Страсти болотные

Подвиг состоялся и парень стал студентом. Поклонников у Даши в университете только прибавилось. Давно зная про Нилову любовь, она играла с ним как с пластмассовым Карлсоном в детстве: то спать уложит, то разбудит. Постепенно Нил понял, что избалованную мужским вниманием девушку можно привлечь только дорогими поступками, такими как: дарение золотых украшений, дефицитной французской парфюмерии; походы в престижные рестораны, клубы и иные увеселительные заведения. Но где взять столько “финансовых средств”? Разгрузка вагонов, рытьё канав и колодцев, рубка дров – все эти студенческие подработки вопрос в корне не решали.

Тут и помог новый дружок Пашка Лотов.

Это был невысокий, полноватый парень с добродушным лицом и наметившейся плешью на вытянутой, как астраханский арбуз, ушастой голове. Паша учился и жил непринуждённо легко. Глядя на него, казалось, что слова: “житейские сложности”, “проблемы”, прилепившееся из английской лексики, и иные словеса, отражающие тяготы человеческого бытия, придумали в глубокой древности, где-нибудь в раннем палеолите, и забыли отменить. В течение семестра Пашу почти не видели на занятиях. Когда же подходила сессия и студенческая масса напоминала солдат первой мировой во время неудачного наступления: все куда-то бегут, глаза горят лихорадкой и безумством, а в руках книги и конспекты наперевес – Паша без суеты доставал у прилежных студентов нужные конспекты и сдавал лабораторные, зачёты и экзамены в срок с твёрдой оценкой “удовлетворительно”. В любой компании он был её душой и телом, так как знал множество анекдотов, пел под гитару, самозабвенно танцевал и в меру потреблял спиртное. Нил же отличался твёрдокаменным упорством, много говорить не любил, чем, очевидно, и привлёк внимание оборотистого парня.

В последнее время Паша превратился в снабженца студентов дефицитными продуктами, в основном консервированного вида: рыба, мясо всех сортов, завтраки, каши и т.д. Причём продавал их не дорого.

Однажды он попросил Нила, с которым жили в одной комнате общежития, помочь доставить товар. Отказать “великому” Лотову было невозможно! Взяв огромные сумки-баулы, они поехали в Москву. Благополучно "затарились” консервами на каком-то отдалённом, огороженном бетонным забором, строго охраняемом складе и вернулись в Бургород. Тут и поразила Нила разница в цене приобретения и реализации товара. Прикинув расходы на поездку и доход от продажи, он обомлел! “Навар” получался такой, что даже учиться расхотелось, а в глазах замаячила Дашенька в роскошных одеждах, бриллиантах, золоте и в его объятиях на сиденье дорогой иномарки.

Консервы и стали первой ступенькой деловой карьеры Сироткина. “Делание” денег так захватило парня, что даже Даша отступила в сторону, а учёбу забросил. Довольно быстро заработал стартовый капитал и переключился на бытовую технику: телевизоры, холодильники, стиральные машины… Пашка Лотов остался на продуктах и только диву давался:

– Хваткий ты оказался мужик! Однако, учёбу бросаешь зря… Как она жизнь ёщё повернётся?

– Ничего не зря, – горячо отвечал Нил, – заработаю деньги и потом доучусь… если понадобится. А время терять жаль – это же деньги!

О том, что бросил университет, родителям сказал не сразу: побоялся за их психическое и физическое здоровье. Так как Нил в семье почитался собственным святым, то ему никто лишних вопросов не задавал. Но не прошло и года, как его деловые успехи стали видны даже подслеповатому отцу. А ещё через время, Нил стал владельцем оптовых складов, магазинов и иных торговых предприятий. Построил особняк на окраине города в элитной “деревне”, купил для мелких нужд дачу и пару иномарок. Хотел родителей забрать к себе, в дом-коттедж, или на дачу (обещал провести туда газ и воду), или купить им квартиру получше, но отец упёрся:

– Буржуйская жизнь не по мне! Спасибо, конечно, сынок, но уж мы с матушкой как-нибудь по-стариковски доживём в родной квартире. Сестре и братьям – помоги, конечно, если можешь.

Что-то пугало старика, о чём он высказаться не мог. Не совмещалось с его пролетарским коммунистическим сознанием неожиданное богатство сына. Не мог поверить, что можно честно заработать большие деньги. Отказ отца Нила не огорчил. “Пусть привыкает! – подумал он. – Время пройдёт – заберу стариков к себе без их согласия”. В этот период времени его захватила новая “бизнесовая” идея – земля!

Всю дорогу, пока ехали на место, где нашли тело Сироткина, Сизов был молчалив, возможно потому, что сидел с водителем. Аня и Бытин разместились в кузове и живо обсуждали новость.

– Если смерть друга Задии – убийство, то Пужаному придётся добавить нам людей, потому как дело принимает опасный поворот! – отдуваясь, степенно говорил Бытин. – А то и передать другим, более опытным в таких делах следователям. У нас… – он опасливо глянул в сторону кабины – в последнее время одни бытовые огородно-ягодные приключения…

– Во-первых, я уверена на все сто, что это убийство, а во-вторых, насколько мне известно, отдел завален нераскрытыми преступлениями и, как вы говорите, “опытные в таких делах следователи” со своим хотя бы разобрались! – горячо вступилась Аня. – Не говоря уже о том, что наш непосредственный начальник (она уже считала Сизова своим начальником) и не такие дела раскрывал…

– Не знаю, не слышал: с Сизовым работаю недавно.

– Мог бы и поинтересоваться…

– А ты что-то знаешь?

– А как же!

– Ну так просвети, пока будем ехать.

И Аня коротко, но мастерски художественно (журналист как-никак), рассказала историю расследования Сизовым довольно примечательного преступления. Такие рассказы она выуживала из Гордея, когда приходила к нему в гости на чай, что незаметно и естественно становилось традицией.

…На поминках некоего дедушки Саввы повесился его внук, Костя Хрумов. Как водится, Пужаный послал Сизова на место драмы подтвердить версию самоубийства и закрыть дело. Поначалу картина вырисовывалась ясная и понятная: преданный внук Костя так любил деда, что не перенёс его смерти. Об этом говорили соседи и даже родной сын почившего деда, Костин дядя, некто Фёдор Петрович. Но дотошный Гордей, следуя своему денуктивному методу, старательно собрал на месте трагедии показания и факты, характеризующие психологическую сторону происшедшего, и записал в свой блокнот больше и подробнее, чем отобразил в официальных протоколах допросов.

Первое, что вызвало его подозрение – очень пышные и несколько нескучные похороны деда. Костин суицид не только не намечался, а скорее наоборот! Один из участников тризны, кряжистый дед Андрон, друг покойного Саввы, дыхнув сочным перегаром, высказался Сизову по секрету:

– Молодёжь ноне пошла демократическая, не наша какая-то. Раньше за любимым родственником, не ко времени почившим, плакали, надрывались рыданиями. Этот же внук – о покойниках плохо не говорят, прости меня Господи! – дед шустро перекрестился, – напился как боров и так и норовил то песню затянуть, то в пляс пуститься. Мы тут со стариками притомились его урезонивать…

– Вы хотите сказать, что Костя, подвыпив, стал забывать о постигшем его горе?

– Ну, это вам разбираться сподручнее – на то вы и милиция, – замялся дед, – а мы, по-стариковски, новые обычаи не приемлем…

Второе, – внезапное появления Фёдора Петровича, дяди Кости, которого давно считали пропавшим. Его появление больше всего поразило племянника. Вначале Костя так обрадовался, что минут десять лил слёзы умиления на плече у нашедшегося родственника. Потом он вдруг прекратил рыдания, безумным взглядом осмотрел дядю и, скривив рот, заскрежетал зубами. Лицо побледнело, будто у привидения, каких показывают в американских “ужастиках”. Такие изменения в поведении горемыки все восприняли, как отголоски противоречивого столкновения горя и счастья, окрашенного выпитым “не в меру”.

Третье, – обгоревший клочок бумаги, найденный в мусорном ведре на кухне и ополовиненная бутылка бальзама в кухонном столе.

Добавило сомнений и показания пенсионеров о странном появлении цыганки во дворе и её настойчивое приставание к деду Савве, что случилось за несколько дней до его смерти. Странность состояла в том, что цыган в Бургороде не видели с начала перестройки. Что там нагадала цыганка не известно, но только Савва так разволновался, что домой его еле довели. Потом он слёг… и умер от гипертонического криза.

Дед Андрон (видимо питал неприязнь к Косте) также показал, что внук стал горячо любить деда Савву недавно… после кончины, а до этого частенько пререкался с ним, даже поругивал нецензурными словами.

Собрав воедино все факты, Сизов делает вывод, причём подкреплённый доказательствами: Савву сгубил внук Костя Хрумов! чтобы завладеть дедовым наследством, доставшимся от богатенького брата-австралийца. Когда неожиданно появился родной сын Саввы, Фёдор Петрович как прямой наследник, то Костя не вынес потрясения…

– А как же до такого додумался Гордей Никодимыч? – удивился Бытин. – Версия, конечно, имеет право быть, но… каковы доказательства. По-моему, ты не всё пояснила.

– Точно, – коварно усмехнулась Аня, качнувшись на повороте. – Обгоревший листок бумаги оказался телеграммой, извещавшей Савву, что он является единственным наследником богатого австралийского родственника, а недопитая бутылка бальзама – средство для повышения давления соответствующим больным. Цыганку Гордей нашёл и “доверительно” у неё выпытал о том, что нагадала она скорую смерть клиенту преклонного возраста по денежной просьбе некоего молодого человека. Ну, а доза бальзама… поспособствовала. В общем, типичная психология наследственного синдрома.

– Ловко! – восхитился Аксён. – Молодец Никодимыч! Да и ты литературно пересказала, надо отметить.

– То-то, – картинно подняла нос Аня. – Учусь, а то образование моё не совсем качественное, как оказалось…

В это время раздался резанувший по сердцу скрип тормозов и УАЗик приемлемо плавно остановился.

Они приехали практически первыми, если не считать машин ГАИ. В обычной очерёдности вылезли из автомобиля, поприветствовали рослого лейтенанта-автоинспектора, и Сизов немедленно приступил к детальному опросу “гаишников” и осмотру автомобиля с телом. Вскоре подъехали остальные службы: эксперты, врачи, автомобиль-эвакуатор.

Сироткин сидел на сиденье, склонив голову, и словно спал… У Гордея, когда заглянул в автомобиль, создавалось впечатление, что парня убили ударом по затылку, на что указывала запёкшаяся кровь на голове и её струйка на шее. Впрочем, эксперты настойчиво попросили не мешать и Сизов занялся прилегающей местностью.

Мимо по шоссе, слегка притормаживая, сплошным потоком неслись автомобили. Солнце уже поднялось высоко и припекало. Запахи, настоянные на лесных травах, земле и древесине, смешанные с разогретым асфальтом и выхлопными газами, лезли в ноздри своеобразной, въедливой смесью. “Махнуть бы покупаться, да надышаться чистым воздухом, а то скоро середина лета, а я и водички речной не пробовал, и солнца ясного не испытывал”, – мелькнуло в голове у Гордея, когда он отдалился от “Мэрса” Сироткина, рассматривая как бы целиком со стороны картину трагического происшествия. В отдалении, переговариваясь между собой, за ним двигались Аня и Аксён.

“Итак, – думал Гордей, осмысливая первые факты – судя по следам колёс, возле машины Сироткина были ещё две. Одна из них “гаишная”, а другая неизвестная. Это могла быть проезжающая мимо машина, водитель которой почему-то полюбопытствовал в отношении “Мэрса”, стоящего одиноко на обочине. Или автомобиль с убийцей?… Тогда, как ему удалось ударить человека чем-то тяжёлым по затылку? Удобнее это сделать в автомобиле, хотя тоже не просто… спинка с подголовником, например, может помешать… Возможно, убийца ехал с Нилом, а затем ушёл пешком? – раздумывая, Гордей остановился. – …Был одет Сироткин в одежду больше подходящую для охоты. Резиновые высокие сапоги, помещённые в брезентовый мешок, и содержимое рюкзака, найденного в багажнике: охотничий топорик, нож с широким лезвием и красивой рукоятью в виде волчьей головы, верёвка и другая мелочь – подтверждали последнее. Однако ружья не нашли… В рюкзаке явно рылись…”

– Ну что там у вас? – окликнул он своих помощников. – Нашли что-нибудь?

– Ничего! – звонко крикнула Аня, замахав рукой. – Мы свою часть уже обошли.

Сизов нахмурился, ещё раз осмотрелся вокруг и пошёл к дороге. Решил сам пройтись за Бытиным и Аней – вдруг что пропустили. “Если убийца был на автомобиле, то Сироткин наверняка бы вышел ему навстречу… Возможно, убийца был не один… Ударили по голове и усадили в машину? ” Ход рассуждений прервала Аня, которая далеко ушла вперёд по обочине внимательно её разглядывая.

– Гордей Никодимыч! Есть следы!

Сизов встрепенулся и заспешил к девушке. Метрах в ста от места происшествия отчётливо были видны следы обуви, точнее, сапог. На них бы можно было не обратить внимание, если бы не характерная петля их пути: с асфальта на обочину и, через десяток шагов, опять на асфальт. А, главное, Сизов узнал рисунок подошвы, с которой уже сняли отпечатки возле “Мэрса” и на противоположной стороне дороги.

– Значит убийца был вместе с Сироткиным и, пройдя по асфальту, уехал на “попутке”, – задумчиво глядя на Аню, сказал Сизов и добавил: – А ты молодец, обскакала сержанта. Только не зазнавайся. Ему сейчас тяжко: опять завтракал наспех, а перекусить некогда было.

Эти слова Сизов уже обращал к подошедшему Аксёну. То не обиделся и поддержал тему:

– Найденные следы – это удача, которую не грех и обмыть… в смысле объесть, как вы считаете, господа-сыщики?

– А имеется, что объедать? – засмеялась довольная удачным для себя началом дня Аня.

– А то как же! – напыжился Бытин. – Айда к машине…

Сизов окинул прощальным взглядом дорогу и вдруг засуетился, вышел на асфальт, присел и стал внимательно рассматривать отпечатки обуви… “Характерный след, – отметил он. – Но где же орудие убийства и как удалось нанести смертельный удар в таком неудобном месте как салон автомобиля? Размахнуться сложно и сиденье с подголовником мешает…”. Гордей выпрямился и потянулся в карман за леденцом: процесс наслаждения сладким продуктом успокаивал и настраивал на правильный ход мыслей. Он обернулся и увидел, что работа на месте преступления подошла к концу: тело на носилках поместили в “Скорую”, автомобиль погрузили в эвакуатор, машины ГАИ уже запыхтели своими глушителями, готовясь уезжать.