Испытание близостью

– Ты… ты… уходи!

– Клянусь, любимая, ничего не было. Я выпил, без привычки захмелел. Закуски было мало,  а пива и вискаря много. Я всё смешал. Что потом было – не помню. Клянусь – больше такого не повторится. Давай… а давай в ноябре поженимся.

Верить Витьке было нельзя, но очень хотелось. Или жалко было: упущенного времени, потерянной напрасно невинности, себя тоже.

– Ты правда хочешь на мне жениться или…

– Никаких или, любимая! Хочу, вот те крест – хочу. Потому, что люблю. Люблю, люблю, люблю! Тысячу раз люблю, ты мне веришь?

Глаза у Люси тогда были такие…

Не забыть Витьке вовек этих глаз. Словно на Голгофу с крестом на плечах собиралась подняться, будто прощалась с чем-то навеки.

Витька тогда так старался, что сам поверил в искренность своих слов.

Как же он тогда любил Люсеньку, как любил!

Целый месяц любил, пока не послали его в очередную служебную командировку.

Там были такие девочки – закачаешься: ноги от ушей, груди как теннисные мячики, губки бантиком и никаких комплексов. От такого подарка отказаться мог только кретин в пятом поколении.

У Витьки был дед, Савелий Макарович, почти глухой дед. Он забыл, как ходить, почти ничего не ел, но на память не жаловался. Свою жизнь дед воспринимал как “стремительный бал”, чем гордился и постоянно выпячивал неоспоримые мужские достоинства.

– В молодости я, Витенька, славным казаком был. Работать любил, умел всё на свете, любил и ненавидел в полный рост, силён был и ловок, не в пример хилому нынешнему поколению.

В этом месте он обычно оглядывался, требовал приблизиться на безопасное расстояние, чтобы высказанная им шёпотом вселенская тайна не была случайно услышана Витькиными родителями.

– Шешнадцать, внучёк, шешнадцать целок оприходовал. И ищо бы столько совратил, да встретил на свою беду Марфу Егоровну, бабку твою непутёвую, ни дна ей, ни покрышки. На ей, проклятущей, мой победный счёт и завершился. Самое обидное, что не я её, бабку твою  раскупорил, порченую взял. Ну да ладно, то дело прошлое. Околдовала меня, зараза, в полон взяла и фамилии не спросила. Ходил я за ей хвостиком, умолял колечко в дар принять за единственный поцелуй. Так до свадьбы и не дала, шалава. Потом поздно было бисер метать, штамп в паспорте и половина деревни родни не позволили включить заднюю скорость, а там и маманя твоя – оторва шалопутная, в пузе у Марфы зашевелилася.

– Дед, ты эту байку мне уже раз двести рассказывал, знаю, что дальше будет.

– А ты ищщо, ищщо послухай, чтобы ошибок моих не повторять. Дед дурному не научит. С бабами, особливо с теми, кто глазки строют, а дотронуться не дают, шуры-муры никогда не крути. От их, срамниц, все наши мужчинские беды проистекают. Та, которая сразу губки подставила, через день либо два и ножки раздвинет. Таких девок стеречься нечего – безобидные они, правильные. Сами живут и мужчинов не обижают. Опасаться нужно других, которые целомудренность изображают, а на деле интриги плетут, и планы за наш счёт строят.

Обучил Савелий Макарович внука, вручил ему в руки посох дамского угодника и в путь по бездорожью отправил.

Витька оказался способным соблазнителем, хотя сам деда считал похотливым чёртом. Рассказы деда возбуждали мальчишку, рождали неуёмные фантазии.

Говорят, мысли материальны.

Мечты переплюнуть рекорд деда по части любовных похождений начали воплощаться в реальность в пятнадцать мальчишеских лет. Первой его женщиной стала не вполне вменяемая дама лет тридцати, пасшая за деревенской околицей своих коз.

Как там что получилось – никто не знает, но бегал Витька к глупой бабе целое лето, пока занятия в школе не начались.

Там его настигла первая любовь. Потом вторая, третья.

Витька понял, что дед, скорее всего, врал, потому, что дальше поцелуев в губы, иногда до пояса никого из девчонок уговорить не удавалось.

Ну и бог с ними. Зато была любвеобильная пастушка, которая ждала и жаждала свиданий, хотя это было совсем не то, о чём Витька фантазировал.

По-настоящему мечты стали сбываться, когда он заканчивал институт.

То ли Витька к тому сроку возмужал, то ли девчонки созрели для любви всерьёз, но отказывать почему-то стали редко. Правда целок, увы, встретить ему так и не довелось.

Жизнь и правда превратилась в “стремительный бал”, кого только он не…

Но тут появилась Люся.

Такая строгая, такая интеллигентная и правильная.

Она с удовольствием бегала к нему на свидания, ходила с ним на танцы, в кино, в кафе мороженое. Пару раз сидели в обнимку на берегу реки почти до утра… и всё.

Для опытного любовника это было равносильно сокрушительному фиаско, позорному, унизительному, но вежливому отказу считаться с ним, как с мужчиной.

Витька помнил уроки деда, который предупреждал, предостерегал опасаться недотрог.

– Вот ведь лешак окаянный, – ворчал про себя Витька, – наколдовал, накаркал. Откуда он знал, что Люська такая? Ничего, я упрямый, сломаю.

Уговорить, уложить, расплющить, разорвать в клочья первую и единственную в своей жизни девственность Витьке всё же посчастливилось, правда, на это ушло почти полтора года, но сей факт в записи книги судеб не стереть никогда.

Было, свершилось!

Тогда он первый раз обещал к ней переехать, намекал на скорую свадьбу, не отпускал из объятий и твердил как безумный слова любви.

Не переехал, не женился, перестал приглашать на свидания, но на огонёк заглядывал регулярно.

И не только к ней.

Давно замечено, что счастливый человек обладает свойствами магнита. На влюблённого мужчину как мотыльки на яркий свет слетаются дамы, переполненные мечтами, романтическими иллюзиями и возвышенными чувствами.

Любвеобильные леди великодушны, заботливы, покладисты, безотказны, доверчивы и щедры. В недрах их физиологии скапливается столько нерастраченной энергии, что её хватает на всех.

Витька не упускал возможности напитаться теплом и нежностью. Он считал это исконным мужским правом, даже в некоторой степени обязанностью. Вон их сколько, женщин, мечтающих о любви.

Непонятно было одно – почему их е замечают?

О Люсеньке Витька не забывал никогда. Если честно, вгрызаясь в напряжённую скользкую плоть очередной страдалицы он всегда думал только о любимой и возбуждение своё как победное знамя всегда нёс к ней, пока не остыло.

В конце концов, Витьке надоело смотреть в Люсины укоризненные глаза, он решился встать на колено и возвестить, что готов стать не мальчиком, но мужем.

Впрочем, так было намного проще и соблазнов меньше – Виктор переехал к невесте, колечко с изумрудом было подарено торжественно, в местном ресторане.

Он даже на скрипочку разорился и на певичку, которая исполнила душещипательный романс, который заставил невесту прослезиться, поверить окончательно в реальность Витькиных намерений.

Люся была счастлива. Она светилась как праздничный фейерверк, как новорождённая радуга после грибного дождя, как наряженная новогодняя ёлка.

В ту ночь Витька так сладко её мучил, так искренне врал про семью и любовь, такие ажурные воздушные замки строил, походя, что обессиленная невеста провалилась в беспамятство или в сказочный сон после десятого по счёту оргазма, а все мечты, странным образом озвученные Витенькой, сбывались в сказочной иллюзии с небывалой скоростью.

На следующий день Виктор уехал в командировку. Там опять были шалуньи-волшебницы – Катенька, Зоя, Эля, Ядвига и ещё одна новенькая, Светлана. Девочка оказалась сладкой конфеткой.