С тобой. Только с тобой!
Валерий Столыпин
Все мы мечтаем встретить того единственного, кто сможет полюбить весь выдуманный нами космос: привычки, предпочтения и мечты вместе с нами в придачу. Откуда появляется идея, что кто-то будет любить все наши недостатки, непонятно, однако, меняться не хочется, да и сложно: любим как умеем, ищем предназначенную свыше половинку, однако места для неё в своём мире оставляем гораздо меньше, чем себе любимому. Мы строим планы, мечтаем о будущем, в котором сами являемся центром личной Вселенной, но не хотим ни в коей мере зависеть от чьих-либо предпочтений и желаний.
Можем ли мы быть счастливыми в тисках таких обстоятельств? Бывает, что да, чаще – нет. Тем не менее – жизнь продолжается.
Содержит нецензурную брань.
Валерий Столыпин
С тобой. Только с тобой!
Давай разведёмся
– Ты меня любишь, – спросил Антон жену, пришедшую с работы на сорок минут позже обычного, что случалось последнее время чаще и чаще. Не то, чтобы он обиделся или расстроился, просто заметил неожиданно – что-то в их жизни изменилось, и задумался.
– Любила. Но это было давно. Теперь даже не знаю. Ты изменился, стал чужим, далёким. Заметил, что наша квартира стала какой-то заброшенной, пустой? Видел, дверца у шкафа отвалилась, кран течёт. Всё потихоньку разваливается. Жизнь тоже.
– Ищешь повод для скандала?
– Вовсе нет. Ты задал вопрос, я на него отвечаю. Скоро год как мы с тобой не гуляли, не мечтали, не разговаривали по душам.
– Тоже заметила? Скучно стало вдвоём, подруга. Я вот всё думаю, как вышло, что мы с тобой оказались семьёй, не напомнишь? С чего всё началось?
– Ты был самый лучший. Я таяла от твоего взгляда, с ума сходила от прикосновений, от необыкновенного запаха. Когда ты сказал “люблю”, меня трясло целые сутки. Пять минут без тебя были испытанием, несколько часов – пыткой. Первый поцелуй казался волшебной сказкой. Кажется… нет, точно – я была счастлива. А ещё… ещё ты умел делать для меня кое что особенное, но это потом, после свадьбы. Теперь, увы, разучился дарить праздничное настроение, стал равнодушным, ленивым.
– Я тоже тогда терял рассудок, боялся, что не полюбишь меня, позже, что когда-нибудь могу тебя потерять. Серые глаза, милые кудряшки, плавные линии силуэта. Ты казалась мне такой совершенной, такой восхитительной, такой изящной, волнующей, нежной.
– Теперь не кажусь?
– Не то, чтобы очень. Теперь мне есть, с чем сравнивать. Это был сон разума. Ты обыкновенная, как все.
– Следовательно, я в твоём сне – чудовище. Прикольно.
– Нет-нет, не так. Наверно я повзрослел, понял, что придумал тебя, сочинил безупречный образ. Так бывает. Наваждение, галлюцинация, морок. Разве у тебя не так?
– Меня всё, почти всё в нашей совместной жизни устраивает, кроме… впрочем, неважно, я готова подстраиваться, уступать, но ты тоже постарайся.
– Зачем? Давай разведёмся.
– Долго думал, любимый? Как ты себе это представляешь?
На лице Вероники отразилось раздражение, следом недоумение, обида, потом брезгливость и злость. Она беспомощно сжимала кулачки, часто-часто моргала, выкатила из глаз пару хрустальных слезинок, которые немедленно промокнула платочком.
– А давай, сколько можно играть в любовь с тенью! С чего начнём?
– С обнуления конечно. Снимаем с себя ответственность за отношения, быт и всё прочее. С этого момента мы – свободные люди. Предлагаю отметить. Приготовь что-нибудь вкусненькое, а я сбегаю за вином. Тебе какое взять?
– Мне Мартини и апельсиновый сок, но готовить не буду.
– Почему?
– Потому что у нас свободные отношения. И отмечать развод я буду не с тобой, а с Игорем.
– С каким это ещё Игорем?
– Стоп, Антон, остынь. Ты же обнулился. Мы теперь сожители, вынужденные до официального развода находиться в одной квартире, так? Хочу сообщить радостную весть другу, порадоваться вместе с ним.
– Вот значит как! Тогда и я тоже… это… к Людке пойду, к Миковой. Домой не жди.
– Тогда я Игоря сюда приглашу.
– С какой стати!
– Свобода, Антоха, мечта поэта. Сама хотела предложить, ты оказался смелее.
– Давно ты с ним? Кто он, любовник?
– Почему я должна перед тобой отчитываться? Друг, просто друг.
– Ты его любишь, то-есть… спишь с ним?
– О-ла-ла, это что – ревность? С какой стати ты меня допрашиваешь, господин Ноль? Впрочем, мне скрывать нечего, коли мы в разводе: просто мечтаю отдаться ему как можно скорее. Дружить с мужчиной – извращение. Хочу почувствовать его в себе целиком.
– Думаешь вывести меня из себя? Так вот знай – у меня две любовницы: Людка и Полина.
– С Миковой связывать судьбу не советую. На передок слаба. А Полина, какая она, я её знаю?
– На, смотри; вот видео, вот фото.
– Симпатичная… но стерва, – сделала заключение жена, демонстративно переодеваясь в театральное платье, нанося немыслимой яркости макияж, – по глазам вижу. А так ничего: простенько, но со вкусом. Ладно, поговорили и хватит. Я ушла.
Антон закурил, включил чайник.
Настроение было безнадёжно испорчено. Идти никуда не хотелось.
– Игорь, значит! Муж про измену узнаёт последним. Дрянь! Так и знал, так и знал!
Вернулась Вероника утром. Шагом манекенщицы продефилировала в спальню, скинула платье, нижнее бельё, набросила пеньюар и скрылась в ванной.
Антон был ошеломлён её бесстыдством: вызывающей наготой, дерзким поведением, нарочито циничной демонстрацией беспредельной свободы.
– Она что, охренела, – возмутился он, – какая наглость, какая вопиющая мерзость – щеголять перед мужем в неглиже после того, как переспала с любовником.
– Ты злишься, Антоша, я слышу. Полинка не дала? Сочувствую. А я… я такая счастливая. Давно такого блаженства не испытывала. Здорово же ты придумал. Мне так понравилось разводиться. Я ведь раньше не знала, что такое оргазм. Теперь знаю. Дотрагиваюсь сейчас до того места, ты меня слушаешь, где совсем недавно, буквально только что, был праздник… я ведь тебе супружеский долг отдавала, а ему… ему отдавалась от всей души.
– Какое мне дело, сколько оргазмов ты насосала!
– Не завидуй, Антоха, не злись. Я ведь не психовала, когда ты у Людки ночевал.