Куда бежать? Том 1. Вера

Князь позвал придверника, распорядился на завтра также отдать карету Дмитрию и приготовить ему еды, но уже на весь день.

– Ваше Сиятельство, а вам карета разве не нужна? Я могу днём и без кареты обойтись, – Дмитрий чувствовал свою вину, что кучер весь день сидит в ожидании приказа и, желая немного или вовсе избавиться от угрызений совести, предложил: – Может, меня только отвезут утром и вечером заберут? Так, кажется, всех должно устроить?

– Дмитрий Иванович, если вы посмотрите во двор дома, то увидите три кареты, нам с вами их хватит. Пока на время вам отдаю мою карету, я воспользуюсь каретой отца… Скажу вам честно, у меня сегодня день не удался. Морально тяжело. До меня постепенно доходит истинное положение дел, и меня это сильно угнетает. Без заработка мне не выйти из этого положения. Посмотрим, какие новости будут завтра из столицы, но в любом случае я вам предлагаю через несколько дней ехать в моё родовое имение. Долг отца перед Архиповым очень большой, но, если я с ним договорюсь о переносе срока по выплате процентов с июня на август или лучше на октябрь, мы с вами там и останемся, и вы сможете приступить к восстановлению работоспособности мельницы. Она нам очень понадобится.

– Договорились, Ваше Сиятельство. И предлагаю договориться с вами, что я за эту работу не возьму ни копейки.

Князь в ответ улыбнулся и посчитал нужным дать совет Дмитрию.

– Запомните, друг Дмитрий, мой совет. Всегда нужно договариваться на берегу. Только на берегу нужно сопоставлять ожидания и надежды. А мы с вами на берегу и находимся сейчас.

– Значит, договорились, – ответил Дмитрий с умилением на лице, довольный таким поворотом своей судьбы.

– Чем же вам платить за жизнь этой осенью, или следующей, когда вернётесь к учёбе? Этого блага, – князь показал руками на дом, – у меня уже не будет. Кто вас без денег примет ночевать?

– Я научусь ремонтировать мельницы и этим заработаю. Навыки дороже денег. В губерниях много мельниц. Каждой да что-то и потребуется в ремонте.

Князь ничего не ответил, а только предложил всем разойтись по своим спальням.

Выражаю сожаление

Рано утром Дмитрия в доме уже не было. Придверник его встретил, когда солнце ещё только-только начало показываться на горизонте, разбудил кучера и проводил их, выдав каждому приготовленное лукошко в дорогу.

Князь проснулся позднее. Солнце давно уже грело город со всем его содержанием, и особенно спальню князя. Князь вечером долго не мог уснуть, мысли давили на него, и сон к нему пришёл далеко за полночь. Проснувшись, он начал подготовку к поездке на вокзал. Сам лично проверил карету отца, посмотрел тройку рыжих лошадей. Каждую лошадь погладил. Поговорил с кучером, желая выяснить, трезв ли он. Оказался трезв. Кучер, очень любивший эту рыжую тройку, похвалил каждую лошадь, стал кормить из рук и тоже каждую погладил. Князь велел запрягать, но не выводить тройку на бульвар, а ждать его во дворе. После чего вернулся в дом, умылся, позавтракал, надел военную форму: пора встречать маму, пора встречать новости из столицы.

Через час князь был на платформе и смотрел вдаль на дымящий поезд, застрявший в паутине железнодорожных линий. Локомотив на горизонте был настолько маленький, что казалось, его там и нет, но с каждой секундой ощущалось его приближение. И эти ощущения проявлялись как вдали, так и на самой платформе. Всё больше и больше чёрный дым, плавно поднимающийся в небо и переходящий в серый, напоминал о мощи локомотива и предвещал мгновения радостных встреч и вокзальной суеты. Встречающие заволновались, распределяясь на платформе, угадывая будущее место остановки вагонов. Поезд в начале платформы прекратил извергать чёрный густой дым, сменив его на белый, и не так интенсивно стучал колёсами. Через несколько минут начались встречи и радостные мгновения исполнения ожиданий. У каждого вагона – суета: столпились как ожидающие, так и прибывающие. Вдобавок и извозчики, и носильщики стали суетиться на платформе, предлагая свои услуги. Вагоны первого класса, как всегда, прибывали на вокзал первыми, так как были в головной части поезда, ближе к выходу из вокзала, что было сделано для удобства привилегированных пассажиров. Но, как оказалось, пока привилегированные пассажиры не спеша освобождали свои спальные места, пассажиры вагонов других классов уже в спешке заняли платформу, и вся образовавшаяся толпа стремительно, угрожая смести с перрона пассажиров первого класса, покидала платформу. Получилось по принципу: чем ниже класс вагона, тем быстрее пассажир покинул вокзал. Исходя из этого принципа Ольга Петровна и не спешила выходить из вагона. Привычного для поездок багажа, кроме одного саквояжа, у неё не было. Торопиться с выходом из вагона она не хотела. Но струны нервов князя требовали успокоения. У князя с каждой секундой усиливалось чувство тревоги. Он даже стал думать, что её нет в поезде и долгожданной хорошей новости не будет. Ещё минута ожидания – и уже весь организм князя требовал хороших новостей. Князь сам вошёл внутрь вагона, и – о чудо – увидел, как его мама в сопровождении кондуктора с саквояжем не спеша покидала вагон.

До кареты они шли рука об руку. Ольгу Петровну переполняло чувство гордости за своего сына. Высокий брюнет в красивой парадной военной форме, и вот она идёт в его сопровождении, исполненная радостью, забыв обо всех заботах и о цели поездки в столицу, и о неизвестных ей результатах. Князь не выдержал молчания Ольги Петровны и перешёл сразу к сути поездки. В ответ получил улыбку Ольги Петровны и письмо.

***

«Дорогой мой Александр Александрович!

Я очень сожалею, что мы с Вами не увиделись, пусть даже и по такому печальному событию. Сердечно прошу принять мои искренние соболезнования по поводу кончины Вашего родителя. Он очень рано и скоропостижно оставил этот мир. Мне иногда думается, что Богу угодно иметь добродушных людей на этом и на том свете, поэтому он решает так внезапно забирать на тот свет дорогих нам людей. Пусть земля будет Александру Григорьевичу пухом.

Я очень благодарен Александру Григорьевичу за его дочь, за мою любимую супругу. Искренние слова благодарности Ольге Петровне я уже выражал неоднократно. Я очень желаю Вам найти себе супругу, похожую по нраву на Вашу сестру и с таким же высоким уровнем образования и интеллекта. Удачи Вам в этом.

Касательно Вашей просьбы. Выражаю сожаление о своей невозможности принять Ваше предложение. У меня нет свободных средств в необходимом объёме для выкупа долга. Принимать на себя долги в целях выкупа не считаю рациональным. Эмоции в принятии подобных решений нужно исключить. Сегодня я не могу спасти Ваш родительский дом. Прошу покорно меня простить за возникшую на меня надежду.

В данной ситуации я могу быть Вам полезен советом: не пытайтесь спасти родительский дом сейчас. Он Вам сейчас приносит только расходы. Спасайте имение. Долг по имению подъёмный, и за два года, я полагаю, Вы с ним справитесь.

Я Вам дам ещё один совет. Марк Афанасьевич Вам сделал предложение, от которого Вам не следует отказываться. Принимайте смело его предложение, если не сможете сами переработать зерновые и кругляк. Марк Афанасьевич – надёжный партнёр.

Ольга Петровна не знает о моей неспособности оказать Вам финансовую помощь. Времени для обсуждения с ней Вашей просьбы не нашлось, внучки заняли всё её время. Огорчать её перед поездом я уже не решился. Александр Александрович, прошу Вас найти нужные слова и выразить мои слова сожаления. Я в долгу не останусь.

К моему письму приложено письмо к Марку Афанасьевичу. Очень прошу как можно скорей ему это письмо представить.

Очень надеюсь на скорую встречу.

Вершинин Алексей Петрович».

***

Князь перечитал письмо три раза. Его состояние с каждым прочтением только ухудшалось. Ему казалось, что он уже на грани нервного срыва. По реакции сына на письмо Ольга Петровна уже догадалась об отказе или частичном отказе. Она не стала спрашивать сына про письмо и так они, не разговаривая в пути друг с другом, доехали до дома. Ольга Петровна молча вышла из кареты, вошла в дом и поднялась к себе в спальню, даже ни с кем не поздоровавшись, чего обычно с ней не случалось: отлучаясь на какое-то время, при возвращении она всегда с каждым работником, от дворника до придверника, здоровалась, спрашивала о самочувствии и непременно узнавала о детях, внуках. До следующего дня мать и сын не виделись. Ольга Петровна даже отужинала в своей спальне, что было странным для всех домочадцев: ранее она категорически всей семье запрещала трапезничать в других комнатах, кроме столовой или буфета.

Объяснились

Князю тоже было не до разговоров. Вернувшись домой, он написал короткое письмо Марку Афанасьевичу с просьбой о встрече и направил придверника с письмом к адресату. Получил через час ответ: Марк Афанасьевич согласился его принять в своём трактире. Князь прибыл в назначенное время. Половой узнал князя и препроводил в кабинет к хозяину.

В том же самом кабинете, где так вдохновенно были развешаны разные картины и стояли часы, делая свою работу чрезвычайно тихо, отчего возникала мысль: «А идут ли они?», Марк Афанасьевич заканчивал свой обед и наслаждался любимым чаем.

На столе лежали бумаги. На этот раз больше, чем в прошлый, и все они были разложены по разным стопочкам. Видимо, хозяин трактира работал до обеда в этом самом кабинете. Князь, войдя в кабинет, учтиво поприветствовал хозяина трактира, но не шагнул в сторону стола, пока сам Марк Афанасьевич не убрал стопки бумаг и не пригласил его.

Хозяин трактира приказал половому подать гостю чай, но на этот раз за счёт заведения. Князь был приятно удивлён, услышав, как Марк Афанасьевич назвал князя гостем. Князя ещё удивило распоряжение подать чай за счёт заведения, он хотел возразить, но не стал, подумав: «Если Марк Афанасьевич так решил, пусть так и будет. Его гордость не пострадает от чашки чая за счёт трактира». Горячий чай принесли буквально сразу, но, на удивление князя, принесли не чашку, а стакан в подстаканнике. Половой также обновил чайник и стакан Марку Афанасьевичу. Теперь на столе было два чайника и два пустых стакана в подстаканниках. Половой, стоявший рядом, ждал распоряжения разлить чай по стаканам, но хозяин трактира задумчиво перевёл свой взор на окно. Половой сделал движение в сторону стола, но остановился, одумавшись, не стал нарушать тишину, которая требовалась Марку Афанасьевичу.

Князь тоже не торопился прерывать молчание. У входа он хотел сразу передать письмо Вершинина, но решил подождать хотя бы обмена любезностями.

Марку Афанасьевичу потребовалось несколько минут покоя, он раздумывал над чем-то и от этого не начинал разговор. После затянувшегося размышления Марк Афанасьевич вернулся к своему гостю.

– Александр Александрович, мой юный друг, есть для меня письмо от Алексея Петровича? – обратился Марк Афанасьевич к князю по имени и отчеству, возвращая деятельное выражение лица.

От подобного обращения и от знания Марка Афанасьевича о письме Вершинина у князя онемели тело и мысли, потребовались секунды для восстановления.

– Несомненно, Марк Афанасьевич, – князь освободил внутренний карман кителя, достал письмо и протянул. – Думал сразу отдать, как вошёл, но…

– Благодарю за письмо. Это вы мне любезность оказали. Не забуду. Поверьте мне. Я жду письмо от Алексея Петровича уже неделю. Вот он соизволил всё-таки ответить мне. Ну что же, почитаем, – Марк Афанасьевич раскрыл письмо.

***

«Мой дорогой друг, уважаемый Марк Афанасьевич!

Этими строчками письма приветствую Вас и, как и прежде, очень благодарен судьбе за наши с Вами добрые отношения. Отношения ладят поступками, словами, намерениями. С самого начала нашего знакомства я всегда своими поступками, словами и намерениями отвечал Вам взаимностью и, уверяю Вас, так будет и в будущем.

Скорый ответ Вам мне не удался, так как мне требовалось время для уточнения и обсуждения Вашей просьбы.

Увеличение поставок металлопроката в два с половиной раза на Ваши предприятия мы удовлетворим с момента запуска новой мартеновской печи. Печь мы уже изготовили у нас на заводе по французской технологии. Ведётся монтаж.

У наших инженеров есть предложение. Мы можем организовать Вам выпуск готовых к обработке изделий вместо металлопроката. Ваши расходы будут оптимизированы на десять процентов. Ждём на заводе Ваших специалистов для уточнения и согласования деталей контракта.

Не могу этим письмом не затронуть и тему семьи князя Барковского. Прошу покорно меня простить, но вынужден.

По случаю должен признать, Александр Григорьевич скверно вёл свои денежные дела и имел неосторожность оставить Ольгу Петровну без семейного очага.

Сам дом скоро будет Ваш, но есть незакрытая сторона созданного инцидента, и это требует обсуждения.

Всё убранство дома требует оценки и уважительной оплаты.

Мне предлагали погасить кредит, но я посчитал, что будет лучше, если я этого не сделаю. Ольга Петровна и Александр Александрович должны жить по средствам, но в случае Вашего отказа доплатить за убранство я буду вынужден оплатить долг Барковских перед Вами.