Сероводород

– Чудно, говорю. Столько лет правду под лавку прятали, а тут решили её на свет белый доставить. Кому она теперь нужна? Сенька на кладбище покоится, ему всё равно. Народ? Слышал баб у колодца? Вот, Галька, к примеру. Ей точно эта правда ни к чему. Ей больше интереса перед тобой хвостом покрутить. Даже и подумать не на кого, кому бы эта правда сдалась.

– Что же, вы считаете, что следует всё оставить так, как есть? – недоуменно произнёс гость.

– Ни в коем разе. Бог с ним, с Арсением, пусть покоится с миром. А вот понять кто и для чего проявляет интерес к этому делу, стоит. Оттуда и клубок придётся распутывать. И нитка та к убивцу приведёт.

– Я не понял, баба Настя, – изумился Генка. – Вы тоже считаете, что учитель умер не своей смертью?

– А разве человек может умереть чужой смертью? – в свою очередь спросила старушка, поднимая в руке его штиблет, тщательно очищенный от засохших комьев земли.

– Подождите, вы меня совсем запутали. Я имел ввиду то, что учитель умер либо сам, либо ему «помогли» умереть, то есть – убили. Мне это и предстоит выяснить.

– Так не бывает, чтобы к человеку чужую смерть подослали, – в задумчивости произнесла женщина. – Каждый умирает в одиночку и в обнимку со своей смертью отправляется в мир иной. А кто её принёс, доставил по адресу – это уже тайны и дела земные.

Геннадий слушал и не понимал, куда она клонит. Внезапно его озарило, он встал из-за стола, подошёл к старушке и присел рядом:

– Вы хотите сказать, что рано или поздно он умер бы именно той смертью, которая ему уготовлена, но кто-то или что-то ускорили эту роковую встречу?

– Так оно и есть. Не стали девушку ждать, пригласили войти. Она уже притомилась у порога стоять.

– Какую девушку? – ему стало не по себе. Умирающее солнце ярко вспыхнуло на горизонте, прорвав осеннюю небесную хмарь, раздробилось тысячью осколков об оконные рамы, освещая комнату неверным малиновым светом.

– Какую? – женщина внимательно посмотрела на гостя. – Ту, что забрала его с собой.

– Баба Настя, это вы про «костлявую» что ли, которая с косой?

– «Костлявая» ко мне придёт. Состарилась, пока меня ждала. А Сенькина – молодая, терпеливая. Ей и коса не нужна, серпом управится.

– Что же, у покойного шея была тонкой? Не понимаю я ваших аллегорий, Анастасия Ивановна, – ему не нравился разговор, Геннадий чувствовал, что упустил очень важное, но что, не мог уловить.

Бабушка улыбнулась, поднимаясь с лавочки и держась ладонью за поясницу:

– Ты думаешь, что коса ей нужна для того, чтобы головы срезать? Нет, сынок, это она высокую траву косит на тропинке, по которые наши души на суд спешат. Позарастали они от нашего беспамятства, от лени и распущенности. Вот и приходится ей за нас стараться, чтобы не блуждали мы в потёмках.

Сумрак упал неожиданно, словно задёрнули окна тяжёлыми шторами.

– Хватит о ней на ночь глядя. Обутку я в порядок привела, сейчас отправимся на ночлег. Не думаю, что тебе со старухой вольготно будет. А потому мы пойдём к Игнату. С ним поинтереснее вечерять. Опять же, работали они вместе с покойным Арсением, может что любопытное вспомнит и делу твоему пособит.

– Даже не знаю, как вас благодарить, баба Настя. – Генка запустил руку в сумку и вытянул красочный календарь с видами Кремля на следующий год. Иван сунул ему перед отъездом корпоративный презент, а он забыл выложить его, торопясь на поезд. – Вот. На добрую память.

Женщина взяла подарок в руки:

– Красивый. Только на кой он мне? Вон у меня численник висит на стене с советами, да приметами.

– Так это на следующий год.

Видя, что её гость огорчился, она снова вгляделась в красочную ламинированную картинку:

– Красивая. Что же, оставлю, пусть глаз радует. Только вряд ли мне его перелистывать придётся.

– А это ещё почему? – шутливо возмутился Генка. – Простите, вам сколько лет?

– На Крещение будущего года девяносто сравняется.

– Сколько?! – Генка не смог скрыть своего удивления. Он полагал, что его гостеприимной хозяйке «достаточно» лет, но, чтобы такой почтенный возраст, и представить не мог. – Ну, вы даёте.

Они вышли на улицу. Старушка замешкалась у двери, пытаясь накинуть замок на дверной пробой. Подморозило. Но даже студёный вечер по-прежнему не смог развеять удушливый кисло-горький запах, витавший в воздухе.

– Чем тут у вас всё время пахнет? – поморщился Геннадий, когда женщина вышла за калитку.

– Прошли времена, когда городские приезжали в Каменные Ключи, чтобы воздухом нашим надышаться. А лет десять назад приехали какие-то оглоеды на заброшенную базу, сделали там ремонт и стали варить своё зелье. Только, что они варят и для чего, никто толком не знает. Догадки разные были. Покойный Арсений сильно с ними воевал, но всё без толку. Слышала, приезжали к нему молодцы, после этого он немного утих. Всё утверждал, что газом нас травят. Сероводород называется. Что, мол, через небольшое время будут дети рождаться с двумя головами и тремя ногами, существовать будут недолго, и не жить, а только мучить своих родителей.

«Вот так поворот, – Генка даже приостановился. – Может клубок-то с этой базы разматывать надо?»

Анастасия Ивановна ушла вперёд, и он не понимал, как она ориентируется в темноте, поскольку единственный уличный фонарь едва брезжил в отдалении, не освещая дорогу, а, скорее, слепя и мешая идти. Они возвращались назад, туда, откуда Генка начал свой поход по Каменным Ключам. Вскоре старушка свернула налево, и по узкой тропинке между двумя покосившимися изгородями они вышли на край посёлка.

– Здесь же никто не живёт, – озабоченно воскликнул он, озирая серую унылую поляну и рощу из редких голых деревьев.

– Мы уже пришли, – откликнулась его провожатая, когда они наткнулись на высокий серый забор, увитый пожухлыми плетьми «девичьего» винограда и укрытый такими же серыми и унылыми сумерками позднего ноябрьского вечера.

– А я-то думаю, кто ко мне на ночь глядя, – раздалось неожиданно из-за изгороди. – Здорово, Настасья! С кем это ты?

Ворота распахнулись и появился старик лет семидесяти. У его ног неподвижно стояла рослая собака и внимательно изучала незваных гостей.

– Верный, ты меня не узнал? – баба Настя откинула край телогрейки и достала из кармана кофты свёрток. Пёс завилял хвостом и подошёл поближе, оглянувшись на хозяина.

– Можно, – старик согласно кивнул, разрешая принять угощение.

– Игнат Степаныч, приюти человека на недельку пожить. А если ему понравится, то может и подольше.

Геннадий поздоровался и представился:

– Нет, мне на семь дней. На работу надо возвращаться.

Старик протянул руку:

– Не могу пока сказать, приятно или нет. Надо приглядеться. Проходи в дом. Верный, проводи, а я с Настасьей потолкую.

– Нет, я Анастасию Ивановну назад должен проводить. Теперь дорогу знаю, не заблужусь.

– А вот это по-нашему, – старик снова протянул ладонь для рукопожатия. – Теперь с полным правом говорю «очень приятно». Верный, пойди вместе с ними и возвращайтесь. Ужинать будем.

Собака, забежав вперёд, уверенно повела их к посёлку.

– Вы меня до проулка сопроводите и возвращайтесь. Дальше я сама потихоньку докондыхляю.

– Так вы говорите, что Арсений Филиппович воевал с хозяевами базы? А как он это делал? – Генка решил вернуться к прерванному разговору.

– Знамо как. В районный «брехунок» писал, на сходах выступал. Доводы приводил научные и эти, как их …, аргументы, вот! Как-то кино показал, таблички разные. Я слепая, издали ничего не разглядела, но шуму в клубе было много. Только с них, как с гуся вода, всё нипочём. Да и не ходит руководство базы на эти собрания. Кстати, начальника этой «вонючки» из местных назначили, воспитанник Сенькин, больно хорошо в химии разбирался. Вот какая оказия: учитель с учеником столкнулись на одной жёрдочке.