Третье – «чтобы всем государям христианским стоять заодно против неверных Христовых врагов – на турецкого и всех бусурманских государей».
Четвертое – папа хочет положить конец пролитию крови между русскими людьми и поляками, «чтобы кровь христианская литися унялась», а чтобы общие силы направить против бусурман.
Далее Антоний Поссевин говорил о том, что он приложил по указанию папы большие усилия, чтобы склонить на сторону Москвы Венецианское государство.
– Венецианский князь, – сказал Поссевин, – наказал со мною государю вашему, что он с государем вашим хочет любви и соединения против турецкого султана.
Щелкалов спросил Поссевина: о чем же речь шла у него со Стефаном Баторием, в лагере которого он побывал проездом из Рима в Москву?
Поссевин не торопился дать ответ на этот вопрос Щелкалова. Потом все же должен был подробно изложить свою беседу с королем.
– Король Стефан меня долго держал наедине с собой. Он говорил, что хочет с государем вашим жить в вечном мире. Однако государь ваш не соглашается на его условия перемирия. Король Стефан требует, чтобы государь уступил ему всю Ливонию, а ваш государь настаивает, чтобы ему в Ливонии оставили тридцать пять городов. Король велел передать царю, что он уже не требует денег за убытки от войны.
Щелкалов перебил Поссевина:
– Мы знаем, что требует наш батюшка государь Иван Васильевич, и ты нам о том не говори. Как ты, посол папы, мыслишь: может ли наш государь уступить королю всю извечную вотчину нашу? Справедливо ли это? По-христиански ли?
Поссевин ответил, лукаво улыбнувшись:
– Его святейшество хочет прекращения пролития христианской крови. Он хочет мира. Для того послан и я. Пускай каждый владеет тем, что имеет. Так думает святой отец церкви.
– Ну, а еще чего хочет папа? – спросил Василий Зузин.
– Его святейшество просит государя дозволить нам построить в Москве несколько католических церквей для приезжающих иноземных купцов латынского вероисповедания, – тихо, возведя очи к небу, произнес он. – Тяжело нашим людям без молитвы и своей церкви дела какие-либо вести.
– О том мы не вольны говорить с тобой, – сказал Зузин нахмурившись.
Это был высокий седобородый человек с острым взглядом черных глаз из-под пучков седых бровей. Будучи думным дворянином и служа в должности суздальского наместника, он пользовался особым расположением царя.
– С нами говори ты о деле, а бездельных речей нам и тебе не к лицу говорить и слушать.
Видя, что с дьяками да дворянами не сговоришься, Поссевин, соблюдая смиренную уступчивость, высказал пожелание побеседовать лично с самим государем.
Ему было обещано, что об этом доложат царю Ивану Васильевичу.
...Царь с нетерпением ожидал у себя во дворце прихода Василия Зузина и его товарищей, чтобы услышать – о чем повел речь папский посол.
Он несколько раз ходил в моленную комнату и там усердно, на коленях, молился о благополучии Пскова, о предотвращении новых бед на полях брани.
– Да минует меня чаша сия! – говорил он, обратив свои горящие мучительным возбуждением глаза к иконам.
В приемной дворца уже собрались Зузин и его товарищи, чтоб доложить царю о своей беседе с папским послом. Явился во дворец и один литвин, который хотел что-то сказать государю особо, какое-то тайное дело.
Богдан Бельский, дождавшись, когда царь кончит молиться, доложил ему о Зузине и его товарищах.
Иван Васильевич велел ввести их всех в свою рабочую комнату.
Зузин и сопровождавшие его дворяне и дьяки низко поклонились царю. Затем Зузин и Щелкалов передали дословно беседу с Антонием Поссевином, а также и его просьбу о беседе лично с государем.
Иван Васильевич задумался, выслушав послов.
– Да! – вздохнул он. – О дальнейшем поразмыслю. Буду совет держать с царевичами и ближними боярами. А теперь идите.
Бельский ввел литвина. Это был дородный парень с открытым, смеющимся молодым лицом.
– Ну, говори, что знаешь.
Литвин стал на колени. Царь Иван велел ему подняться.
– Великий государь, подслушал я разговор папских людей на их дворе... Король сказал в Вильне Антонию Поссевину: «Государь московский хочет обмануть святого отца. Видя угрозу над собой, рад все обещать: и соединение вер, и войну с турками. Но меня не обманешь. Иди и действуй – не противлюсь. Знаю только, что для выгодного и честного мира надобно воевать. Мы будем иметь его. Даю слово!» Поссевин благословил короля «на дела, достойные героя и христианина», и поехал к вашему величеству. А король будто бы тут же и двинулся к Пскову. Папские люди говорят, что Псков будет взят. Они радуются этому.
Выслушал донос литвина царь с нескрываемым возмущением.
– Спасибо тебе, добрый человек.
Обратившись к Бельскому, он сказал:
– Богдан, одари его.
После его ухода Иван Васильевич впал в глубокое раздумье. Ему и без того было ясно, насколько лживо и недобросовестно поведение папского посла. Теперь стало еще яснее, что римскому папе приятнее была бы победа Стефана Батория и вторжение его в Россию. Случись это – он напустил бы сонмища иезуитов, католических попов на русские города и селения, чтобы силою внедрять в народ свою католическую веру. Царь хорошо знал, как безжалостны и дики расправы католиков везде, где огнем и мечом им удается покорить царства. Одна Варфоломеевская ночь заставила содрогнуться весь мир от ужаса и гнева. А чего стоят кровавые расправы Филиппа Испанского и герцога Альбы с народом! Царю многое известно, и вполне понятно, зачем приехал папский посол. Он хотел бы, чтобы когда Стефан король вторгнется в Россию, то католичеству на Руси уже было бы положено начало. А если королю и не удастся одолеть Россию, то и тогда папа может считать себя миротворцем, который хочет ускорения мира между Москвою и королем Стефаном.
Иван Васильевич, обдумав все это, решил не мешать иезуиту вмешиваться в военные дела, а разговоры о вере затянуть насколько удастся дольше.
– Скажи Зузину, государь будет беседовать с Антонием, – обратился царь к Бельскому.
– Слушаю, великий государь! – низко поклонился Бельский и вышел из царских покоев.
Привело в великое удивление всех дьяков Посольского приказа то, что царь хочет лично беседовать с послом папы в своей рабочей комнате, не соблюдая принятого при разговорах с послами обычаев, но попросту, в домашнем обиходе.
Когда Антоний Поссевин вошел к царю, то он был озадачен простотою одежды, хотя и дорогой, осыпанной по вороту и нарукавникам бриллиантами, но не парадной царской, в которой царь его встретил в первый раз.
Палата была небольшая, на нескольких скамьях сидели человек двенадцать самых приближенных к царю бояр. Тут находились и отец и братья царицы – Нагие, Никита Романович, Борис Годунов, Богдан Бельский, дьяк Писемский, Щелкалов Андрей, Зузин.
Все свидетельствовало о желании царя поближе сойтись с папским послом. О том же говорило и приветливое выражение лица Ивана Васильевича: оно было веселое, довольное. Царь указал послу на место совсем близко от своего кресла.
Он обратился к Поссевину со словами, в которых звучало одобрение царя по поводу присылки ему книги о Флорентийском соборе. Он уже ознакомился с тем, что там написано, и считает римского папу поистине мудрым отцом святой церкви.
Услыхав это, Поссевин попросил разрешения передать государю в его собственные руки папино письмо.
Царь Иван, приняв от Поссевина письмо, велел дьяку Щелкалову прочитать его вслух. Письмо было уже переведено толмачами Поссевина на русский язык.
Папа писал: «Посылаю твоему величеству книгу о Флорентийском соборе печатную. Прошу тебя, чтоб ты ее сам читал и своим докторам приказал читать; великую от того Божью милость, мудрость и разум получишь. А я от тебя только одного хочу, чтоб святая и апостольская церковь с тобою в одной вере была, и все прочее твоему величеству от нас и от всех христианских государей будет готово».
Чтение письма было кончено. Поссевин, обратившись к царю, сладкозвучно, едва не со слезами умиления в голосе, сказал:
– К царствам и богатствам, которых у тебя много, к славе той, которую ты приобрел расширением земли своей, прибавь славу единения с верою апостольскою – и тогда великое множество благословения небесного получишь.
Иван Васильевич слушал Поссевина спокойно, с большим вниманием и в ответ на его речи и на письмо папы сказал: