Держава

«Я скоро увижу Натали», – с нежностью подумал он, укладываясь на нижней полке.

В Москве, дабы унять возникшее в душе волнение от предстоящей встречи с женой, решил развеяться, проехав по городу на санях.

Велев извозчику остановиться у казарм своего полка, вылез из саней и несколько минут с наслаждением обозревал ворота и здание, вспомнив молодость и полностью восстановив расшатавшиеся нервы.

Затем, купив пышный букет роз и отказавшись от услуг доставщика, поехал к дому Бутенёвых-Кусковых.

Дверь открыла прислуга, и не успел Глеб поднести к губам палец, призывающий её к молчанию, как та, во всю силу лужёной глотки завопила:

– Господа-а! Барин с войны вернулся.

Первой, пока, укоризненно глядя на горлопанку, Рубанов спешно освобождал розы от хрустящей лощёной бумаги, в прихожую влетела Натали и повисла на шее мужа.

Затем, чуть отстранившись и едва сдерживая слёзы, испуганно произнесла:

– Глеб, ты ранен?

– Да нет, споткнулся на вокзале, – прислонил трость к стене и протянул жене букет, улыбнувшись вошедшей в прихожую Зинаиде Александровне.

– Глеб! – поразилась та. – Что же не сообщил о приезде? – обняла офицера. – Дмитрий Николаевич, где же ты?

Рубанов, улыбаясь и немного стесняясь, аккуратно повесил шинель и папаху на вешалку, и, пригладив ладонью волосы, шагнул в комнату, где, вытянув навстречу руку, стоял отставной полковник.

– Дайте-ка, батюшка, полюбуюсь на вас, – обнял Рубанова.

«Как они постарели с Зинаидой Александровной за то время, что не видел их», – подумал Глеб, влекомый за руки к дивану.

– Да где же твои ордена? – усадили гостя на диван отставной полковник с супругой, разглядывая одинокий нашейный знак Владимира с мечами.

– Орденами пусть штабные хвалятся, – полюбовался Натали, ставящей розы в хрустальную вазу, и перевёл взгляд на горящую лампадку синего стекла под киотом с иконами в красном углу.

– Что же не идёт Вера Алексеевна? – перевёл взгляд с лампадки на множество отражающихся язычков пламени в чистых стёклах старого громоздкого буфета, вновь затем глянув на Натали.

– Мама болеет, – грустно сообщила та. – Пойдём, наведаем её, – взяла мужа за руку, и он тут же поднялся с дивана.

Вера Алексеевна строго, словно с иконы, смотрела на Рубанова, но через минуту слабая улыбка тронула её губы.

Она хотела произнести: «Умираю…», но сочла это бестактным по отношению к гостю в первую минуту встречи, и слабым голосом прошептала:

– Болею, – сделала попытку поднять руку и дотронуться до Глеба, но сил не хватило, и Рубанов сам коснулся ладонью её руки, и на секунду склонил голову, мысленно прощаясь с матерью Натали.

Он знал, что жить ей осталось недолго, и отчего-то вспомнил капитана из крепости Осовец, убитого недавно на реке Двине.

Затем они сидели за столом и тихо вели разговоры о войне, Москве, армии и будущей победе, рассуждая, какая потом наступит жизнь.

– Главное, чтобы нашей победе не помешали всякие князья Львовы и гостинодворцы Коноваловы с Гучковыми, у которых родина там, где их капиталы. Пока это Россия, – разволновавшись, отставной полковник неловко вылез из-за стола и, скрипя половицами, прошёлся по комнате, попутно отшвырнув попавшего под ноги жирного кота.

– Душа моя, это кот Васька, а не миллионщик Гучков, – пожалела любимца Зинаида Александровна.

Хмурясь, Дмитрий Николаевич сел на своё место и взяв из вазы печенье, чуть не минуту крутил его в руках, сосредотачивая мысли.

Все внимательно глядели на него.

– Месяц назад вместе с другими офицерами был зван в особняк Александра Ивановича Коновалова, директора правления Товарищества мануфактур «Иван Коновалов с сыном». Всего лишь коллежский секретарь по табели о рангах, что равняется штабс-капитану, он является членом Общества содействия успехам опытных наук, состоящего при Московском университете, членом Московского отделения Совета торговли и мануфактур, членом Московского автомобильного и биржевого обществ, а по совместительству ещё председатель Московского общества баламутов…

– Ну, это вы уже хватили лишку, батюшка, – даже подавилась котлетой его супруга.

– И к тому же главный московский англоман, – не услышал мнение жены отставной полковник. – Шофёра Ивана зовёт Джон, а себя – сэр Александр. В доме всё заведено на английский манер. Вот и мечтает, что ни для кого уже не секрет, кроме полиции, конечно, устроить в России конституционную монархию типа английской, а лучше и вовсе как во Франции, обойтись без монарха.

– И в армии ходят слухи о скорой революции, – подтвердил слова отставного полковника Рубанов. – Но я в это не верю. Через несколько месяцев разобьём врага, и всё станет на круги своя. Какая, к чёрту, революция!?

– Как, какая? Обыкновенная, – отложила вилку Зинаида Александровна. – Третьего дня идём с Наташенькой по городу – рабочие как раз бастовали и на их усмирение Московский градоначальник казаков вызвал… Так один из «дикарей» подошёл к разбитому окну библиотеки и, нехорошо ухмыляясь, на наших глазах расстегнув штаны, предложил юной барышне-библиотекарше « заняться родной речью, чтоб от зубов отскакивала…» Не знаешь, что лучше… Одни окна бьют «оружием пролетариата», пока листовку читала, чуть ногу не подвернула о вывороченный булыжник, а другие скабрезничают…

– Да ты, матушка, обиделась на казачка за то…

– Так, не очень уважаемый супруг мой, это ничего, что за столом дети сидят?

– Пардон, – отчего-то вдохновился отставной полковник. – Родная речь для молодых, а в твои годы классиков следует изучать…

– Ещё одно слово о словесности…

– И снова пардон, мадам. Вадим Николаевич Шебеко… Я, матушка, уже не о литературе и писателях… О военных. В частности, о Московском градоначальнике. Встречался с ним несколько раз. В прошлом – гвардейский офицер и флигель-адъютант. Сейчас, Свиты генерал-майор. Человек, скорее, придворного закваса, а не армейского. Прекрасно воспитан. Окончил Пажеский корпус. Как и Коновалов – с налётом англоманства. К полиции, жандармерии и казакам относится, согласно своему воспитанию – с презрением.

– А как к ним ещё относиться? – тоже вдохновилась Зинаида Александровна. – Теперь барышня-библиотекарша по ночам спать не будет… Так, помолчите, циничный супруг мой. Вам бы тоже не помешал небольшой налёт англоманства, дабы разбавить славянский казарменный флёр. Я хотела сказать – от страха не будет спать… Да разве вы дадите закончить мысль? Потому как образование получили в солдафонском Павловском училище, – очень порадовала своими словами Глеба: «Вот бы брат услышал», – замечталось ему.

– Испугаешь вас, как же, – не сдавался доблестный павловец, всё же сумев вставить пару поперечных слов в монолог супруги. – А теперь о войне, – выставив ладонь, осадил попытавшуюся возмутиться жену. – Пошли слухи… Из особняка Коновалова, – уточнил местонахождение отправной точки, – что в ближайшем будущем Американские Штаты вступят в войну на стороне Антанты.

– Ждали, кто побеждать начнёт, – иронично произнёс Рубанов.

– Скорее всего, так и есть. Весьма практичные люди. Пока оказывают воюющим сторонам – Антанте и Германии, экономическую помощь, с большой выгодой для себя, разумеется. За время войны справились с кризисом в своей стране и в разы сократили безработицу. Теперь их промышленники и банкиры заволновались – в войне наметилась развязка. В Вашингтоне встревожились – в этом году с Германией будет покончено, а на «пир победителей» они не попадут и «делёжка пирога» пройдёт без них. Непорядок!

– Да мы и без их солдат справимся, – включился в беседу Глеб. – Нам бы только внутренние «друзья» не вредили. Коноваловы всякие… Тоже пирога отведать хотят… Да чтоб трапезничать без батюшки-царя.

Вечером этого дня не стало Веры Алексеевны.

Преставилась она тихо. Уснула и больше не проснулась.

А через три дня после погребения, Глеб уехал в свой полк – служба есть служба.

В Петрограде продолжали бушевать политические страсти, причём ни столько в низах, сколько в верхах.

Особенно ввязались в склоку великие князья, идя на поводу у думской оппозиции и по депутатскому наущению уговаривая венценосного родственника пойти навстречу общественности: уволить Протопопова и назначить в правительство министров, пользующихся доверием народа… Под «народом», естественно, подразумевая российскую политическую и экономическую элиту, совершенно переставшую понимать смысл русской государственности и самодержавия, к тому же, подстрекаемой из-за рубежа мощнейшими антироссийскими финансовыми группировками и спецслужбами.

7 февраля генерал Глобачёв отослал Воейкову донесение, что по его сведениям 14 февраля, в день заседания Государственной думы, возможна попытка устроить шествие к Таврическому дворцу, что может привести к весьма серьёзным последствиям.

Подумав, Воейков связался по телефону с министром внутренних дел Протопоповым.

– Александр Дмитриевич, как поживают ваши бывшие друзья-коллеги в Госдуме? Не пора ли взять под арест одиозных общественников-сканда-лисов: Гучкова, Милюкова, Коновалова…