Воспоминания. Размышления о былом

А вот любовь к рыбалке появилась именно здесь. В детстве, на моей родине я ещё не мог мечтать о рыбалке. Мне было всего 7 лет, когда я покинул те места. Тогда я не мог и мечтать, и думать об этом. Я только мог наблюдать, как рыбачили мой отец и дедушка.

Полакомились

После отступления наших войск, в саду у реки, в конце виноградника осталась совхозная или колхозная пасека. Так она и осталась бесхозная. Правда, не совсем так. Её почему-то не растащили. Да и куда её денешь? Это не рулон мануфактуры или велосипед, её не спрячешь. Ведь это пчела. Разорять семьи жалко. Старик – пчеловод так и ухаживал за ними. Ранее он на зиму переносил ульи в помещение, так же приспособленные для них. А весной снова выносил и выставлял на свои места.

Один раз ребята, мои соседи, собрались, это Вовка Лузан, заводила, который меня тащил за волосы, спасая, Жерёбкины Алексей и Николай, Юра, мой сосед ближайший, и я, конечно. Кто-то предложил пойти на пасеку, достать мёда и полакомиться. Не у каждого же есть в доме мёд.

Почему бы и нет? Всё равно он достанется фрицам. Мы и пошли.

Как жулики, подкараулили, когда там пасечника не было, и бегом к первому улью… Заранее прихватили с собой пустой мешок. Кто-то из наших знатоков сказал, что надо рамку с мёдом быстро в мешок, и бегом к реке, и в воду, чтобы пчёл смыть. Так и порешили. Как только мы подняли крышку улья, пчёлы оттуда роем, и как начали нас «встречать» на ура! Движения наши получили такое ускорение, каких не видывали никогда. Когда уж там было время засовывать рамку в мешок? Тут бы успеть ноги унести. Не успели её выдернуть из улья, быстро, кое-как завернули в мешок, и во все лопатки к реке. Слава Богу, что речка была метрах в 50-ти.

Не успели добежать, бросились в воду в одежде вперёд, чем рамка туда попала.

Все искусанные, мокрые, еле отделались от пчёл. У всех руки, шеи искусанные, морды красные. Это была настоящая битва за сладкий урожай. И боль, и смех и грех. Всего было, хоть отбавляй. Но потом чуть улеглось, залечили водой свои «раны», и принялись вкушать плоды своей «Победы». Потом жалели, но не долго, что разорили семью пчёл. Согласились на том, что украли всего лишь одну рамку, а семья вновь соберётся вся. Больше мы так не хулиганили.

Немцы потом весь мёд выкачали и поставили охрану. Всё время там находился немецкий солдат с автоматом. Это был уже постоянный пост.

А сладкое манит! Но бывает, и таит опасность…

Немцы установили охрану не только на пасеку, но и на виноградник. Как только стал виноград созревать, тут же и появился немецкий солдат с автоматом, охранявший всю плантацию.

Вдоль огородов проходила дорога, а через дорогу находился виноградник. И он тянулся вдоль всех огородов километра полтора, а затем уходил в сторону. По дороге от начала и до по ворота всё время курсировал часовой, или как там ещё можно его называть. Он всё время был в пути, с автоматом на груди. Потом его сменял другой. Он смотрел, чтобы в виноградник никто не заходил. Ходил он взад, вперёд, вдоль всего виноградника. Днём, конечно, туда – ни-ни. А вот ночью – это уже другое дело. Тут уж мы должны поработать.

Мы днём тщательно изучили их движения и маршрут, куда они доходят, где поворачивают назад, и т. д. Вечером попозже, мы спрячемся за каким-нибудь кустиком в конце огорода, и наблюдаем, когда он пройдёт. Как только он удалится на нужное расстояние, мы быстро перебегаем через дорогу в кусты виноградника. А там, по рядам виноградника удаляемся метров за 100–150, и выбираем гроздья покрупней и послаще. И всё это в темноте, и на ощупь. Да, чуть не забыл, и на вкус, конечно. Потихоньку режем, и наполняем рюкзаки и сумки. А потом таким же образом, потихонечку к дороге. Из-за кустов наблюдаем пока часовой не пройдёт мимо нас на нужное расстояние. И быстренько через дорогу, мигом в огороды.

У нас всегда получалось удачно. В общем, мы не страдали насчёт винограда. Нам даже немного нравилось рисковать. Мы, конечно, серьёзно не осознавали, чем это может окончиться. Что значит молодость. Как говорят: «молодо-зелено». Видно, нам помогал Бог, и поэтому нам сопутствовала удача. Ну, и мы, конечно, были осторожны.

Жерёбкины. Деньги

Я вот чего не понимаю. Как во время оккупации ходили в торговле русские, советские деньги? Ну, немецкие марки, понятно. Но советские? Да и где, и что можно было купить? Если только на рынках. Но я не видел рынка в Ново-Царицыно.

Почему я завёл разговор о деньгах. Наши соседи через дорогу, Жерёбкины, так они наши советские деньги просто «печатали». Ну, не в прямом смысле. У них двое ребят, и одна девчонка Тоня, наши друзья. И мы очень часто «толпились» у них дома. Ну так получалось, пойдём к ним общаться, то во дворе, то в доме. А их родители варили хозяйственное мыло и делали куски его сами. А мыло во время войны было дефицитом и пользовалось огромным спросом.

Вот они доставали всякое негодное мясо, туши свиней и т. п., наверно и дохлых животных. Доставали каустическую соду, и варили… Всю эту кухню, весь этот процесс мы видели. Они это абсолютно не скрывали. Вся технология проходила на наших глазах. А потом всё это варево разливали в квадратные формочки. А когда оно застывало, это и было уже мыло. Потом они его продавали.

Мыло было необходимо всем. Оно было самым истребованным продуктом. Вши никому не нужны. Но это ещё не всё. Интересна вторая сторона этого дела. Они занимались мыловарением с широким размахом, и постоянно всей семьёй.

И когда вся партия продана, а этих брусков мыла у них всегда было много-много, то начинали «подбивать бабки» всей семьёй. И мы, тут же, у них. Тоня заправляла утюгом. Она эти мятые рублёвки, трёшки, пятёрки, десятки разравнивала, разглаживала. А все остальные, в том числе и мы, складывали их, чтобы они были ровненькие сторублёвые стопки.

И этих стопок набиралось ого-го! Глаза разбегаются, глядя на них.

Денег вроде у них от этой торговли было очень много. А жили бедно-бедно, смотреть было не на что. Девчонка их, Тоня, была одета ну очень плохо, бедно. Да и ребята не лучше. Но куда девали они эти деньги? Когда мы присутствовали при подсчёте денег, то мы помогали их складывать в стопки. Всем была работа.

Мне кажется, что я настолько освоил тогда технологию мыловарения, что мог бы и сейчас заняться этим бизнесом. Но только кому нужно это хозяйственное мыло сейчас? Конечно нужно, но не такого качества. Не те времена.

Находки

Однажды я и соседская девчонка Варя погнали коров своих пасти, как всегда, за село, к реке. Выгоняли мы всегда очень рано. Когда во дворе ещё темно. Пока пройдёшь всю улицу, уже начинается рассвет. Пасли мы всегда на своей поляне. Она тянется вдоль реки и вдоль дороги.

Видим на поляне ночью побывала какая-то войсковая часть. Они, очевидно, были на марше, и здесь делали привал на отдых. А потом, наверно, срочно, часть по тревоге была поднята и двинулась дальше. А сбор был ночью.

На привале было много разбросано консервных банок, коробок, бумаги, пакетов и много всякого хлама. С нами были и другие ребята. И вдруг мы начали находить различные предметы. Бритвенные принадлежности, кружку, фляжку, складной нож, зажигалку, ну и так далее. Кто-то нашёл коробку от противогаза.

Мы с Варей нашли, как-то вместе, одновременно большой пузатый кошелёк, или как там его, портмоне, и красивую финку с рукояткой из слоновой кости.

Финку, конечно, я взял себе, а содержимое портмоне поделили поровну. Фотокарточки и какие-то документы, мы сразу же выбросили. А кроме всего этого, там было много немецких марок в крупных купюрах. Деньги мы разделили пополам и ничего не сказали ребятам. Побоялись сказать, что мы нашли такую крупную сумму денег и документы.

Мы боялись, а вдруг фрицы возвратятся и начнут искать. Ведь нам тогда несдобровать. Решили, лучше промолчать. Говорить об этом было опасно. А вдруг будет заявление об утере по команде? И местная жандармерия или полиция начнут искать, и конечно, нас найдут. Мы этого боялись очень. Но этого не произошло. А деньги мы отдали. Я – своей тёте, а Варя – своим родителям. И пользовались они ими, наверное, очень осторожно. Если, конечно, пользовались. Немецкие марки ценились, и на них уже можно было что-то купить в городе, на рынке. А мы-то стали «богатыми». Я, конечно, стал особенным «богачом». Потому что у меня была такая отличная, а главное, редкая финка, и довольно дорогая.

Финка

А вот финка моя, такая драгоценная вещь, уплыла из моих рук, по моей же глупости. Очень жаль. Это я впоследствии стал жалеть об этом. А раньше я не дорожил такими вещами. Также лишился двух пистолетов. Ещё стартового пистолета, ракетницы, нескольких сабель и карабинов. Не все из этих вещей мне были нужны. Но для памяти, можно было бы кое-что и сохранить. Но в то время у меня такие мысли не возникали.

Так вот, в отношении финки. Мой сосед Юра, увидев у меня эту вещь, так меня начал доставать. Продай, да продай. Ходу мне не давал. У него глаза на неё горели. Мать его работала, представьте себе (при немцах), директором маслозавода. Я понятия не имею, как он работал, где он брал молоко… Так Юрий предложил мне даже маслом расплатиться. Я долго сопротивлялся. Но он меня уговорил. Он притащил огромный, круглый, кусок масла, с футбольный мяч. Это ж сколько в нём килограмм? Я смотрел, смотрел на это масло, и сказал: «Чёрт с тобой, бери». Надоел он мне. Я знал, что не отстанет. Вот так бездарно я потерял свою драгоценную вещь, финку. Мой дядя Митя, узнал про эту сделку, очень меня ругал.

Масло съели, и ничего не осталось. А финка – это была бы память на всю жизнь. Но что сделано, то сделано. Вот сейчас, в настоящее время, я сам жалею об этом. Вещь действительно была дорогая и редкая. Наверное, тот фриц и сам очень сожалел о такой потере.

Для меня это была бы прекрасная память. Но – «тю-тю». Уплыла.

Житие-бытие. Ново-Царицыно. Стена – «кормилица»

Надо сказать, что в Ново-Царицыно людям жилось в оккупации гораздо лучше, чем, например, в Дувановке. Там, у рабочих совхоза не было своих хозяйств, огородов. А в Ново-Царицыно были. Чем люди жили, на какие средства? В первое время, может быть, они ещё могли жить за счёт того, что осталось некоторое количество зерна, которое было спрятано, и немцы не могли найти. Вот поэтому моей матери было не выжить с четырьмя детьми, меня и решили «командировать» к тёте Шуре, в Ново-Царицыно.

Тётя Шура и дядя Митя жили в отдельной квартире в одноэтажном доме, с отдельным входом. В доме было ещё несколько квартир. Их квартира, очевидно, составляла часть одной более обширной квартиры. Одна общая стена представляла перегородку, из деревянных досок, неплотно сшитых. Это, наверно, когда-то была одна квартира. Но впоследствии её перегородили этой стеной. Но в описываемое время за стеной было другое помещение – румынский склад с мукой. Тётя Шура и дядя Митя жили довольно сносно. Они имели свою корову.

Правда, более у них ничего не было. У других были куры, гуси, или ещё что-то.

Зато у них была своя скатерть-самобранка. А точнее, стена-кормилица. Как я выше сказал, за стеной был склад с мукой. Мука там хранилась насыпом, без тары, чуть ли не до потолка. Заведовал складом один капрал, молодой румын. Звали его Тодор. Он же и руководил выпечкой хлеба для румынских солдат. С моими родственниками он был в хороших отношениях.

Доски в перегородке были заделаны не плотно. И одну доску можно было сдвинуть чуть в сторону. Образовывалась небольшая щель… Её можно было увеличить сколь угодно, когда надо.

И вот в эту щель мука текла (когда надо), как песочек, и столько, сколько захочешь.

Вот так мы и пользовались «своим хлебом» вдосталь. Это был дар божий для нас. Хотя и очень опасный. И конечно, тот румын однажды эту утечку, безобидную мелочь, заметил.

Заметно же, когда песок утекает. Там образуется хорошая ямка. Но он оказался добрым румыном. Он предупредил, чтобы делали это осторожно, и не особенно заметно. Может быть потому, что видел, что у нас трое детей, и жалел. А может и по другой причине, не знаю.

Но мы, конечно, были ему благодарны за его доброту. Он не раз к нам заходил.

Факт тот, что мы были с хлебом и не голодали. А время-то было какое? Война. И этим всё сказано.

Ново-Царицыно – Карасубазар

Жить мне приходилось по очереди то в Ново-Царицыно, то в Карасубазаре. Это не была какая-то очерёдность. По обстоятельствам я курсировал то туда, то обратно. Пройти 30 километров для меня не составляло большого труда. Но одного меня в такой путь (пешком), не отпускали.

А транспорт в то время какой? Никакой. Отправлялся я с оказией. Находили мне какого-нибудь взрослого попутчика. И мы топали, созерцая окрестности. А было на что посмотреть.

Кончались сады Ново-Царицынского совхоза, начинались другого хозяйства, через небольшой промежуток. И так до самого Карасубазара.