Последняя любовь Хемингуэя

Разрыв с семьей Иванчич не входил в планы Мэри. Тем более Хемингуэй отнесется к этому отрицательно, и она останется, как всегда, виноватой.

–Я не ставлю вопрос, чтобы вы нас покинули. Я хочу, чтобы вы объяснили дочери, что брак с Хемингуэем для нее невозможен. У него это будет пятый брак. – Уточнила она. – На вашу дочь ляжет пятно разлучницы или еще что-то хуже.

–Разлучницы всегда были и будут. – Ответила Дора, умело обходя сети, которые ей ставила Мэри. – Плохо, что церковь не сможет освятить их брак.

Мэри ухватилась за эту ниточку.

–Хорошо, что вы, графиня, понимаете все сложности, стоящие на пути Адрианы. Без благословения нельзя…

–Сейчас многие не обращают внимания на церковь. – Махнула рукой Дора. – После войны нравы упали. Джанфранко будет венчаться в церкви. – Почему-то вернулась она к разговору о свадьбе сына.

–Я могу… – Раздельно произнесла эти слова Мэри, не видя другого выхода. – Предложить вам денежную компенсацию за драгоценности, которые вы хотите продать ради Джанфранко. Но при условии…

–Каком? – Быстро спросила Дора.

–Если вы не дадите родительского согласия Адриане на брак. Объясните ей, что это опрометчивый шаг… То я могла бы вам возместить часть расходов на свадьбу сына. Сколько вам нужно?

Дора думала. Джанфранко просил десять тысяч долларов. Увеличивать эту сумму или не надо? Но не решилась увеличивать.

–Необходимо десять тысяч на свадьбу.

–Что!? – Подскочила в кресле Мэри, не ожидавшая услышать такую цифру. – Вы понимаете, это же целое состояние! – Она возмущенно глядела на графиню, и та сказала в ответ.

–Столько просит семья Сандоваль у жениха? – Она горестно вздохнула. – Я не могу препятствовать счастью своих детей. – Двусмысленно добавила она и замолчала.

–Я таких денег не могу дать. Хотите пять тысяч?

–Тогда мне легче самой найти десять. – Ответила Дора. – Мы с Адрианой, видимо, покинем ваш кров и найдем другое место.

–Ни в коем случае. – Мэри поняла ее игру. – Я подумаю.

–Скоро свадьба сына… – Также горестно вздохнула Дора.

Мэри, возмущенная старой потаскухой, так она сейчас ругала графиню, вбежала в свою спальню и, неожиданно для себя, расплакалась. Ей стало жалко себя, за то, что одной приходится вести борьбу за Хемингуэя. И никто ей в этом не может помочь. К ней подошла прачка Анна – женщина с тяжелой долей, переехавшая жить на Кубу из Аргентины и пожалела хозяйку:

–Мисс Мэри, не переживайте. Все будет хорошо.

Все слуги видели увлечение Хемингуэя, но только Анна могла вот так просто подойти и сказать своей хозяйке скупые слова поддержки. Остальные молчали.

–Спасибо, Анна! – Ответила Мэри и вытерла слезы. Впервые услышанные слова утешения от чужого человека придали ей силы. – Я верю, что все будет нормально.

–Да! – Горячо воскликнула аргентинка. – Папа еще не понял, что она очень злая и некрасивая! Он еще все поймет и увидит.

Но такой Адриану – злой и некрасивой, считала только Анна, у других слуг было противоположное мнение.

–Анна, принеси холодной воды?

А потом Мэри долго раздумывала. Может стоило согласиться с Дорой и дать графине требуемую сумму. Но такую денежную брешь в их бюджете может заметить Хемингуэй. Только он подписывает чеки на крупные суммы. Конечно, можно что-то занять, а потом отдать долг незаметно для Хемингуэя. И Мэри решила принять условия Доры. А то от коварной графини можно ожидать всего.

И вдруг Мэри пришла в голову идея, – а если дать небольшую огласку новой любви Хемингуэя? Как он поведет себя? Побоится большого скандала или нет? Небольшая информация в прессе о его увлечении, может послужить прививкой, которая не даст ему возможности разорвать с законной женой. Эта идея показалась Мэри привлекательной, и она два дня обдумывала ее. Сначала надо дискредитировать старую графиню Иванчич, которая не против любви ее дочери и мужа Мэри. Она ее ненавидела и больше всего боялась. Старая графиня сейчас руководила судьбой дочери. А значит, судьбами Хемингуэя и ее.

Мэри стала набрасывать черновик письма знакомой журналистке в Париже. Розалинда Бейкер была когда-то ее хорошей подругой. Но тогда они были моложе, и всякое бывало в корреспондентской жизни. После войны Розалинда осталась жить в Европе и работала в представительствах американских газет. Мэри весной встречалась с ней в Париже и они не теряли дружеских контактов. Наконец, она сочинила подруге письмо. Надо было решить вопрос сугубо конфиденциально и не слишком заинтересовать парижскую подругу ее разладом с Хемингуэем. Описав вначале свою жизнь, как можно непринужденнее, Мэри, как бы попросила у Розалинды совета. «Мой муж, на старости лет, увлекся юной девушкой, итальянской графиней. Ее образ он неудачно описал в своем последнем романе. Я понимаю, что у них ничего серьезного не будет, но, как женщине, ты понимаешь, мне все это неприятно. Если ты сможешь организовать об этом факте небольшую заметку в какой-либо европейской газете, то я тебе бы предоставила такую информацию. Посоветуй, какая газета могла бы этим фактом заинтересоваться? Как понимаешь, Розалинда, все должно остаться между нами». Больше Мэри ничего не написала. Она знала журналистскую среду и побаивалась, чтобы Розалинда не выдумала ничего лишнего и не подала свой материал раньше ее разрешения.

Мэри решила поехать в Гавану, чтобы лично отправить письмо в Париж, побывать на выставке новой моды, прибывшей на Кубу. И еще у нее созрела мысль встретиться со знакомой журналистской в Гаване. Надо посоветоваться и с ней, по поводу Хемингуэя. Оказывается, в этот день, Адриана тоже хотела побывать на выставке. Решили ехать вместе. Машина стояла у подъезда дома, но Хуан, шофер куда-то отошел. Мэри указала Адриане на орхидею, которая росла из ствола сейбы и спросила:

–Не правда ли, Ади, цветы венесуэльской орхидеи напоминают женщину, кричащую кому-то об опасности. Смотри, они похожи открытый в тревоге рот?

Адриана посмотрела на цветы:

–Кажется, они раскрылись навстречу солнцу. Сейба их закрывает своей листвой.

Мэри оглянулась, – никого рядом не было. И она громким шепотом сказала Адриане:

–Дорогая! Брось Хемингуэя. Ты еще найдешь себе другого. – Мэри хотела добавить, что она уже вряд ли может найти себе нового мужа, но сдержалась. Не надо проявлять слабость в глазах девчонки. – Брось его. Для тебя же будет лучше. Ты его плохо знаешь. Он трудный. Пока тебе кажется, что с ним просто. Ты с ним не справишься. Поверь мне, так будет лучше для тебя… – Она сделала паузу, и добавила. – И Хемингуэю тоже.

Адриана, закусив губы, молчала. Лицо ее стало розовым.

«Что ей ответить? – Мелькала в голове мысль. – Я еще сама не знаю, что лучше!»

Но из-за кустов вышел Хуан, который слышал их разговор и молча распахнул перед ними заднюю дверцу «кадиллака».

«Делят Папу. – Отметил он. – Да, перед такой шикарной девкой трудно устоять. Но и мисс Мэри жалко. Тяжело Папе». – Констатировал он.

В машине, Мэри будто не произошло неприятного разговора с Адрианой, спокойно сказала:

–Ади! Ты какие цвета предпочитаешь в своей одежде?

Но Адриана, продолжая крепко сжимать губы, ничего ей не ответила. Так они и ехали, Мэри говорила о нарядах, Адриана молчала. Мэри была довольна, что прямо объяснилась с соперницей. Хватит играть с ней в прятки! Она играет в них уже два года. Пора заканчивать отступление и идти в наступление. Но так, чтобы ее маневров не заметил Хемингуэй!

Она попросила Хуана остановиться возле почтамта. Пошла и сама сдала письмо в отдел корреспонденции. Вернувшись, сказала Хуану:

–Я не пойду сегодня на выставку. В следующий раз посещу ее. Мне надо зайти на радио. Ты за мной туда заедешь.

Она шла на радио к знакомой журналистке Лоуэлле Парсонс. Та, к счастью, была на месте. Лоуэлла вела отдел светской хроники и была известна большим знанием жизни великих и богатых. Мэри не была так близка дружна с Парсонс, как, например, с Розалиндой Бейкер, но поддерживала с ней хорошие отношения.

–Здравствуйте, мисс Мэри. – Приветствовала ее Лоэулла.

–Здравствуйте, милая Лоуэлла. – Ответила ей Мэри. Не в ее правилах было сразу же приступать к делу. – Как зайду в корреспондентский пункт, так чувствую родную стихию. Хочется бросить семейную жизнь и вновь стать журналисткой.

–Вас, мисс Мэри, мы всегда возьмем к себе на работу. – Ответила Парсонс и предложила Мэри сигареты. Та взяла, и они закурили. – В связи с расширением зоны информации, работы много. Не успеваем собирать все сплетни, происходящие в мире. Нам нужны опытные журналисты. Приходите к нам.

Парсонс говорила и вела себя чисто по-мужски. Профессия журналиста выработала в ней мужскую хватку, которую она подчеркивала не только своим поведением, но и одеждой – рубашка на голое тело, брюки и сандалии.

–Нет. Мне уже поздно возвращаться к старой работе. – Деланно вздохнула Мэри. – Жизнь с таким человеком, как Хемингуэй, не позволяет заниматься любимой работой.

–Кстати, о любимой… – Парсонс смахнула пепел с кончика сигареты на пол. – Ходят слухи, что он гуляет с молодой девицей? При вас, Мэри. Правда это? – Напрямую спросила Парсонс. Она не привыкла к церемониям в журналистском деле.

И Мэри вдруг засмущалась. Говорить правду, – признать свое поражение, неправду, – зачем тогда она сюда пришла? И она осторожно начала.