После войны Федор Лукъянюк, которому не давала покоя эта история, попытался установить судьбу полковника Малинова через такую авторитетную структуру, как СМЕРШ. Знакомый офицер из СМЕРШа навел справки и при встрече сказал Лукъянюку: « В Африке ваш Малинов…» Федор Михайлович так был потрясен этим известием, что не уточнил, надо ли это понимать буквально или иносказательно, под Африкой понимать Колыму. Больше он этого офицера СМЕРШ не встречал.
Между тем есть основания считать, что после войны Иван Малинов мог оказаться в СССР. Замполит батареи 771-го полка Евгений Иванов рассказывал мне, что в первые послевоенные годы он читал в одной из газет, в какой – не помнит, что состоялся суд над бывшим полковником Красной армии Малиновым, командиром карательного корпуса власовцев в Австрии. Уточнить эти сведения не удалось: неизвестны ни газета, ни год публикации.
Начальник штаба 771-го полка Александр Шапошников, ближайший из командного состава полка к его командиру Малинову, рассказывал, что после войны был слух, что якобы кто-то неизвестный, но, очевидно, хорошо информированный человек позвонил жене Малинова и сообщил ей, что сегодня через Горький проследует эшелон и в нем будет ее муж. Она к указанному времени поехала на вокзал, но видела лишь, как мимо прогрохотал эшелон с зарешеченными окнами – везли заключенных. Никаких официальных сведений о судьбе своего мужа жене, кроме того, что он пропал без вести, ей так и не удалось получить, несмотря на запросы в разные инстанции.
«Это точно он!»
Однако есть еще две версии о судьбе полковника Малинова, причем полностью исключающие уже известные.
В 70-е годы мне довелось встретиться с жителем белорусской деревни Александровка 1-я Иваном Левковым, в районе которой прорывался из окружения 771-й полк. Он после затихших здесь боев хоронил в лесу советских солдат, погибших во время прорыва. Иван Левков рассказал, что похоронили они с отцом одного полковника, метрах в 50 от шоссе. Рядом стояла грузовая машина, в кабине – убитый водитель, рядом лежали еще один боец и полковник. Иван Левков помнит, что они нашли и документы этого полковника, на имя Ивана Малинова, а когда я показал ему его фотографию, то уверенно сказал: «Это точно он!» Документы вместе с планшетом погибшего полковника сгорели в доме во время войны. А вот место захоронения в том лесу Иван Левков так и не смог мне показать, хотя ходили мы там долго. Между тем рассказывал он все вполне правдоподобно.
«Сталин мне не простит…»
Но и это еще не последняя версия…
Один из жителей деревни Александровка 2-я, расположенной за шоссе на берегу Сожа, рассказал мне, что после тех боев в воронке он похоронил наших полковника и сержанта. Якобы оба они застрелились. Из 137-й дивизии, да и из других частей, прорывавшихся здесь из окружения, никто из командиров в звании полковника в числе погибших не значится…
В подтверждение версии именно самоубийства полковника Малинова есть сведения разведчика из 137-й дивизии Петра Кострикова, который запомнил рассказ своего знакомого красноармейца Петра Каширина, на глазах которого якобы застрелился полковник Малинов, причем со словами: «Сталин мне не простит». Подтвердить эту версию нечем. Петр Каширин вскоре погиб. На берегу Сожа множество воронок, и в какой из них были закопаны полковник с сержантом, определить невозможно.
Что стояло за словами «Сталин мне не простит» можно только догадываться…
После прорыва 771-го полка из окружения капитан Шапошников на поиски своего командира послал несколько групп разведчиков. Они добросовестно осмотрели сотни тел погибших на месте прорыва – полковника Малинова среди них не было.
«Да командуй ты сам…»
Каким же человеком был Иван Григорьевич Малинов…
По отзывам знавших его однополчан, это была сложная и противоречивая личность. Одни, по мирному времени, помнят его как грамотного командира и отзывчивого человека, по воспоминаниям других – полковник Малинов в начале войны был явно морально надломлен поражениями и фактически самоустранился от командования полком.
Капитан Николай Малахов из штаба 278-го легкоартиллерийского полка рассказывал, что когда командир дивизии полковник Гришин послал его перед прорывом из окружения для помощи к Малинову, то встретил его одиноко сидящим на пеньке в крайне удрученном виде. – «Да командуй ты сам…», – ответил Малинов Малахову, когда тот доложил ему о поставленной командиром дивизии задаче.
Помощник начальника штаба 771-го полка Вениамин Тюкаев запомнил полковника Малинова таким: «Он был опытным, строгим и требовательным командиром. Мы его побаивались». У сержанта-связиста Алексея Самойленко о своем командире остались такие воспоминания: «Он был чуть выше среднего роста, хорошо сбит, подтянутый, на лице играл румянец. Нас, бойцов, он, кажется не замечал. Во всяком случае, в жизнь солдатскую, как это делали политработники, не вникал». Командир батальона связи дивизии Федор Лукъянюк описал полковника Малинова таким: «Он был грубый, заносчивый, никогда никому не уступал. Он и командиру дивизии, который был, кстати, младше его по возрасту, грубил. Были случаи, что когда он на совещаниях бросал такие ехидные реплики, что полковник Гришин его одергивал».
По воспоминаниям ветеранов 137-й дивизии, отношения между ее командиром полковником Гришиным и командиром 771-го полка полковником Малиновым были напряженными и неприязненными. Есть свидетельства, что Гришин после первого боя даже пригрозил расстрелять Малинова за потерю управления полком. Малинов был гораздо старше Гришина, в одном с ним звании, считал себя достойным командовать дивизией, а не только полком.
Очень осторожно отзывался о своем командире полка его начштаба Александр Шапошников. И все же рассказал такой эпизод: «Помню, едем на машине втроем – я, Малинов и комиссар полка Васильчиков. Дело было на подступах к Варшавскому шоссе, за несколько часов до начала прорыва. От усталости меня клонило в сон, но помню, что комиссар за что-то ругает Малинова, обещает при повторении подобного сообщить куда следует. О чем они тогда спорили, я потом Васильчикова не переспросил, а вскоре комиссар погиб».
Сохранилось письмо комиссара полка Васильчикова, написанное им домой после выхода из окружения, где есть такие строки: «Вот даже Малинов И. Г. – его я не вижу пятый день, при выходе из окружения он отстал, и до сих его нет в полку. Малинов, я думаю, тоже жив, но где-нибудь заблудился, так как противник не пускает, так в бою он очень осторожный». То есть в этом письме комиссар и мысли не допускает, что его командир мог попасть или сдаться в плен или погибнуть, да и судя по тону письма, отношение к нему вполне товарищеское.
«Сын от немки…»
Александр Шапошников до последних дней своей жизни не верил, что полковник Малинов мог сдаться в плен: «Он очень боялся плена, потому что в плену у немцев был до 1923 года, и впечатления об этом времени, судя по его рассказам, у него остались очень тяжелые». И в то же время Шапошников рассказал, что, по слухам, у Малинова в Германии, когда он там жил после плена, остался сын от немки… Если это не только слух, то он многое объясняет в поведении Малинова в начале войны.
Федор Лукъянюк привел такой весьма странный факт: «Весной 41-го дивизия перешла на новые штаты, они считались секретным. На одном из совещаний в штабе дивизии, где был и Малинов, эти документы пропали. Нашли их потом у Малинова, который взял их с собой якобы по ошибке». А если не по ошибке?
Не менее странный случай рассказал и начальник особого отдела 137-й стрелковой дивизии полковник Василий Горшков: «В день отправки дивизии на фронт прошло партсобрание, а когда после него коммунисты стали забирать со стола партбилеты, которые положили туда для регистрации, исчез партбилет комиссара полка Васильчикова. Комиссар полка не мог ехать на фронт без партбилета – это ЧП! Пришлось попросить всех коммунистов еще раз проверить карманы. Партбилет Васильчикова обнаружили в кармане Малинова». Якобы положил его туда случайно вместе со своим». А если не случайно – чтобы ехать на фронт без принципиального комиссара? Эти факты невольно наводят на мысль: а не был ли Иван Малинов завербован германской разведкой, пока находился в плену до 1923 года?
Начальники особых отделов были сняты
На запрос о судьбе полковника Малинова в архив Министерства обороны России ответ пришел краткий и без комментариев: «Пропал без вести 19 июля 1941 года». В Книге памяти Нижегородской области о судьбе Малинова даны другие данные: «Пропал без вести в сентябре 1942 года». Почему разная информация о дате пропажи без вести – так и не удалось установить.
Вскоре после исчезновения полковника Малинова со своих должностей были сняты начальники особого отдела дивизии и полка, «как не обеспечившие оперативный надзор в частях». Наверное, кто-то все же знал больше о судьбе полковника Малинова, но, если и есть такие документы, то хранятся они за семью печатями. По крайней мере, за 30 лет упорных поисков найти их так и не удалось. И судьба полковника Малинова, скорее всего, так и останется одной из тайн 41-го года.
А 771-й полк, которым он командовал, тогда, 19 июля, с минимальными потерями прорвался из окружения и успешно воевал до конца войны.
Всего лишь одна судьба из 1118… Кто знает, может быть, и остальные были не менее драматическими и загадочными…
ГУДЕРИАНА ДЕРЖАЛИ ЗА ХВОСТ
В конце августа 41-го года 137-я Горьковская стрелковая дивизия вышла из второго с начала войны окружения, на этот раз в леса под г. Трубчевском Брянской области. Позади были сотни километров с боями и тяжелыми потерями, впереди – новые бои и новые потери: все в дивизии понимали, что рассчитывать на отдых нельзя – фронт еле держался.
Командование фронта приказало дивизии оборонять г. Трубчевск, к которому рвались моторизованные корпуса 2-й танковой группы Гейнца Гудериана.
Полковник в отставке Александр Шапошников, командир 771-го стрелкового полка вспоминал:
– На совещании в штабе армии я случайно увидел карту с обстановкой на фронте. У города Трубчевска красным карандашом были жирно нарисованы цифры: 137-я сд. На карте дивизия выглядела внушительно. На самом деле в ее составе в те дни был один полк, в полку один батальон, а в батальоне – одна рота.
Остальные части и подразделения дивизии с боями еще прорывались из окружения. Каким-то чудом остаткам дивизии удалось удержать Трубчевск и даже сжечь 20 немецких танков. В начале сентября 137-я стрелковая дивизия начала постепенно оживать: вышли из окружения еще несколько сот бойцов и командиров, пришло пополнение.
А 20 сентября в дивизию приехали долгожданные гости, шефы из Горького.
Николай Рогожин, член делегации, в годы Великой Отечественной – заведующий военным отделом горкома партии:
– Времени на подготовку было очень мало, поэтому подарков удалось собрать немного: одиннадцать грузовиков с автозавода, несколько пушек, две бронемашины, а командиру дивизии полковнику Гришину – легковую автомашину от секретаря обкома партии Родионова. Из Горького мы ехали своим ходом. В дивизии все были нам очень рады, расспрашивали про Горький, задавали очень много вопросов. Мы говорили, что народ у нас трудится, ждем от вас победы, а бойцы отвечали, что воюем, но вот победы пока нет. Настроение у солдат было очень хорошее – все буквально рвались в бой. Нам много рассказывали о первых отличившихся в боях. Увезли домой несколько мешков писем, приветы и еще более крепкую уверенность в победе.
А пятого октября в газете «Горьковская коммуна» было напечатано письмо воинов 137-й стрелковой дивизии землякам, в котором они благодарили горьковчан за подарки и клялись еще сильнее бить врага. За два месяца боев дивизия, по данным ее штаба, вывела из строя около девяти тысяч гитлеровцев, уничтожила 80 танков, десятки орудий, минометов, автомашин и в срыв «блицкрига» внесла достойный вклад.
Тогда, в конце сентября 41-го, после двух месяцев тяжелейших боев всем казалось, что нет таких испытаний, через которые не прошла бы дивизия и ее солдат уже нечем удивить, но многим из них предстояло пережить еще более тяжкие испытания, третье окружение. Снова кровь, смерть товарищей и неизмеримый солдатский труд.
Генеральное наступление вермахта на Москву – операция «Тайфун» – началось 30 сентября ударом 2-й танковой группы из района Шостки на Орел. 24-й моторизованный корпус гитлеровцев быстро смял слабую оборону нашей 13-й армии и уже третьего октября ворвался в Орел. Шестого октября немцы заняли Брянск. Наши 3-я и 13-я армии, а с ними и 137-я стрелковая дивизия, оказались в оперативном окружении. Войскам, чтобы пробиться из окружения, предстояло пройти около 300 километров. Моторизованные корпуса гитлеровцев на этом направлении рвались к Москве, а в их тылу остались две наших армии. От их действий зависела тогда судьба столицы, да и всей страны. Можно было сдаться в плен, попрятаться по глухим деревням. Подавляющее большинство предпочли драться и умереть с оружием в руках.
В ночь на восьмое октября части 137-й стрелковой снялись со своих позиций, быстро прошли 60 километров и уже утром девятого октября начали переправу через Десну. Огромный поток людей, лошадей, автомашин растекался по лесным брянским дорогам. А впереди наши войска ждали части немецкой 18-й танковой дивизии.
Несколько суток тяжелейших боев в направлении Литовни и Навли.
Андрей Червов, радиотехник батальона связи дивизии, капитан в отставке:
– Когда пошли на прорыв, нас, связистов, оставалось человек сорок-пятьдесят, да и то в основном из взвода лейтенанта Баранова. Хорошо помню, что его солдаты все были в маскхалатах. Бой начался на заходе солнца. Артподготовка у нас велась всего одним орудием, да и то его немцы быстро накрыли минами. Когда стемнело, все по команде поднялись в направлении выстрелов. Пробежали разбитую зенитную установку, около нее кто-то громко стонал. У подбитого немецкого танка валялись убитые танкисты. Рядом горела деревня. Потом шли в полной темноте – ни зги не видно. Напряжение было такое, что не замечали времени. Шли толпой, по сторонам и вдалеке стучали выстрелы. За нами ехали два наших броневика, потом обогнали. Шли всю ночь. Нас обгоняли повозки и даже танки. То и дело слышны пулеметные очереди, винтовочные выстрелы. Было очень тревожно, мучила неизвестность, риск нарваться на немцев…
Дивизия пробилась через заслоны гитлеровцев, но дальше ее частям пришлось идти на восток, не имея связи друг с другом.
К 19 октября у командира 137-й стрелковой дивизии полковника Ивана Гришина под рукой оставалось не более двухсот человек, с остальными своими частями связи он не имел.
В архиве Министерства обороны в фондах 137-й стрелковой дивизии хранится записка майора Туркина командиру дивизии: «В районе Гремячее – Трояновский наблюдаю большую автоколонну немцев. Несколько десятков автомашин с грузами перед деревней. Охрана небольшая».
В журнале боевых действий дивизии о том, что было дальше, краткая запись: «При выходе из окружения с 7 по 28 октября в районе Гремячее – Трояновский разгромили тылы 18-й танковой дивизии, уничтожив 150 автомашин, несколько танков и до 200 немцев, взяли в плен 60 человек».
В той обстановке это был крупный успех в масштабах всего фронта.