РАЙСКАЯ ОБИТЕЛЬ. Сборник новелл

– Другие не хотят. Говорят что его очередь, вот и все. Сегодня воскресный день, Валик дома. В школу ему, а ж завтра, то пусть выгонит. И меня на работу вызвали, там, около базы есть хороший выпас на Чистом Озере, уже хорошая трава выросла.

– Куда ж в такую погоду? – озабочено спрашивала бабушка.

– Только облачно, дождя нет. А как пойдет дождь, то погонит обратно. Я буду до обеда на работе, надо отпустить яблоки в магазины в Киев и все. Пускай гонит Зорьку, а я приду позднее, надо еще в контору зайти. – И, обращаясь ко мне, – Ты знаешь, где там Купина около Чистого Озера?

Я ту местность знал очень хорошо. Мы даже на Купине ловили одюшок с Колей Бабченком. Неприметная старица, с хорошей впадиной с небольшим озерцом, на середине которого, плавал островок из плотно переплетенных водорослей. Вода в том озерце была всегда теплой и зимой и летом, а берега были покрыты хорошей и сочной травой. Озерце приобрело свое название от плавающего островка на нем купина. Местная легенда гласит, что, когда-то в запорожские времена проходил там Казацкий Шлях на Киев, и стояла небольшая деревянная церковь, где время от времени ставили свечки Пресвятой Богородице, молились проезжие люди об удаче и легком пути. И вот однажды ночью провалилась с 30 Апреля на 1 Мая, в Вальпургиеву Ночь, земля провалилась и церковь ушла глубоко под землю, а на месте, где была церковь, образовалось бездонное озеро. Кого не спроси об озере Купина, старые жители в Шпитьках расскажут эту легенду. Мы с Колей Бабченком однажды решили проверить глубину озерка. Специально в парке нарезали длинных веток из кустов лесных орехов. И договорились, если кто будет спрашивать, зачем вам столько палок, скажем, рыбу ловить на удочки. И вот я взобрался на купину с длинными палками, слушая советы Коли:

– Ты не стой на одному месте, а ходи, чтоб не провалится. – Он подавал мне длинные палки на островок с берега. Я связывал их вместе, передвигаясь по мягкому, плавающему настилу островка из корней водорослей и опускал в воду, пытаясь достать дно. Но двух метровые палки уходили она за другой вниз, не нащупывая дна. Когда третья связка уперлась во что-то твердое. Я стал вынимать палки. Третья нижняя была вся грязная от мглистого дна. И я понял, что она просто согнулась в месте связки и залегла в илистое дно. Так что глубина озерка, по моим подсчетам была не бездонной, а около двух, двух с половиной метров. Коля философски заметил:

– Так замуслило дно. Что прошло триста с не большим года.

Мы наловили мелкой рыбешки на удочки и ушли домой, храня полную конспирацию, что бы не влетело от родителей.

Итак, я выгнал Зорьку, подождал мать. И мы вместе пошли до поворота в совхозную контору. Мать повернула в сторону конторы, куда я часто ходил в свой детский сад. Я погнал Зорьку в сторону овощной базы, где работала моя мать заведующей этой базой одновременно и кладовщицей за семьдесят пять рублей в месяц. Заведующая имела зарплату пятьдесят пять рублей, кладовщица сорок пять, а поскольку мать совмещала эти должности, то ей платили семьдесят пять рублей.

Свинцовые тучи низко стелились к земле. По каменной мостовой, дорога построена еще со времен сахарозаводчика Терещенко. И вот я в сапогах сшитых дедушкой Григорием, гнал свою Зорьку вдоль заборов домиков односельчан. Навстречу шла знакомая работница овощной базы с двумя ведрами Колодяжной воды.

– Валик, это ты? Куда ты в такую погоду гонишь бедную корову. Её ж сдует, если будет есть мокрую траву.

Я не выдержал, что бы ни ответить. Мне и так было не по себе. А тут еще стал моросить мелкий дождик, мрячка, как мы называли эту небесную морось.

– Что я могу сделать? Мамка сказала выгнать Зорьку пастись, сказала это мне, чтобы гнал корову, а то Вася Очколяс заболел.

– Что, заболел? Он не хочет, сказала его мать. Не может выгнать из дома. Говорит, что Вася хочет, что бы платили по рубль пятьдесят в месяц за корову, что за копейки гнать стадо не будет. А ты гони корову обратно, иначе подохнет, как сдует, увидите.

– Не сдует. А как мать сказала так я и сделаю. – И я погнал Зорьку дальше. И только услышал в след сердобольную хозяйку:

– Не жаль ни дитяти, ни коровы. В такую погоду хороший хозяин собаки не прогонит со двора.

В природном овражке, поросшем сочной зеленой травой, с озерцом по середине, мы остановились и Зорька стала пастись на влажной траве. Вскоре она остановилась и стала жевать жвачку. Мне было холодно. Мелкий моросивший дождик и сырость проникали под мой пиджачок и свитер, было только тепло в ноги, которые я тщательно завернул в онучи и надел сапоги. Зорька легла на траву и продолжала жевать жвачку, вздыхая, как человек. Чтобы как то согреться, я присел рядом и притиснулся спиной к теплой туше животного. Мне стало теплее. Корова вздыхала и смотрела на меня своими увлажнившимися добрыми глазами. И в эту минуту мне показалось, что она плачет, жалея меня. Я ближе притиснулся к Зорьке. И, как бы, в подтверждение этих чувств, Зорька лизнула меня в щеку. От ее шершавого языка, остались на моей щеке царапины. Своей коровьей любовью ко мне, мальчику, забредшему невесть в какую даль под струями моросившего и холодного дождя, как бы сказала: – «Не горюй, мальчик, у тебя все будет хорошо». У бока коровы было тепло. Но, я не мог, как следует согреться, поворачиваясь, то спиной, то своим боком к ее боку. Так и застала меня мать. Она несла в руках хлесткую вербную розгу. Я подумал, что мне вот в эту минуту сейчас влетит. А за что? Так мать всегда найдет за что. Но на этот раз она только сказала:

– Вот хорошо, что я не послушала Лены, что носила воду с колодезя, что я погнал Зорьку домой, говорила она мне.

На следующий день, я ушел в школу. У меня текло из носа, и я чихал. День выдался солнечным и прохладным, какие бывают ранней весной в середине мая. Когда я вернулся со школы, во дворе увидел Виктора, мужа Нюськи и привязанную к старому шелковичному дереву Зорьку. У коровы были непомерно вздутые бока. Она стонала, как человек, и время от времени жалобно мычала. Витька просунул в пасть коровы качалку, которой бабушка раскатывает тесто, привязал концы качалки веревкой к рогам коровы, которая изо всех сил, орудовала языком, пытаясь вытолкнуть качалку изо рта. Глаза Зорьки были выпучены от ужаса, полны слез, которые ручьями текли из глаз. Витька принес бутылку подсолнечного масла и стал через больничную клизму, самотеком, вливать в Зорькину пасть. Корова вынужденно через силу глотала масло. Когда вся бутылка была израсходована, Витька закатал рукав правой руки. Затем сказал мне:

– Погуляй, я пойду в дом, через минуту выйду, чтоб бабушка мне помогла.

Витьки довольно долго не было, мне казалось, что мучения Зорьки будут продолжаться вечно. Она косилась плачущим глазом в мою сторону, как бы прося защиты, вздыхала и жалобно мычала, пытаясь выплюнуть качалку, но все было напрасно. Вскоре появился Витька, сообщив:

– Бабушка сказала, что не выйдет. Что не может смотреть, как бедная корова мучается.

От него несло самогоном. Я понял, что стакан не меньше потянул он для успешного лечения Зорьки от вздутия желудка. А чтоб был предлог выпить, придумал позвать на подмогу бабушку. Далее он открыл наш нужник, и закатанная рука проникла в отверстие уборной. В этот миг мне стало понятно, что на трезвую голову никто не сможет этого проделать. Зачерпнув изрядное количество вонючих испражнений, он поднес ко рту бедного животного и стал рукой пихать фекалии корове в глотку. Так продолжалось три раза. Затем он пошел к заблаговременно вынесенному помойному ведру с налитой в него водой и там тщательно сполоснул руку. Потом попросил меня слить из кружки, и уже чистой водой с мылом тщательно вымыл руки. Теперь от него несло не только водкой, но и густым запахом фекалий. Корова начала громко выпускать из пасти вздутия. Комки жвачки вылетали вместе с содержимым желудка, а из заднего прохода выходил кал в вперемешку с громкими выхлопами газов. Вскоре она сдулась и стала походить на измученную тощую скотину, которую не кормили ну по-крайний мере с месяц. А Витька, уже пьяным голосом говорил мне:

– Смотри, только не давай ей лечь, а то в хлев не попадет и будет всю ночь лежать на улице, может простудиться.

Он начал отвязывать ее от шелковицы. А я хлестал ее хворостиной, не давая лечь.

– Веди в хлев. Там я сниму качалку.

Из коровьей пасти несло густым запахом фекалий. Тошнота подступала к моему горлу. Набрав полные легкие воздуха, я загнал Зорьку в стойло. Она сразу же упала на колени, затем улеглась. Витька зашел следом, шатаясь от выпитого самогона. Я выбежал на воздух, и жадно хватал свежий, чистый воздух открытым ртом. Зорька была спасена…

Уроки географии стали проходить интересно. Иван Панасович рассказывал о далеких странах, морских путешественниках и об географических открытиях. От него я впервые узнал, что Земля круглая, а звезды в ночном небе не что иное, как далекие солнца.

Первым знакомством с астрономией был поход вечером в поле за село. Полная Луна светила как днем. В школе был телескоп и, установив его на видном, не затемненном деревьями участке за селом, учитель показал Луну и рассказал о ней детям. Впервые ученики поняли, что Луна имеет кратеры и их хорошо видно с Земли в телескоп.

Таинственный бледный свет Луны освещал притихшие лица школьников. В глазах светилось любопытство, и все ожидали тайны. Вот раскроется пространство и неизвестность протянет руку, позовет вдаль, чтобы оттуда из глубин Космоса взглянуть на нашу Землю так, как дети сейчас смотрят на Луну. Учитель только мельком намекнул ученикам о будоражащем чувстве таинственного, этим познавательным, специально запланированным по школьной программе вечером.

Поглядев каждый в телескоп, ученики гурьбой побрели в село, по домам. Первый дом был Шуры. Она окликнула меня. Очевидно, девушке хотелось, чтобы он задержался ради нее. С окон ее дома доносилась песня Эдиты Пьехи, что-то про любовь.

Но я, переживший столько неприятностей в школе, истерику матери и колкие немые взгляды окружающих, комплексовал. Я предпочел пройти мимо, сделать вид, что увлечен разговорами с ребятами о кино, о предстоящих обещанных учителем походах, что не расслышал. Дома я взглянул на Луну и с тайным трепетом подумал об оклике Шуры. Но, подавив в себе всякие чувства, вошел в дом. Позже я пронесу этот окрик одноклассницы сквозь годы и хоть никогда мы не были так близки, как в тот запомнившийся вечер, всеже посвящу Шуре стихи о моей воображаемой дружбе с девушкой. Вот это произведение, написанное в память о школе, и, конечно же, о Фесич Шуре:

***Школьная записка…***

На клочке бумаги из тетрадки

Ты две строчки написала мне.

Через годы, так горьки и сладки,

На клочке бумаги из тетрадки:

«Приходи учить урок ко мне!»

Снова вместе. Ты стоишь, как прежде.

Так же челка смотрит у виска.

Не по росту, в простенькой одежде,

У порога школьного, как прежде,

Я встречаю школьницу тебя.

Мы идем учить уроки вместе,

Нам каштаны раздают плоды.

Тополя застыли в строгой чести,

Мы идем из школы снова вместе

К дому, где в листве нас ждут труды.

Облетели листья на деревьях.

Вот Зима пришла и холода.

А Весна нам распахнула двери