погорелова. Некоторое время у неё на дому служили Литургии и обедницы. Тогдашние власти рассматривали это как преступление, поэтому принимались меры предосторожности.

К Марии Николаевне собирались якобы гости: священник, диакон, монашествующие, мiряне, довольно часто дети. Дочки и сын Марии Николаевны также принимали участие в службах. На столе всегда стоял горячий самовар и что-то к чаю. Внука, моего двоюродного брата, Сашу, сажали на крылечке, у парадного входа, с наказом:-если заметит что-то подозрительное – то бегом домой, в этом случае все садились за стол и пили чай. Таким образом удавалось избежать больших неприятностей.

Для меня прабабушка Мария Николаевна, или, как мы её называли, «бабуля» стала единственной ниточкой, которая напрямую связала меня с неповреждённой великорусской культурой и никогда не прерывавшейся православной традицией. Благодаря ей и моей маме я принял таинство Святого Крещения на первом году жизни.