Страсти болотные

– Мне кажется, – запыхтел Бытин, вытащив жвачку изо рта, – что в портфеле были наркотики, вернее, должны были быть наркотики, скажем гашиш. Но… когда Сироткин, получив от хозяина необходимую сумму денег, скрылся, Задия обнаружил, что его провели, подсунув простое успокоительное. Что и явилось причиной нервного потрясения, то есть сумасшествия. Кстати, – пристально посмотрел Аксён на Гордея, – мне помнится, домашние показали, что успокоительных препаратов Задия не потреблял, так?

– Пока так, – кивнул капитан.

– Резон в этой версии есть, – подключилась Аня, искусно пуская колечки сигаретного дыма в окно, – но, куда делись остальные наркотики-успокоительные – целый портфель, как-никак! И зачем Сироткин покинул дом таким странным и где-то рискованным способом: через окно второго этажа? Надо обладать некоторыми навыками гимнаста, чтобы из окна перелезть на дерево, стоящее не так уж близко к дому, не выпустить портфель с деньгами, опуститься на землю и сохранить себя невредимым. А главное, не совсем понятно: зачем нужно такое усложнённое бегство, когда есть время ретироваться нормальным путём через двери?

– Остальных наркотиков просто не существовало: Сироткин подсунул партнёру только образец, используя его доверие к себе А времени у него и не хватало, очевидно, – продолжил защищать свою версию Аксён Бытин. – Пока бы он спустился со второго этажа, дошёл до ворот, где у Васьки-сторожа будка с телефоном, то…

В то время как коллеги проводили мозговую атаку, Сизов, закончив с леденцом, откинулся на спинку стула, внимательно слушал и размышлял…

Аксёна Бытина к нему приставили недавно, по принципу “на тебе Боже что нам не гоже!” Младший сержант Бытин являл собой тип сугубо семейного человека. Трое детей, из которых старшему было около десяти, а младшему год, домовитая жена, мастерица готовить блюда даже из отдалённо съедобных продуктов; одомашненный тесть, бывший водитель-ассенизатор, тёща, потомственная портниха-надомница и пятикомнатный дом с огородом и садом на тридцати сотках – весь этот обоз, обременённый моральными и телесными обязанностями, мужественно тащил Аксён. Его голова всегда была занята семейными заботами. Даже в милицейскую лексику Бытин вносил словечки и изречения наподобие: “посадить огурцов”, то есть установить оперативное наблюдение; “коленами в угол и на соль”, то есть отправить в СИЗО, и т.д. Он приносил на работу приличную сумку с “тормозком” из наименований, переваливающих за десяток; постоянно жевал не только жвачку и, казалось, говорил исключительно о своём семействе. Как ему при этом ещё удавалось участвовать в следственной работе – оставалось тайной, даже для наиболее наблюдательных и умственно продвинутых коллег. Тем не менее, отличался проницательностью, острым умом и в успех некоторых дел внёс ощутимую лепту. И всё же… большинство руководителей подразделений УГРО старались избавляться от полного, с виду неповоротливого, семейно озабоченного сотрудника.

Это было их первое с Бытиным совместное дело, поэтому Сизов относился к сержанту с внутренней настороженностью. Но в силу природного такта, не стремился высказывать явно свои чувства.

– Тогда возникает другая “непонятка”: а куда же подевался в этот щекотливый момент Задия? – продолжала терзать Бытина Аня. – Не мог же Сироткин при нём заниматься этой гимнастикой.

– Проще простого, – расплылся в довольной улыбке Аксён, – Сироткин мог что-нибудь попросить у Задии, например, угостить коньячком, который мы наблюдали на столе, с чем-нибудь вкусным, скажем, шоколадными трюфелями, что и заставило его на время выйти из кабинета.

– Логично, – начала сдаваться Аня, докуривая сигарету и вдавливая её в дно пепельницы, стоящей тут же на подоконнике. – Из этого же следует, что Ким Ваганович проверял содержимое пакета с предполагаемым наркотиком после исчезновения своего дружка, так?

– Да. Очевидно, он очень доверял партнёру и засомневался только тогда, когда тот неожиданно испарился.

– А зачем Нилу Сироткину было так грубо “кидать” своего делового партнёра? – вновь засомневалась Аня.

– Вот это и есть первый, солидный камень в данный вариант версии, – наконец вмешался Сизов. – Версия о наркотиках привлекательна, хотя сомнительна. Но уже из неё следует, что нам надо хорошо разобраться в Задии как личности и параллельно в его окружении, друзьях, подругах (о чем говорит найденное под столом интимное одеяние) и врагах. Из тех скудных сведений, которые мне удалось выудить на данный момент, следует, что наш сумасшедший не должен быть доверчивым человеком. Посудите сами.

Приехав в начале девяностых с пустой котомкой за плечами из отцвётшей Грузии, Ким Ваганович проделал головокружительный карьерный путь от торговца сомнительными овощами на рынке, до уважаемой должности зама мэра города. Согласитесь, что доверчивый человек споткнулся бы уже где-нибудь в начале такого бурного роста.

– Не плохо бы посмотреть на этот путь с точки зрения законности и моральности, – в паузе сказала Аня, которая уже стояла спиной к окну, сложив руки на талии.

…К Ане Точилиной (которая в его окружении тоже появилась недавно) Гордей поначалу относился снисходительно внимательно. Считал её избалованной, но не глупой и даже полезной для УГРО, девчонкой из богатой семейки, у представителей которой иногда возникают своеобразные прихоти. Отец Ани владел в соседней губернии несколькими крупными предприятиями, которые скупил в своё время за бесценок. При советской власти занимал крупный пост в республиканском министерстве, чем, очевидно, и воспользовался в эпоху всеобщего развала. В общем, Аня никогда не знала, что такое “простая вода на киселе и плесневый кусок хлеба”. Довольно успешно закончив отделение журналистики в одном из расплодившихся как поганки в демократическом лесу коммерческих университетов, она явилась устраиваться на работу в областную газету “Бургородская правда”. Как дочери уважаемого бизнесмена-олигарха ей не смогли отказать в таком нескромном желании, хотя проблем с кадрами не испытывали. Естественно, что профессиональный уровень выпускницы слабо известного учебного заведения, мягко говоря, был пока слабоват, и в редакции стали ломать голову, пальцы рук и усиленно сушить мозги на предмет: как быть с этим навязанным “подснежником”? И тут помог случай…

Когда к Пужаному, смяв милицейские кордоны ворвалась растрёпанная, на грани нервного срыва, трясущаяся женщина солидного, надо сказать, возраста (под шестьдесят), начальник даже растерялся и непроизвольно задёргал полоской усиков на верхней губе. Из сбивчивого рассказа всё же уловил откровенную “мелкоту на бытовой почве” и, не дослушав потерпевшую до конца, вызвал Сизова. До его прибытия Пужаный успокаивал “старушку”:

– Я вам, гражданочка, выделяю лучшего следователя по части бытовых преступлений. Он на этом деле не то что собаку – слона съел!

– Это не бытовая пропажа! – горячилась гражданка, представившаяся как Матрёна Федотовна Пылкая. – Пропал мой муж, с которым я прожила почти целый… год!

В этом месте она вдруг приостановила излияния души, разом смахнула все слёзы и мечтательно закатила бесцветные глазки:

– Но какой это был год… – и словно спохватилась. – Слона, говорите, съел. Слона может оказаться мало, так как мой муж очень видный, красивый, скромный… мальчик. Его любой может обидеть. А тут вокруг одни бандиты, террористы и… проститутки!

Гордей как всегда оперативно прибыл к начальнику и вовремя: Пужаный уже зеленел, нервно дёргал усики правой рукой и терял свое наработанное в органах спокойствие и самообладание.

– Ра-з-з-берись с энтой г-г-гражданкой… – неестественно заикаясь, безнадёжно мотая головой, теряя начальнический вид, лепетал Пужаный.

– Так точно, товарищ полковник, разберёмся! – чётко откозырял Сизов и, взяв безумную потерпевшую под рученьки, аккуратно вывел из кабинета.

– Не кручиньтесь так шибко, гражданочка, с Божьей помощью уладим Ваше дело, – приговаривал он в перерывах между словесным потоком и горькими стенаниями Матрёны.

Да, заслуженная пенсионерка, бывший кандидат в герои соцтруда, проживающая на заслуженном отдыхе в четырёхкомнатной квартире, решила разбавить одномерную одинокую жизнь поздним замужеством. И как было Матрёне, несмотря на уважительный возраст и солидный холостяцкий стаж, устоять перед таким мужчиной, вернее парнем двадцати лет, студентом двух институтов! Митей Доскиным. Познакомилась Матрёна с Митей на лавочке во дворе, где привычно коротала время и отслеживала новости непростой дворовой жизни вместе с аналогичными пенсионерками. Парень подыскивал жильё как бедный студент и покорил сердце Федотовны красотой и скромностью: обещал исправно платить за квартиру, питаться за свой счёт и рано ложиться спать. Естественно, Мтрёна приняла условия проживания и “взяла к себе жить”, как пел знаменитый бард. Не прошло и месяца, как Митя забыл свои обещания. Оно и понятно: хозяйка оплаты за проживание не требовала, кормила и поила за свой счёт и позволяла смотреть её собственный телевизор до “не хочу”. Ещё через месяц Митя сам предложил оторопевшей хозяйке выйти за него замуж! Чтобы не пугать людей и соседей, все формальности, связанные с оформлением брака, взял на себя. Обалдевшая от счастья женщина чуть чувств не лишилась, когда на следующий день Митя принёс ей свидетельство о браке на подпись и на прижизненное хранение. Опьянённая привалившей любовью, Матрёна не знала, что на центральном автовокзале Бургорода, прямо у входа, торговали печатной продукцией на все вкусы и желания. Так что купить чистый экземпляр свидетельства о браке было делом нескольких минут.

И вот, после года совместной жизни (совместность, правда, была односторонне-относительная) любимый муж исчез!

– Я не сразу решилась идти к вам, в милицию, – вытирала нос простеньким платочком Матрёна, глядя страдальчески на Сизова. – Понимаю, что вы загружены, поэтому сама обзвонила все морги, больницы, ночные заведения. Ходила в институты, где он учится. И нигде и ничего! Даже в государственных институтах… какой бардак! – мимоходом возмутилась Федотовна, – уверяли меня, что за последние полвека студенты с фамилией Доскин у них не учились, не числились и даже не поступали учиться. Вы представляете, как у них налажен учёт?

– Бывают ошибки в учёте, – искренне соглашался Сизов, – бюрократ, он и у нас в Бургороде бюрократ, не только в Африке.

С брачными аферистами Гордей сталкивался не раз и не сомневался, что это тот самый случай. Поэтому, когда Матрёна немного поостыла, вылив накопленное на его голову и уши, на всякий случай поинтересовался, что за знакомые наблюдались у Мити и какие соседи живут в доме. Особенно его интересовали лица женского пола, желательно привлекательной наружности. Даже в этом, в общем-то простом для него случае, он старался следовать своему собственному методу расследования: Гордей назвал его методом денукции, или методом “великомученика Никодима”.

Этого невзрачного человечка, пьющего горькую, беглый детдомовец, малолетний Гордей встретил во время своих скитаний по необъятным просторам России. Убегая от очередной милицейской облавы, очутился за городом. Что был за город, толком не знал: всего лишь один из многих, встретившихся на пути. Внимание мальчика привлёк аппетитный запах дыма, исходящий из оврага. Урчание в животе придало смелости, и он, подкравшись, заглянул вниз: на самом дне, возле догорающего костра, сидел мужчина характерного вида, который обычно имеют “трудящиеся” при частом общении с зелёным змием. Товарищ, очевидно, самостоятельно отдыхал, удобно расположившись на гнилом бревне. В руках темнела бутылка “бормотухи”, а в костре жарилась картошка. После каждого глотка бутылочной жидкости, мужчина начинал энергично жестикулировать и поучать некоего воображаемого Тимоху:

– Пойми, Тимоха, чтобы прознать человека, надо вместе выпить не одну литру, а может и две… – Мужчина приподнялся и вскинул вверх руку. – Ибо сказано… – Тут его качнуло и, потеряв равновесие, сказитель ляпнулся мимо своего бревна на землю. Попытался было сесть, но после безуспешных попыток, промычал что-то под нос, повернулся на бок и блаженно захрапел.

“Похоже, отключился, – подумал Гордей, – можно и разведать, что там у него за съестное”. Кроме картошки, ничего не оказалось, но Гордей подкрепился и остался сторожить почивающего. Так он и познакомился с Никодимом, сторожем склада древесных отходов. Знакомство было не долгим, но поучительным. Осталось не только в душе, но и в отчестве – Никодимович, которое он присвоил себе, когда последний раз, перед усыновлением, попал в детскую комнату милиции.

Никодиму, одинокому человеку с неустроенной жизнью, случайно достался “Закон Божий” для детей дошкольного возраста. Начитавшись толкований священного писания, он объявил себя великомучеником и стал проповедовать… при сильном подпитии. Поскольку желающих слушать его излияния не находилось, то он наставлял старого, давно умершего друга Тимоху. В момент такого душевного подъёма горемыку застал Гордей, который пришёлся кстати и некоторое время жил в коморке сторожа, выслушивая его проповеди. Изречение великомученика “познай душу его и явится имя его” стало впоследствии сутью метода следователя Гордея Сизова. Это замысловатое высказывание с явным библейским оттенком Никодим ритуально произносил перед тем как откупорить очередную бутылку дешёвого яблочного вина. Так он хотел подчеркнуть, что пьёт не просто так, а с глубоким, духовным смыслом!

В работе, этот афоризм отражал стремление Гордея в любом следственном деле понять как психологию преступления, так и лица его совершившего, то есть “душу его”. ” А когда вникнешь в психологию преступника, – считал Гордей, – тогда быстрее его найдёшь”. То есть “явится имя его”.

В Матрёнином деле денукция сработала безотказно. Если Доскин аферист, то, в силу “афёрной” психологии, должен был “развести” Матрёну на её главное богатство – четырёхкомнатную квартиру! Это общее суждение для таких дел. Но поскольку брак был фиктивным (свидетельство, как определил Сизов, поддельное) и Матрёна не собиралась помирать (во всяком случае самостоятельно), то шустрый Митя не должен надолго оставить свою престарелую пассию. На такой вывод наталкивало и то, что все личные вещи “студента”, среди которых преобладали купленные и подаренные “любимой”, остались не тронутыми. Отсюда Сизов сделал простой вывод: Митя должен ещё вернуться и наверняка где-то рядом по полной программе использует доверие и денежки “жены”.

Так оно и вышло. Доскина подвела самонадеянность и любвеобильность. Прихватив пенсию Матрёны, он уже несколько дней пропивал её в соседнем подъезде у разудалой красавицы Жени, жившей в однокомнатной квартире на последнем, пятом, этаже. То, что в данной квартире уже несколько дней длится запойное мероприятие, знали не только соседи, но и сама Матрёна Федотовна. Бегая по инстанциям в поисках своего суженого, она не раз сталкивалась с весёлой, отдающей перегаром непричёсанной местной красоткой, совершающей в полураздетом виде регулярные ритуальные ходки за угол дома, в киоск. Явление для жильцов дома было привычным и особого удивления не вызывало. Сам загулявший муженёк, естественно, носа не показывал.

Сизов, понимая сексуальные и временные (наличие свободного времени) проблемы молодого парня, уже при беглом знакомстве с соседским окружением, легко вышел на питейную наживку Женю. Когда Гордей вместе с взволнованной Матрёной вошли в искомую квартиру, Доскин почему-то так перепугался, что в одних трусах кинулся на чердак, оттолкнув по ходу негодующую “жену”. Гордей пытался вдогонку объяснить пропавшему, что не стоит так суетиться, но тот уже был на крыше. Сизов не стал устраивать погоню, и вышел с плачущей Федотовной во двор. Там уже собралась толпа небезразличных к чужому горю граждан и, обмениваясь репликами, наблюдала за цирковым номером, разворачивающимся на крыше. Очень скоро цирковой трюк – попытка спуститься по пожарной лестнице – принял трагический оборот: Митя, споткнувшись, упал, зацепился трусами за карниз и уже висел, грозясь свалиться вниз. Он ещё держался за край шифера одной рукой, но силы явно иссякали. Не раздумывая, Сизов мастерски взобрался по роковой лестнице на крышу, проворно подошёл к беглецу и, рискуя своим здоровьем, фактически спас незадачливого афериста от похоронных неприятностей.

Героический поступок капитана милиции с восторгом наблюдала, случайно оказавшаяся в этом дворе, начинающий корреспондент Аня Точилина. События, развернувшиеся перед её глазами, естественно просились быть отображёнными в прессе. Так Аня и познакомилась со следователем УГРО, Гордеем Сизовым. Пообщавшись с героем, определив, что у него богатое, в смысле криминальных историй, прошлое, она сама предложила своему начальнику, главному редактору Кузьме Треплову, прикомандировать её к талантливому (по её мнению) следователю. Обещала регулярно поставлять статьи в рубрику криминальной хроники. Кузьма мысленно перекрестился, незаметно выдохнул и благословил подопечную на благородные писательские деяния.

Довольно быстро, благодаря покладистости Гордея, Аня органично вписалась в милицейский коллектив. Причём она не просто наблюдала и отображала в блокноте и на плёнке “подвиги и будни” сыскной службы, но и постоянно стремилась в ней участвовать. Делала это без упования на некомпетентность, настойчиво, но ненавязчиво. Вначале Сизова это раздражало. Но, как человек тактичный и снисходительный к слабостям других, он, как и в случае с Бытиным, старался открыто не показывать своё недовольство. Тем более, часто Анины вопросы, предположения, даже гипотезы, бывали небезосновательны. По происшествии недолгого времени, они незаметно друг для друга сдружились и даже стали проводить вечера за совместным чаепитием.

– Сегодня доложу Пужаному наши соображения, постараюсь убедить его в серьёзности дела, а завтра, с утра, ты, Аксён, займёшься Сироткиным: где находится сам, его семья, бизнес, связи и т.д. – а мы с Аней – личностью Задии, его деятельностью и окружением. Надеюсь, тогда кое-что прояснится. Но это так, отступление. Давайте рассуждать дальше: какие ещё могут быть версии?

В кабинете наступила тишина, прерываемая шагами и голосами, глухо доносящимися из коридора, да перекличкой синичек, собравшихся в хоровод на акации, заглядывающей в окно. У Сизова уже были некоторые соображения, но ему хотелось выслушать коллег. Пока Бытин водил в раздумье глазами, слегка кривился и морщил лоб, заговорила Аня:

– Вы, Гордей Никодимович, как-то рассказывали о своём методе психологического анализа – денукции…

А ты и запомнила! – удивился Гордей. – Ну-ну…

– Так вот, давайте соберём вместе все возможные причины, по которым неслабый человек мог бы сойти с ума!

– Попробуй, – поощрительно кивнул Сизов.

Ему явно льстило, что к его методу расследования (в общем-то, не так уж и оригинальному) отнеслись с должной серьёзностью и уважением. И пусть это была всего лишь девушка, да ещё и с причудами.

Итак, перечисляю, а вы дополняйте, первая: несчастная любовь…

– Ну, это слишком общо и далековато от нашего случая, несмотря на наличие… трусов, – сразу перебил Бытин, – какая тут любовь у пожилого женатого человека. Это всё равно, что квасить в одной бочке прошлогодние помидоры с летошними – старые разлезутся и молодых загубят! Ни вида ни вкуса – а только овощная каша!

– Аксён! – укоризненно оборвал Сизов подчинённого. – Гёте влюбился в семьдесят лет в шестнадцатилетнюю девочку, если я не очень ошибаюсь. У нас же и улика есть… Так что давайте наберём поле причин, отметём явно непроходные и рассмотрим оставшиеся. Чуть позже я приведу случай из практики на этот счёт, а пока продолжай, пожалуйста, Аня…