Воспоминания. Размышления о былом

А летели они друг за другом со стороны Евпатории. И летели так низко, что немецкого лётчика было отчётливо видно. Мне казалось, что была бы у меня в руках палка или камень, я мог бы кинуть и попасть в него. Наш самолёт летел молча. Очевидно, у него уже не было патронов. А фашист, собака, постреливал.

За карьером, в той стороне, куда они летели, было поле, зелёно-жёлтое. Поле постепенно понижалось и уходило далеко в долину. Всё оно было засеяно то ли кукурузой, то ли подсолнечником. Издали было трудно определить.

Наш «Кукурузник», так их называли, нырнул куда-то в эту зелень. Дальше его уже видно не было. «Мессер» дал ещё одну очередь, и после скрылся в этой же долине. Трудно сказать, сбил он нашего или нет, там уже было не видно.

Ну скажите, какой гад! К нам прилетел, и за нами же гоняется. Был бы это наш «Ястребок», а не «Кукурузник», то ещё неизвестно, кто кого бы гонял.

Севастополь. «Как стая ворон»

Был 1942 год. Крым был почти полностью оккупирован фашистами. Оставался один Севастополь, который в гордом одиночестве сражался ещё долго с врагом. Немцы захватили весь Крым. А Севастополь не сдавался, боролся до последнего.

Как только могли, Севастополь пытались поддерживать всем необходимым. С Кавказа морем доставляли и живую силу, и боеприпасы, и продовольствие. Но силы были неравные. И Севастополю сражаться было всё труднее. Так, в январе, чтобы отвлечь часть войск врага от Севастополя, в районе Евпатории был высажен морской десант, о котором я выше уже подробно рассказывал.

Но обстановка всё осложнялась. Однако и в таких условиях Севастополь стоял до конца июня 1942 г. Я вспоминаю, как с конца мая, и до середины июня немецкая авиация усиленно бомбила Севастополь. Самолёты, летящие туда, пролетали почти через наше село, чуть в стороне, южнее.

Я никогда до этого и после этого, не видел такое количество бомбардировщиков в воздухе одновременно. Видел я это дважды. Первый раз, где-то после 2 июня, а второй раз – 4-го или 5 июня 42 года. Летали они и до этого. Но не в таком количестве.

А сейчас летала армада тяжело нагруженных бомбардировщиков, с тяжёлым прерывистым гулом. Как будто летят и стонут: «Гу-гу-гу…» В течении нескольких минут всё небо было закрыто самолётами. Летели они тройками, друг за другом. Но эти тройки закрывали всё небо и по ширине, и в даль. Как будто летела огромная стая ворон. И там их были сотни или даже тысячи.

На это зрелище было страшно смотреть. Глядя на них, мы прекрасно понимали, куда они и зачем летят. И что будет твориться там, куда они начнут сбрасывать свой смертоносный груз. Смотря на эту стаю «коршунов», кулаки сжимались в карманах.

Ведь там, в Севастополе, были наши люди, наши солдаты и офицеры, наши отцы и братья. Летали эти ястребы и после, но уже меньшими объёмами. А летали они всегда одним маршрутом. С запада на юго-восток. Очевидно, откуда-то с румынских аэродромов или с украинских в районе Одессы.

К концу июня уже никаких полётов не было видно.

Новый порядок

Как только был оккупирован наш Фрайдорфский район немцами, началась усиленная чистка населения. Через своих осведомителей (как, например, Ударович), а короче, через предателей, начали хватать и арестовывать инакомыслящих, т. е. недовольных приходом немцев советских активистов, коммунистов, а также евреев.

В этих делах они находили себе помощников. Был и в нашем селе такой «деятель», о котором я уже выше говорил. Село наше находилось в пяти километрах от райцентра Фрайдорф. Примерно на полпути к райцентру когда-то находилось татарское село, которое называлось Контуган. Оно уже давным-давно исчезло с лица земли.

Остались на его месте заросшие бурьяном развалины да курганы, да ещё два артезианских колодца глубиной 80–90 метров. Один из этих колодцев, наиболее сохранившийся, и стал последним местом пребывания на этой земле многих наших советских граждан, и особенно евреев. Я здесь называю колодец наиболее сохранившимся. Это не значит, что он функционировал, нет. Просто его не засорили, не забросали мусором, как другой. И он оставался пустым на всю глубину. Вот его-то новые «хозяева» и использовали для «наведения» нового порядка.

Привозили сюда арестованных и расстреливали. Часто возили в своих чёрных спецмашинах, называемых «Душегубками». Эти машины оборудованы так, что они являлись плотной, почти герметичной коробкой, куда подводился выхлопной газ от двигателя машины. И пока арестованных везли к месту «назначения», они уже были мертвы. И таких машин у них было достаточно. Готовились они основательно.

Но вот сюда, к колодцу, они привозили и выводили из машины и живыми. И здесь, у колодца их расстреливали. Мне это пришлось видеть не один раз. Выводили из машины, ставили по 4–5 (но в основном по 4) человека на краю колодца. А зев колодца был на уровне земли. Ставили затылком к колодезному отверстию и стреляли в упор, в лицо из автоматов, иногда из пистолетов. Почему они ставили затылком к колодезному отверстию? Я думаю, что не каждый, увидев перед собой отверстие чёрной круглой дыры, устоит.

Покончив с одной партией, выводили и строили следующую, и т. д. Иногда даже не стреляли. Один из немцев, в маске подходит, и быстрым движением проводит рукой у каждого перед носом. И они мгновенно падают назад, в отверстие колодца.

В 50–70 метрах от колодца проходила дорога. Мы, я имею в виду себя и ребят, часто ходили по дороге и были свидетелями этих событий. Немцы ведь были в то время «хозяевами» и бояться им было нечего. Тем более, что мы мальчишки, ничего не смыслящие. И на нас они не обращали никакого внимания.

Стенки колодца выложены внутри ракушечным камнем до самого дна, т. е. до воды. Так вот, стены с противоположной стороны все залиты кровью. Когда стреляют, брызги летят в ту сторону, и кровь, стекая по стенкам вниз, запекается слой за слоем. Нарастает слой в несколько сантиметров толщиной. Стекая вниз, он со временем становится чёрным.

На это страшно смотреть. Сосульки крови всё нарастают, нарастают и свисают длиной в метры, вниз по стене. Немцы рыскали по всему району, выискивая евреев и других неугодных им граждан, и свозили сюда.

Судя по этой крови, по её количеству, можно себе представить, сколько здесь загублено душ человеческих. В летнее время здесь стоял такой ужасный запах и роилась масса мух.

Колодец был постоянно открыт, до тех пор, пока оккупантов не изгнали из Крыма, т. е. до мая 1944 года. После там, вокруг колодца, подняли цементированные бетонные борта.

Провели какую-то противоэпидемическую санитарную обработку и засыпали хлоркой, забетонировали верх. Повесили табличку о фашистских зверствах.

Впоследствии я покинул эти края, учёба, служба, и больше не появлялся там длительное время. Что там сейчас, я не знаю. Может быть, уже установлен какой-нибудь мемориал. Может быть. Дело в том, что эта разрушенная, возможно, сотни лет и более назад старая деревушка находится там, где нет поблизости никакого жилья. И этот колодец находится в стороне от дороги, и напоминает о нём только то, что стоят два полуразрушенных столба, и более ничего.

Кому придёт в голову устанавливать там какой-то мемориал? А там, кто его знает.

Немцы занимались этой «профилактической работой» по отлову «опасных» для них лиц, примерно с октября 1941-го, и по май 1944-го года.

Переход в Карасубазар

Немцы обосновались в Крыму прочно. Время было тяжёлое. Есть было нечего. Ведь магазинов никаких не было. Да и кто их мог содержать, немцы что ли? Население выживало. О работе не могло быть и речи. Фашистам на население было «до фени». Чем больше будет уничтожено или вымрет, тем для них лучше. Они могли только отбирать последнее. Я уже писал выше, как они изымали последнее зерно у людей.

Где доставать продукты? Чем матери кормить четверых детей? На семейном совете решили: старший брат, Владимир, остаётся дома, как главный мужчина в доме, и будет помогать матери. Ему всё-таки было 16 лет. Двое других детей, сестрёнка Лида, ей всего 7 лет, и самый младший братишка, Славик, ему было всего 3 годика, они тоже остаются дома. Они малыши.

А меня, как более взрослого, мне на тот момент было 11 лет, решили отправить к тёте Шуре в Ново-Царицыно. Это такое большое село, в 25–30 км от Карасубазара (Белогорска) в северном направлении. У неё было двое детей и был муж. Им было полегче прожить.

Вот туда, в Ново-Царицыно, меня и решили отправить, где-то в середине 1942 года.

Встал вопрос, а как меня туда отправить? Ведь вокруг немцы. Никакого транспорта нигде нет. Мало ли что может случиться в дороге? Схватят фашисты, и расстреляют ни за что. Это им ничего не стоит. Мама решила отвести меня туда сама, пешком! Это километров 200. Да не по дорогам, где полно немцев, а по степной части Крыма, обходя все населённые пункты.

Мы по карте наметили свой маршрут и путь, минуя все города и села, где можно встретить новых «хозяев». Это было сделать очень нелегко. Риск был ещё тот. Это был прыжок в неизведанное в то страшное время. Мы топали трое суток, почти без остановок. Мы шли полный световой день. И только на ночлег осторожно просились где-нибудь в глухой деревеньке, и лишь разузнав, что в деревне нет немцев. И это было всего два раза. И то, пускали нас только после того, как узнавали кто мы, какое нас постигло горе, и куда и зачем мы идём.

Мы осторожно шли дальше. Если где-то на пути были какие-то люди, приходилось менять направление, чтобы избежать встречи с ними. Только один раз у нас на пути оказался один райцентр. Я уже не помню его название. Это был железнодорожный узел. И обойти его было невозможно. Пришлось идти напрямик, через ж/д пути, обходя его окраиной. Но всё обошлось спокойно. Не доходя до этой железнодорожной станции примерно 1,5 км, в поле на полевой дороге лежали 3 огромных снаряда, калибром, наверное, 500–600 мм. Это что-то невероятное. Весили они, наверное, не одну сотню килограммов, я даже не осмелюсь назвать эту цифру. Поднять такой снаряд можно лишь большим краном. Они около метра длиной, и мне не обхватить его руками. Возможно, такими снарядами немцы обстреливали Севастополь из орудий «Дора».

Я об этом читал уже значительно позже. Я слыхал и читал, что у них были такие орудия. Но не буду гадать, как они там оказались. Рядом ведь железная дорога и станция.

В общем миновали мы этот райцентр и пошли дальше уже спокойнее. До конца нашего пути было ещё довольно далеко. Топать надо ещё много километров. И местность там будет уже предгорная, лесистая. А это значит, что там партизанская зона. И нам ни в коем случае нельзя встретиться с немцами. Это был бы конец. Там наверняка они контролировали местность.

Вышли мы, наконец, в предгорье возле города Карасубазара, с западной стороны. С высоты были видны уже окрестности города. Справа от нас был лес, а внизу, в долине, был виден совхозный сад и горб длинной горы Ханжима (ныне – микрорайон города Белогорска), окаймляющей западную часть города. За которой и находился уже сам Карасубазар. Ещё немного, и мы дома. И почти конец нашего пути. Почему почти? Дело в том, что в этом городе жили отец и мать моей мамы. То есть, мои дедушка Николай Афанасьевич и моя бабушка Надя. Тут намечалась моя первая временная остановка. А позже меня направили в большое село Ново-Царицыно, к тёте Шуре, маминой сестре.

Это ещё надо преодолеть около 30 км к северу от Карасубазара. Но это уже было потом.

Вначале мы с мамой прибыли в Карасубазар. Как в каком-то кинофильме, «Они спустились с гор». Мы и спустились с горы, в долину, где и расположен город.

Карасубазар – небольшой южный город. Только расположен он в горах, а не у южного берега Крыма.

Город многонациональный. В нём жили русские, украинцы, татары, евреи, караимы, немцы, болгары, армяне, греки, и много других национальностей.

Город расположен в низине, у подножия начинающихся крымских гор, в северной его части. В городе не было крупных предприятий. Были небольшие, районного масштаба, такие как РАЙЗО (Районный Земельный Отдел), банк, поликлиника, больница, милиция, горком партии, хлебозавод, молокозавод и прочие. Город находился на магистральном шоссе, связывающем город с одной стороны с Симферополем, а с другой – со Старым Крымом и далее с Феодосией и Керчью.

Находился он на расстоянии примерно 50–60 км от Симферополя, и километрах в 30 от Старого Крыма, между ними. В то же время, Карасубазар был связан дорогой и с северной частью Крыма, то есть, Перекопом через ряд северных степных районов.

По этой дороге мне и предстояло затем, позднее, двинуться к окончательному месту назначения, в Ново-Царицыно. Что и было потом исполнено. Весь наш путь от дома и до Ново-Царицыно проходил в постоянном страхе. Как бы не встретиться с немцами. А они везде на дорогах проверяли документы, пропуска на передвижение.

Не дай Бог, если бы мы попали на такой контроль. В то время можно было передвигаться только по пропускам, выдаваемых немцами. А получить такой пропуск, да ещё на такое расстояние, да ещё в район, где действуют партизаны, едва ли это было достижимо.

А попадись без пропуска, докажи, что ты не связан с партизанами. Да и кто стал бы это проверять? Было очень опасно. Но, видно, всё время Бог был с нами и нас берёг.

Я уже писал, что ранее, в 1940-м году мне приходилось бывать и в Карасубазаре, и в Ново-Царицыно. В Карасубазаре жили мои дедушка и бабушка. Вначале они жили в старенькой завалюхе, с противоположной стороны горы Ханжима, тянущейся вдоль всего города, от его северной окраины до южной. Город был с восточной стороны этой горы, а с западной была небольшая речушка, и за ней, вдоль всей горы, совхозный сад.