И как мы только победили… Великая Отечественная в статьях журналиста

Как удалось выиграть этот бой небольшой группе измученных многодневными боями окруженцев? Много лет ушло на поиски тех, кто мог бы рассказать об этом бое, открыть еще одну страницу битвы за Москву.

Андрей Червов, участник этого боя, капитан-связист:

– От Литовни мы все время шли пешком. Ни деревень по дороге, ни привалов. На каком-то хуторке я выпил три ковша воды, сел – и никак не могу встать: ноги отекли. А идти надо. Выдернул кол, так и поплелся. Отстал и своих догнал только к ночи. Утром нас покормили, была еще какая-то кухня. Стоим гурьбой, подходит полковник Гришин, за ним упряжка с орудием и телега, на ней два пулемета и миномет. Построились и командир дивизии поставил задачу: атаковать колонну противника, которая была где-то за лесом.

Казалось бы, предстоящий бой – явная авантюра: атаковать растянувшуюся на три километра колонну противника силами двухсот солдат, многие из которых от изнурения едва переставляли ноги. Можно было просто пройти мимо, на восток. Никто бы не осудил за это полковника Гришина, никто бы ничего не узнал. Но тогда через несколько дней, когда грязь застынет, колонна двинется на Москву.

Полковник Гришин тщательно продумал организацию боя. Да и слишком велик был соблазн ударить по застрявшей в грязи колонне. Сначала разведку боем провел отряд капитана Балакина численностью 60 человек: ворвались в Гремячее и установили наличие огневых точек. Рядом действовал отряд майора Туркина.

Иван Егоров, телефонист батальона связи, сержант:

– Перед атакой майор Туркин послал меня и красноармейца Егорова на разведку: узнать, сколько немцев в деревне. Перешли речонку, а дальше плетень, ничего не видно, и деревья мешают. Я вернулся и доложил Туркину, что ничего не видно. – «Что, крови боишься? Иди на те тополя, пока не услышишь выстрел нашей пушки». Я понял, что мне предстоит вызвать на себя огонь немцев, чтобы наши могли их засечь. Пошел, потом залег у кустика, пополз – по мне огонь из автоматов из-за тополей, а вскоре ударила и наша пушка…

Николай Старостин, политрук роты батальона связи, майор в отставке:

– Главную роль в этом бою сыграла рота лейтенанта Михайленко. Численностью она была всего около шестидесяти человек. Сначала шли колонной, метров за восемьсот от дороги развернулись в цепь. Я и Михайленко шли на левом фланге, на правом – взвод лейтенанта Баранова, в центре группа во главе с сержантом Червовым. Лесом вышли к шоссе, залегли метрах в двухстах от дороги, хорошо были видны десятки автомашин. Здесь же была наша пушка, сорокапятка. Подошел артиллерист, старший лейтенант: «Подойдете к дороге, дайте сигнал, я открою огонь». Когда у нас все вышли на рубеж атаки, Михайленко поднялся и помахал фуражкой. Мы поднялись все и с криком «Ура»! бросились вперед…

Алексей Коробков, телефонист батальона связи, старший сержант:

– Нам четверым была поставлена задача уничтожить в колонне танк. Скрытно подползли, бросили в танк по гранате и он загорелся. Тут и наши начали стрелять. Мы бросились к машинам. Немцы, шофера, кто побежал, кто отстреливается. Начали их бить, кого и штыком. Михайленко шел в полный рост с пистолетом и клинком: «Ребята! Все за мной! Живы будем, будем отдыхать!» У меня как раз фляжку пулей с ремня сбило…

Сохранились в архиве и наградные листы на участников этой операции. Эти документы помогли восстановить картину боя. Первым в атаку бросился старший сержант Алексей Коробков, несмотря на огонь, уничтожил несколько гитлеровцев и увлек за собой товарищей. Красноармеец Григорьев уничтожил двух гитлеровцев, троих взял в плен, красноармеец Арисов меткими выстрелами убил троих, еще троих немцев уничтожил и семерых взял в плен сержант Папанов. Когда группа наших солдат была прижата к земле пулеметным огнем и несколько гитлеровцев пытались зайти им во фланг, красноармеец Яковлев уничтожил их, а тех, кто побежал, забросал гранатами. Сержант Гаврилов со ста метров выстрелами из винтовки уничтожил расчет пулемета, чем обеспечил продвижение вперед своих товарищей. Наибольший героизм проявили бойцы отделения сержанта Михаила Корчагина, которые не только уничтожили охрану колонны на своем участке боя, но и ворвались в деревню, добивали гитлеровцев штыками и гранатами на чердаках, в подвалах, сараях…

Андрей Червов:

– Наша группа численностью человек пятнадцать атаковала центр колонны. Получилось все так дружно и быстро, что немцы не сумели организовать сопротивление, хотя охрана колонны была не меньше нашего отряда. Все решила внезапность атаки. Стрельба поднялась такая, что немцы из колонны побежали в бурьян за дорогой. Левее вела бой группа лейтенанта Баранова, было слышно, как там взорвались несколько автомашин. Когда бой немного затих, я побежал к легковой машине, там на сиденье лежал портфель. Только я его взял – немцы поднимаются из бурьяна, с поднятыми руками. Я их построил и заставил рассчитаться, было их человек двадцать. Собрал документы, все немцы были шофера, пожилые. Подошел Михайленко и приказал отвести немцев к полковнику Гришину. Машин на дороге стояло очень много, у некоторых и двигатели работали. Машины были в основном со снарядами и с горючим. Съестного в машинах ничего не нашли, ребята собрали у пленных фляжки с ромом, выпили натощак. Ночь коротали у машин, а утром на нас вышел немецкий танк, как раз напротив нашей сорокапятки. Стрелял немец из пулемета и болванками, иная как даст по сосне – пополам. Одна такая болванка попала мне подмышку, перебило ремень, разбило саперную лопатку, она и спасла, но рука онемела. Потом у танка заглох мотор и наступила тишина. Снаряды у нашей сорокапятки кончились, лежим все, не знаем, что делать. Потом танк уполз и мы начали поджигать машины…

Николай Старостин:

– На нашем участке в некоторых машинах было продовольствие: консервы, шнапс, даже жареные куры, шоколад. Одна машина была с тройным одеколоном: наверное, немцы где-то грабанули наш магазин и везли его с собой. Забирали, кто что хотел, а остальное поджигали. Скоро полыхала вся колонна, начали рваться снаряды. Одна машина взорвалась совсем близко, что чуть нас не задело. Всего мы тут сожгли не менее семидесяти автомашин…

Семен Баранов, командир роты батальона связи, майор в отставке:

– В этот же день кто-то из местных жителей сообщил нам, что на соседнем хуторе стоит еще одна колонна, машин – видимо-невидимо. Старший лейтенант Михайленко приказал мне разведать хутор. Немцев не видно, а машин стояло больше двадцати. Некоторые были с обмундированием, остальные с продуктами. Пока набивали вещмешки шоколадом, подошел немецкий танк. Выстрелил один раз и почему-то уполз. Я пошел к своим и вернулись мы сюда уже всей ротой…

Андрей Червов:

– Начали жечь машины и здесь. Часть продуктов раздали местным жителям. Особенно много было муки, женщины ее брали, кто сколько хочет. Когда загорелась одна машина, в небо вдруг ударил фейерверк: машина была с осветительными ракетами…

Владимир Балакин, майор в отставке:

– Я тоже помню этот фейерверк. На этом хуторе мы сожгли машин двадцать с грузами. Успех всей этой операции был обеспечен прежде всего внезапностью и смелостью наших солдат. Помню, как немцы убегали от нас в одном белье. Ребята даже нашли на дороге генеральский мундир, кто-то еще мерил его под всеобщий смех…

Радовался и полковник Иван Гришин: его двести солдат разгромили тылы целой танковой дивизии. Ее наступление на Москву стало на долгое время невозможным. В этом бою было уничтожено около двухсот гитлеровцев, а наши потеряли всего одного человека убитым.

За организацию этого боя майор Андрей Туркин был награжден орденом Красного знамени, старший лейтенант Семен Михайленко, первым в 137-й дивизии, орденом Ленина. Медалями были награждены многие участники этого боя. А вот командира дивизии полковника Ивана Гришина командование за тот бой отметило скромно: медалью «За отвагу». Скупились в то время на награды командирам: армия отступала.

И снова на восток, догонять фронт, держать Гудериана «за хвост».

Андрей Червов:

– После этого боя до своих шли еще дней десять. Измучились до предела. Помню, как погиб мой товарищ Солдатов, родом из Арзамаса. Мы все время были вместе и он такой крепкий парень, а в тот день немцы загнали нас в болото. Он сел на кочку: «Не могу больше!». Как я его ни просил, что встань, иди – не может подняться. Вести его или тащить у нас не было сил. Мы пошли, а он остался на кочке. Когда я оглянулся, то вижу: к Солдатову подошел немец, приставил к голове автомат и дал очередь…

Тридцатого октября первые группы бойцов 137-й стрелковой дивизии вышли на станции Косоржа и Щигры. Здесь были уже свои. Подсчитали живых: 806 человек. Из 5200, которые были в дивизии до окружения. Эти 806 человек, растянутые на пятнадцать километров вдоль реки Красивая меча, еще две недели держали здесь фронт, не пуская немцев на Москву. И снова на карте красным карандашом были жирно нарисованы цифры: 137-я сд.

КУЛИКОВО ПОЛЕ, 41-Й ГОД

Деревенька Яблоново на берегу тихой речки Красивой Мечи. Всего несколько километров до исторического Куликова поля. В голове не укладывается, что и сюда, в самый центр России, поздней осенью 41-го приползли танки гитлеровского генерала Гудериана.

Из истории битвы за Москву большинству из нас известны хрестоматийные примеры: подвиги панфиловцев и подольских курсантов, партизанки Зои Космодемьянской и летчика Виктора Талалихина, конников Доватора и танкистов Катукова. О том, что на крайнем левом фланге Московской битвы, на подступах к Куликову полю, сражались наши земляки, известно, наверное, очень немногим.

Война здесь закончилась как будто бы год-два назад: на высоком западном беpeгу кое-где видны заросшие травой окопчики, воронки от разрывов снарядов. В деревне у каменного амбара с углом, развороченным немецким нарядом, старушка ругалась с козой.

– Немец из танка, – заметила мой удивленный взгляд старушка.

– Столько лет прошло, что ж не отремонтировали до сих пор?

– Некому, – сердито отрезала бабуля.

Немцы были здесь больше 50 зет назад…

После выхода из окружения под Брянском 137-я Горьковская стрелковая дивизия полковника И. Гришина была переброшена в район г. Ефремова и утром 5 ноября 41-го начала занимать отведенные ей 15 километров по берегу Красивой Мечи. Когда дивизия попала в окружение, в ней было 5200 человек, через 3 недели из него вышли всего 806. Задача была простой: не пустить противника на шоссе Тула – Москва. А соседей ни слева, ни справа.

В начале июля 41-го в дивизии полковника И. Гришина насчитываюсь 14 тысяч человек и около 200 орудий. Это было отборное соединение. Четыре месяца боев, три окружения, и вот остатки дивизии, несколько сот уставших бойцов, вгрызаются в тульскую землицу, еще одно окружение, и тем, кто останется в живых, прорываться придется в Арзамас.

Я прошел всю линию обороны дивизии, все ее редкие окопчики, выкопанные один от другого порой за сотни метров, а потом ночью у костра возле дороги думал и никак не мог понять: «Как же они удержались?» Отбиться здесь такими силами против пехотной дивизии, в которой было не менее 8—10 тысяч человек, да еще усиленной тремя отрядами танков, по всем канонам военной науки было невозможно.

Тогда дивизия имела два стрелковых полка, третий пропал в окружении. Вспоминаю рассказ начальника штаба 771-го стрелкового, полковника в отставке А. Шапошникова: «У нас в полку был один батальон, а в батальоне – одна рота. Таким же был и соседний полк». В полку – всего 150 штыков. Правда, имелось 50 пулеметов и 2 орудия. Настоящим подарком для командира дивизии было прибытие 17-го артиллерийского полка с 41 орудием. Но надо было еще суметь растянуть их на километров…

Впрочем, немец тоже был уже не тот, что летом. Гудериан повел свои дивизии в наступление на Москву, имея всего 50 проц. штатного состава танков, остальные ржавели на полях от Бреста до Брянска грудами металлолома. Из 200 тысяч автомашин, которые были у Гитлера на Восточном фронте в начале похода на Россию, на ходу осталось только 30 тысяч, остальные сгорели или требовали капитального ремонта. Некомплект в пехоте составлял 340 тысяч человек, половину. Лучшие гренадеры, прошедшие Польшу и Францию, лежали под березовыми крестами.

Но в генеральное наступление на Москву Гитлер бросил все же огромные силы: миллион солдат в 50 дивизиях, 1700 танков, 950 самолетов. На направлениях главных ударов превосходство гитлеровцев было 5-6-кратным. Начальник генерального штаба вермахта генерал-полковник Ф. Гальдер 4 октября 41-го не без самодовольства отметил в своем дневнике: «Операция „Тайфун“ развивается почти классически. Танковая группа Гудериана, наступая через Орел, достигла Мценска, не встречая никакого сопротивления».

Только 7 октября Сталин вызвал генерала армии Г. Жукова с Ленинградского фронта. Хотя бы на 4—5 дней раньше… В этот день, 7 октября, в районе Вязьмы были окружены 4 наши армии, в районе Брянска – еще 2. Позднее Г. Жуков написал в своих мемуарах, что это было катастрофой. Управление армиями и фронтами потеряно, обстановка неизвестна. Потом историки установили, что в середине октября 41-го против наступавших на Москву тысячи танков и 700 тысяч гитлеровцев стояли всего 90 тысяч наших солдат. Остальные войска Западного, Резервного и Брянского фронтов остались в окружении, и если бы они сдались в плен, а не держали Гудериана, Гота и Гепнера «за хвост», их танки ворвались бы в Москву.

Генерал армии Г. Жуков в это время закрывал основные дороги, ведущие к Москве, войсками, спешно снятыми с других участков фронта. Гитлеровцы, не считаясь с потерями, рвались к Москве, взяли Калугу, Можайск, Малоярославец, подходили к Туле. А 10 октября генерал Ф. Гальдер записал в своем дневнике: «…войска завязли в грязи и должны быть довольны тем, что им удается с помощью тягачей кое-как обеспечить подвоз продовольствия».

В начале ноября 41-го года гитлеровцы вынуждены были взять оперативную паузу. На подготовку решающего броска к Москве ушло 2 недели. Из резерва подошли еще 10 свежих дивизий, и 15 ноября гитлеровцы вновь перешли в наступление. Только на Истру шло 400 их танков, на Каширу – тоже 400. И каких-то 60 километров до Москвы…

На подступах к Куликову полю короткое затишье было прервано 14 ноября. В архиве Министерства обороны документы, рассказывающие о боях 137-й дивизии на Красивой Мече, лежали нетронутыми десятилетия. Видны были даже засохшие капли крови посыльного на записке одного из комбатов, в которой тот сообщал в штаб полка, что через его позиции прошли разрозненные подразделения нашей 6-й гвардейской дивизии. Ее солдаты кричали, чтобы все уходили отсюда, потому что если уж они не устояли, то другие и тем более не смогут. Гнали гвардейцев три группы танков, в общей сложности более сорока единиц.

На 50 автомашинах по хорошей, подмерзшей дороге гитлеровцы сходу пытались прорваться через Яблоново. Пять машин сразу же загорелись от метких выстрелов из сорокапяток. Отбита первая атака, вторая, третья. Пять суток стоял здесь 771-й полк, растянутый в нитку. Документы сохранили примеры удивительной стойкости наших солдат. Сержант С. Лукута один отбивал атаки немцев из своего окопа, уничтожив их не один десяток, пулеметчики И. Голованов и С. Кузин, каждый на своем участке, в первый же день отбили по две атаки, уничтожив по 20 гитлеровцев. Пулеметная рота младшего лейтенанта П. Ковалева отразила атаку немецкого батальона, после боя на поле насчитали более трехсот трупов.

В одном из донесений рассказывалось о бое, который вели семь бойцов во главе с лейтенантом Н. Солдатенковым. Несколько часов они сдерживали натиск гитлеровцев на переправе через Красивую Мечу. В их окопчиках под слоем земли я нашел груды ржавых гильз… В одном из них сражался и политрук роты А. Очерванюк. О нем рассказал мне капитан в отставке М. Багадаев:

– С началом наступления немцев я, тогда старший политрук, был направлен в 771-й полк. Отбитых атак не считали. Очерванюк остался от роты один, все солдаты были убиты или ранены. Когда я перебежками пришел на его позиции, он вел огонь, переползая от одного пулемета к другому. Помню, что у него было восемь ранений. Мы оттащили его в сторону, перевязали, а я лег за пулемет. Немного погодя помощника моего убило, а меня сильно ранило разрывом снаряда… А Толя Очерванюк умер от ран.

Генерал-полковник Ф. Гальдер, редко упоминавший из-за масштабов войны действия отдельных советских дивизий, 16 ноября записал в своем дневнике: «Упорные бои идут лишь северо-западнее Ефремова, где на стороне противника действует стрелковая дивизия, видимо, недавно сформированная в этом же районе». Он не знал, что это 137-я стрелковая, вышедшая из окружения под Брянском.