С тобой. Только с тобой!

Отравленная приманка

Кресло, в котором сидел Кирилл, было удобное, но у него затекли ноги и затылок, спину ломило так, словно вчера разгружал вагоны с мешками цемента. Виной тому нервно-плаксивое состояние, чего никогда прежде не случалось.

По стенам сновали яркие тени от проезжавших на улице машин, ужасно громко шипела в ушах тишина, клочковатые мысли свивали в мозгу гнёзда и тут же рассыпались в прах, роняя в бездну небытия то, что в них было отложено.

Отчего на душе так паршиво, словно его силой заставили выпить целый стакан касторки?

Кирилла мутило. Ощущение было гораздо хуже того, когда он шмякнулся головой об асфальт, не удержавшись за бампер автобуса, к которому цеплялся зимой, чтобы скользить за ним на ногах со скоростью ветра.

В тот раз в голове роем крутились искры, он падал с огромной высоты в бездонную пропасть, зная, что это последние секунды, которые способен осознать.

В тот раз он пробыл в коме около недели, потом два месяца лежал в больнице, чувствуя острую боль где-то вне тела.

Сейчас ему было гораздо хуже, хотя на этот раз не терял сознание – болела душа и что-то ещё, чему не было определения.

Мужчина думал, что уже приобрёл опыт выхода из сложных ситуаций, исцелился, поскольку то, что однажды пережито, не вызывает такой же яркой реакции, как случившееся впервые.

Час назад него была девушка, невеста; молодые готовились к свадьбе. В этом не было никакого сомнения.

Именно так – была.

Жизнь манила заманчивыми обещанием счастья, заманчивыми перспективами и предсказуемостью. Кирилл уже всё рассчитал и распланировал на годы вперёд.

Час назад.

– Скажи, – спросила Ирина при встрече, приняв букет, – ты меня действительно любишь?

– Могу повторить это сто тысяч раз, – радостно сообщил Кирилл, – ты самое дорогое, что у меня есть.

– Ты самый лучший, –  растянуто, со странной интонацией сказала невеста. – Но, что ты скажешь, если я сообщу, что намерена немедленно прекратить отношения, если узнаешь, что ты у меня не единственный?

– Странный вопрос. Для того, кто любит, никого иного просто не существует. Ты не способна изменить. Мы же любим друг друга.

– Замечательно, что ты так думаешь. Мне ужасно жаль, но, извини, я беременна.

– Чего ты? Мы же, у нас с тобой ничего не было! Как это могло случиться.

– Именно в этом проблема. Конечно не от святого духа. Если бы что-то было, могла бы соврать, что ребёнок твой и любить тебя дальше, но, увы, сама отрезала для себя такую возможность, затягивая с постелью. Свадьбы не будет.

– Почему? Ты с ним рассталась? Это случилось давно? Скажи, что тебя обманули, взяли силой!

– Нет, Кирилл, я сама. Мы и сейчас встречаемся. Я давно уже не девственница, привыкла к мужской ласке. Жить без секса мне не по силам, а ты, ты  такой непорочный, такой застенчивый, робкий. Я не могла тебя соблазнять, ты не настаивал. Мне казалось, что это нормально.

– Я тоже не мальчик. Мне уже двадцать пять, у меня была женщина, была. Давно, очень давно. С тобой я мечтал о чистой любви, не хотел осквернять непорочные отношения, поэтому не настаивал на постельных отношениях: считал тебя недотрогой, радовался невинной свежести, считал тебя наивной девочкой.

– Получается, мы оба проиграли. Причиной тому недосказанность. Если бы ты сразу признался, сказал правду, ничего этого могло не случиться. Мне жаль.

– Зачем ты пришла? Чтобы сделать больно или пытаешься сохранить отношения?

– Захотела быть честной с тобой.

– Разве возможно обманывать честно?

– Я не давала тебе обязательств, ничего не обещала.

– А признания в любви, разве они совсем ничего не значат?

– Они были искренними, но я не сумела с собой справиться, сомневалась, что что-либо серьёзное получится. Мне нужен мужчина, а не иждивенец.

– Я работаю. Получается, что сомневалась в себе, а играла мной?

– Так бывает. Наверно я очень слабая. Ты останешься в моей памяти светлым пятном, нор теперь это ничего не меняет.

– Любишь его?

– Не знаю. Я теперь ничего не знаю! Ребёнку нужен отец, только и всего.

– Будешь жить без любви, только потому, что поддалась минутному соблазну, позволила случайному мужчине сделать тебя матерью?

– Разве теперь есть варианты? Может быть, ты станешь отцом этому ребёнку?

– Нет. И не потому, что ребёнок чужой: не хочу начинать жизнь с обмана. Я тоже слабый. Боюсь, что впоследствии могу вспомнить твою вину, тогда жизнь может превратиться в постоянный ад. Однажды я уже столкнулся с предательством. Мне казалось, что способен простить, но, увы, это оказалось слишком сложно. Именно потому я до сих пор один. Ты права, нам нужно расстаться.

Глаза женщины налились слезами. Она бросилась в объятия, принялась громко рыдать.

Рубашка Кирилла ещё сохраняла влагу, пролившуюся из глаз Ирины; манящий, волнующий запах её шелковистых волос, ощущение особенного, согревающего до кончиков пальцев тепла. И тошнотворный вкус её странных поступков, которые не укладывались в голове.

Он был опустошён, выжат, раздавлен.

В мыслях крутились случайно прочитанные, но отчего-то запомнившиеся стихи: “на кораблике бумажном наша юность вдаль умчалась. Что казалось нам неважным –  самым главным оказалось. Всё так близко, всё так тонко, только это вспомнить мне бы, как смеялись нам вдогонку две звезды в высоком небе”

Звёзд больше не было.

В прямоугольнике окна быстро проплывали сгустки туч, завывал ветер, по стеклу стекали капли, точно такие, как из его глаз.

Вспомнилась первая, единственна до Ирины девушка, которая была ему по-настоящему дорога.

Это был возраст любви.

В то время ему грезились романтические отношения, чувственные и яркие, какие описываются в романах, легендах и сказках.

Кирилл заглядывал в глаза каждой встреченной девушки, пытаясь отыскать в них искру любви. В его поступках и мыслях было достаточно сухого хвороста, чтобы зажечь необъятное пламя непорочной страсти.

Он ждал любви, жаждал её испытать, надеялся, что волшебное чувство не обойдёт его стороной.

Сознание посылало и посылало сигналы возвышенных влечений, перед возможностью которых он благоговел, беспомощно озираясь вокруг, но ничего не находил, потому, что не представлял, как именно выглядит то, что ищет.

Переживания неизведанного, но желанного, переполняли, будоражили, овладевали каждой клеточкой тела, которое ждало чуда.