Испытание близостью

Дома ждали.

Хотя, последние несколько месяцев он не был в этом уверен. Как-то неуютно стало.

Ангелина, которую раньше он нежно называл Геля, всё чаще воспринималась как Ангина.

Кто она ему?

Вначале Фёдор воспринимал лишь романтические эпитеты: любимая, милая, моя, изредка обращаясь к жене сладенькая или малышка. Какая она была ласковая и нежная, какая тонкая и звонкая.

Была, да-а-а. Именно была.

Ведь часа не могли прожить друг без друга: тело начинало гудеть и вибрировать, как двигатель автомобиля, когда через карбюратор подаётся в камеру сгорания обеднённая топливная смесь.

Хорошее настроение и радость наполняли Фёдора лишь в присутствии любимой, особенно в те моменты, когда прикасался к ней или смотрел глаза в глаза.

Теперь он не может ответить себе на систематически загружаемый в мозг вопрос: почему он вообще на Ангелине женился, разве на то была причина? Неужели мы женимся потому, что так принято?

Конфликты и дипломатические споры начались через неделю после свадьбы, но сила влечения и страсти запросто стирала любую обиду.

Чтобы почувствовать себя счастливым достаточно было поцелуев и объятий, глобальные же противоречия легко преодолевались в постели, поглощаемые острыми ощущениями,  сладчайшими эмоциями и пикантными упражнениями.

Любовь, не любовь – что-то магнетическое долгое время объединяло Фёдора с женой, он мучительно нуждался в близости.

Почему теперь Ангелина перестала возбуждать? Ведь она по-прежнему красива, но желания дотронуться до спелой груди, обнять, поцеловать за ушком или в шею, с вожделением залезть рукой под юбку или головой под кофточку, вдохнуть до головокружения аромат женского тела, чувствуя, как волнуется пульс в каждой клеточке тела, как кровь устремляется вниз живота – ничего этого давно нет.

Ангелина есть, Фёдор тоже, а желания слиться в любовном экстазе исчезло. Иногда очень не хочется возвращаться домой. На работе или с друзьями куда интереснее.

Сложно понять, почему испарились чувства. Хотя, чего от себя-то таиться? Всему виной тёща, возложившая на себя по собственной воле роль дрессировщика, с садистским удовольствием формирующего характер дочери, наставляя её, как правильно надевать на супруга ошейник, как пользоваться естественными различиями и физиологическими преимуществами, чтобы добиться повиновения и исполнения желаний.

Паулина Леонтьевна контролировала все аспекты семейной жизни молодожёнов, влезала в хозяйственную, финансовую, даже интимную сферу, требовала по доходам, расходам и планам.

Фёдор не имел склонности к интригам, таланта и желания  отстаивать свою точку зрения, добиваться лидерства. Постепенно тандем жена-тёща сосредоточили в своих руках властные полномочия, с усердием и упоением пользовались ими, невзирая на его мнение.

Сегодня мужчина был настолько утомлён, что не было сил думать о сложностях семейных отношений. Он хотел погрузиться в атмосферу домашнего уюта, поесть домашней стряпни, сесть в удобное кресло с бутылочкой холодного пива, несколько минут посмотреть телевизор и уснуть.

Аварийных заявок, когда закончилась смена, накопилось столько, что ночная бригада никак не смогла бы с ними справиться. Значит, следующий день будет опять изнурительным и суматошным.

Фёдор был бы весьма рад и признателен, если бы сегодня его избавили от общения с тёщенькой, если бы Ангелина встретила с улыбкой, вместо привычной процедуры травмирующего психику выноса мозга.

Тишина и спокойствие – вот в чём он нуждается. Всё прочее потом, не сейчас.

У него от усталости кружилась голова, закрывались, как ни старался, глаза.

– Припёрся! Не прошло и полгода. Совесть у тебя есть, – слишком эмоционально для рядовой ситуации закричала жена, напрягая мимические мышцы и брызгая слюной, – так-то ты относишься к родственникам!

– Ангелина, у меня был очень тяжёлый день. Остановись, не начинай. Отдохну и сам себе качественно вынесу мозг, но сначала борщ… или котлеты, без разницы что. Я не ел со вчерашнего дня, ужасно устал, хочу спать.

– А маму, маму мою с юбилеем поздравить не хочешь, – голосом Паулины Леонтьевны верещала супруга, – она о тебе паразите-бездельнике никогда не забывает. То носки, то футболки дарит. Говорила мне маменька – за кого замуж идёшь, он же и меня и тебя до инфаркта доведёт. Теперь вижу, что права она. Куда мои глазоньки глядели, когда чурбану бесчувственному девственность дарила, когда красоту, честь и молодость безоглядно вручила. Не способен ты Федька ценить женскую заботу и беззаветную преданность.

– Ангина, тьфу ты, Ангелиночка, накорми сначала, напои, спать уложи. Утро вечера мудренее. Не могу я о каждой мелочи помнить, у меня по жизни другие задачи и цели. У меня работа тяжёлая и опасная. Разве сложно было утром мужу тормозок с бутербродами на работу собрать, напомнить о памятной дате?

– А я не работаю, я спать не хочу! Столовка для того существует. И книжка записная. Ты ещё мой день рождения забудь – живо у меня с жилплощади вылетишь.

– Это и моя квартира тоже.

– А хо-хо ни хо-хо, мо-я! Ага, уже! Утрись, болезный. Недвижимость на меня приватизирована, мама была права, хорошо, что подсказала вовремя. Ты тут на птичьих правах, муженёк.

Ангелина вываливала на гудящую как колокол голову Фёдора проклятия и брань, припоминая какие-то давно минувшие события, ставила в вину непонятно чего, грубо, обидно обсуждала его родителей и родственников, у которых абсолютно не было позитивных качеств, зато каждого из них можно было с её слов упекать за решётку.

Фёдор усилием воли отключил слух, двигался по квартире как сомнамбула, не понимая, что делает, вымыл руки, прошёл на кухню.

Ужина не было. Холодильник тоже зиял девственной пустотой.

– Жрать захотел? А маму поздравил? Нет, не поздравил. Отныне у нас самообслуживание.

– Дай денег, я в магазин схожу.

– С деньгами каждый дурак продуктов накупит. Я маме на подарок всё истратила.

– Так получка через неделю только. На что жить будем?

– Кто у нас мужик – ты или я? Думай. Займи. Я у мамы могу ужинать.

– Понятно… Нет. Ничего не понятно. Кто дал тебе право потратить весь бюджет непонятно на что?

– Ах, вон ты как запел! Тёще на подарок денег пожалел! Она… она для тебя…

– Для себя она, для себя. И ты только для себя. Всё до копейки выгребаете, а на столе пусто, как в склепе. Когда ты успела превратиться в тень маменьки? Ты же поначалу внимательная и чуткая была, лаской и нежностью покоряла, бескорыстием и радушием обаяла. Смотрю на тебя, а вижу Паулину Леонтьевну, только ещё наглее и циничнее.

– Не устраиваю – проваливай. Свято место пусто не бывает. Желающих разделить со мной постель пруд пруди. Как же права была маменька, как права! Мужского в тебе – только штаны.

Фёдор выбежал из квартиры, громко хлопнув дверью, забыв в сердцах одеть плащ или куртку. Улицу по-прежнему поливал холодный дождь, до костей пробирали порывы ветра.

Вот тебе и лето… вот такая, брат, семейная жизнь!

Мужчина залез в машину, минуту послушал мерный гул мотора. Голова была пустая и мутная, зато закипала кровь.

Фёдор бездумно выжал сцепление, включил скорость и понёсся. Ему было без разницы – куда и зачем. Автомобиль уверенно набирал скорость, покорно слушался руля.

Мысли отсутствовали, их заменили эмоции, подстёгиваемые наркотическим действием избыточного адреналина. Мужчина жал на газ, чувствуя, как поступками начинает повелевать азарт.

Он никогда не любил лихачей и вдруг сам заразился желанием мчаться, закладывать крутые виражи, вписываться в резкие повороты и лететь, лететь бездумно на пределе возможностей старенького двигателя.

Дорога была сколькая, его занесло, закрутило, но в книге судеб не было указания завершить его жизненный путь. Фёдор слегка помял крыло, порвал одну из покрышек колеса, пока ставил запаску, немного успокоился.

Не вчера Ангелина превратилась в стерву, не одним днём превратила совместную жизнь в ад. Давно нужно было стукнуть кулаком по столу, предъявить права на личное мнение, с которым нельзя не читаться.

Нельзя мириться с матриархатом, нельзя балансировать на канате, подвешенном над пропастью, нельзя соглашаться со всем, что взбредёт в больную голову тёщи. Нельзя, нельзя, нельзя жить по чужому сценарию, наплевав на амбиции, на мечты и планы в угоду людям, которые никого не уважают.