Школа

Что-то напевая себе под нос, появился Збыш, нагруженный кассетами и проводами, опустился на колени перед колонкой и принялся чего-то там возиться.

– У нас будет музыка? Великолепно! – захлопала в ладоши Вера, чувствуя себя неотразимой под страстным взглядом Никоса.

«Как все-таки обидно, что Шамилька совсем не умеет ревновать»

Тонкой струйкой выпуская сигаретный дым, покачивая ногой в плетеной босоножке, Вера поглаживала свою золотистую гладкую коленку и смотрела, прищурясь, как Еврей встает, подтягивает шорты и шаркает к черному квадрату окна.

– У кого это там музыка? – Еврей перегнулся через подоконник и задрал голову. – Наверное, Гонзо опять укурился.

– Укурился? Анаша? – подскочил Никос. Отбрасывая в сторону свой окурок, глядя на многозначительно улыбающуюся Веру. – Здесь курят травку, да? Это можно устроить?

– Здесь можно все, – сказала Вера, длинными пальцами туша сигарету в пепельнице.

В этот момент грохнули «Цеппелины», и Збыш сам подскочил от неожиданности, торжествующе обводя всех синим взглядом. Никос дернулся и с чувством изобразил ломки гитариста. Вера дерзко улыбалась – нога на ногу – и Збыш сказал себе, что еще немного, и он увидит какого цвета у нее…

В восторге он крутанулся, выкрикнул вместе с Плантом: «O, baby!», и дверь распахнулась, и на грудь ему упала девушка с рыжей челкой и блуждающей улыбкой. В этот момент сознание Збыша сделало энергичный скачок вперед, заставив миновать стадии удивления, знакомства и приглашения на танец. В следующий момент он уже крепко обнимал незнакомку и, улыбаясь, что-то слушал и говорил.

– Эта песня практически бесконечна, – ничему не удивляясь, сказала Саша возникшему из воздуха приятному красногубому блондину. – И, наверное, это может означать только одно: нужно уйти, уехать, оставить тебя прямо сейчас.

– Это только песня, она не про нас, – успокоил ее Збыш, ощущая волнение от того, что ладонь в его ладони стала теплеть, и чайные глаза, смотрящие сквозь него, недоуменно возвращаются откуда-то из прекрасного далека, рассматривая его близкое незнакомое лицо.

– Труба, Еврей, я была уверена, что это пятнадцатый этаж, мы ведь все шли к Гонзо и компании, а Микки с Кальяном сбежали лифтом, – кричала где-то кругом Ада, и Никос уже разливал всем водку и усаживал ее на диванчик рядом с собой, отчего Вера захмурилась.

– Интересно, что эта песня как будто внутри меня, она была еще прежде – в поезде и даже раньше, ее слушал Супер-Билли, и с тех пор она словно приклеилась ко мне и стала частью меня. А, может, это я – только часть песни? Хотя, не удивлюсь, если все это мне только снится.

– Нет-нет, не снится, потому что я сам подключил свой плеер к этой колонке и вставил первую попавшуюся кассету, а это оказались «Led Zeppelin», – глядя прямо в глаза Саше, негромко произнес Збыш («голосом детских спален!»), ведя ее на пятый медленный плавный круг в направлении открытого ночного окна.

– …Мне – водку, – говорила Ада, веселясь от того, что Никос уже обнимает ее за плечи и, безусловно, с верой смотрит в будущее. – Саша, тебе чего – водки или шампанского?

«Видел бы Микки, куда сейчас отправилась рука этого носатого»

– Нас приглашают выпить, – сказал, улыбаясь, Збыш, и Саша удивленно огляделась и увидела сидящих на низком диванчике с высоко задранными коленками, радостно скалящихся Аду, обнимающего ее смуглого парня, потом еще одного, длинноволосого, похожего на хиппи, поглаживающего с самым рассеянным видом голые загорелые ноги длинной девицы с желтыми волосами, рассевшейся в кресле с фужером и конфетой в руках. Девица левой рукой облокачивалась о стол, по другую сторону которого стояло еще одно, точно такое же зеленое кресло.

– Но это же не Микки! – воскликнула Саша, оказавшись в этом самом кресле, чувствуя волнение обнимающей чужой руки.

– Какой еще Микки? – нахмурился Никос под удивленным Сашиным взглядом, сердясь, что вместо ответа Ада безостановочно хохочет.

– Сбежал от нас лифтом, – от души веселясь.

– Ад, представь нам свою подругу, – щурясь и улыбаясь, поигрывая фужером с пузырящимся шампанским, томно произнесла Вера.

– Это Саша, – громко объявила Ада, и все любопытно на Сашу уставились. – Она опоздала на вступительные экзамены, но будет пока ходить вольнослушателем, чтобы поступать на будущий год. На сценарный – она труба какая талантливая.

Саша подняла глаза и увидела совсем близко другие – ярко-синие, с поволокой.

– Ты просила шампанское, – сказал Збыш.

– Так кто такой Микки? – не унимался Никос.

Опрокинули стаканы с водкой.

– Давай лучше потанцуем, – предложила раскрасневшаяся Ада, поднимаясь и приводя в порядок «молнию» на джинсах.

– У меня, кажется, совсем поехала крыша, – наблюдая, как нетвердо задвигались в медленном танце Ада и Никос, заметила Вера, бросая взгляд на Еврея. – Нет ли у тебя чуть-чуть травки?

Пряча пустую водочную бутылку в стол, Еврей отрицательно покачал головой.

– Тогда пойдем варить кофе, – Вера решительно поднялась и за руку утянула его в кухню-прихожку, осторожно прикрыв за собой дверь.

«Труба»

Ада, чуть отстранясь от качнувшихся к ней сухих узких губ, тихо засмеялась. Никос улыбнулся и быстро поцеловал ее в нос. Смеялась, смеялась.

«Какие глаза – совершенно голубые. Ада – русский Ад»

В кухне-прихожке Вера включила свет (синяя голая лампочка под потолком), поставила рычажок электроплитки на «тройку» и приказала Еврею налить в кофейник воды. Наблюдая за его заплетающимися ногами, нетвердо переступающими порог ванной, она спросила, в очередной раз закуривая:

– Интересно, ты меня совсем не ревнуешь?

Еврей включил холодную воду и первым делом подставил под струю разгоряченное лицо.

– К кому?..

– …Как тебя зовут? – спросила вдруг Саша, не зная куда деваться от вида целующихся посреди комнаты Ады и Никоса.

– Збышек, то есть Збигнев, а Никос зовет меня Збышем, – ответил Збыш, облизывая пересохшие губы, неотрывно глядя на удивленный изгиб ее рта.

– Ты – поляк, – строго нахмурилась Саша.

– Естественно, – ответил за приятеля Никос, переполненный чувствами, пламенный и чуткий, как чиркающая спичка. – Збыш, дай зажигалку.

Музыка громыхала. Плант пронзительным голосом делал свечу, уплывая к седьмому небу. Ада и Никос стояли под плетеной люстрой голова к голове и, покачиваясь, прикуривали от одной зажигалки.

– Я пересяду, кресло освободилось, – напряженно произнесла Саша, высвобождаясь из больших и надежных Збышевых рук. Он потянул ее назад.

– Я сам уйду, если хочешь.

Обиженно порозовев, поднялся, пружинисто отошел к распахнутому окну и, подтянувшись, сел на подоконник – сцепив руки, улыбаясь.

«Подумаешь»

Саша тоже покраснела и уставилась в пол.

Дверь открылась, и из прихожки появились длинная Вера с дымящимся кофейником в руках и Еврей с розовым фонарем. Яркий верхний свет потух. Еврей скинул кроссовки-лапти, прошелся босиком по темному глянцу диванчика и пристроил фонарь в углу.

Загорелся мягкий матовый свет – ночной, бросающий на лица интересные тени. Саша подняла глаза и посмотрела на Збыша в окне. Он сидел на фоне чернильницы неба – крепкий, белоголовый, со стрижкой-кисточкой – и улыбался ей своим красногубым ртом.

– Ради Бога, не сиди так в окне, – разливая кофе по стаканам, громко сказала Вера, тут же переводя взгляд на Сашу, дружески улыбаясь. – У нас тут совсем недавно один классный парень таким вот образом упал с двенадцатого этажа.