Я тебя… никогда!

Несмотря на свои тридцать три, женщина выглядела скульптурно: выразительная талия, грудь торчком, плоский животик, бритая промежность. Хоть сейчас размещай прелестницу на нескромный сайт знакомств.

Тонечка покачала бёдрами, подбросила в ладонях увесистые кочаны не опавших до сих пор персей и распростёрла объятия.

– Что ты там про ватрушку мою молвил, добрый молодец? Надломить мечтал, отведать грозился. Ешь, соколик. Сколько влезет кушай. Её у меня много. Сам увидишь, когда от целого куска откусишь. Сочная, духмяная. Гарантирую, узкая, плотная, как у девчонки малолетки. А главное, тебе до смерти рада будет, если понравишься. Не дрейфь, Сексуальный, коллектив в курсе, что у нас с тобой рандеву. Никто не сунется. Конкуренток не люблю. Собственница я. Ну же, чего уставился. Лакомься. Между прочим, совсем даром. Для начала приласкай. Я куни люблю. Ты как?

Сашка между тем пребывал в состоянии анабиоза. По лицу его разлилась мертвенная бледность, ноги подкашивались, взгляд остановился на… да чёрт его знает, куда он смотрел, только не на прелести сказочно сексуальной казачки.

Застыл и полинял его похотливо-пронзительный чёрный взгляд. Пропало, словно никогда не было, волшебство разудалого, наглого цыганского задора.

Тонечка ткнула ему в лицо тыквы спелых грудей, притянув за мосластый зад, и пихнула на скамью. Сексуальный плюхнулся на неё, оказавшись лицом вровень с тем местом, откуда у женщин ноги растут, и скис, упёршись носом в ту самую ватрушку, истекающую любовным соком и похотливыми ароматами, из которых самые лучшие духи готовят.

– Я, Сашок, прелюдию люблю, прежде чем отдаться, чтобы меня так завели, словно уже всё было. Эй, да ты не заснул, часом? Дай-ка проверю.

Антонина уверенно запустила руку вглубь ширинки, где анатомически должно было кое-что стоять колом. И оно нашлось, только скукоженное до состояния новорождённого сморчка, когда тот лишь начинает пробиваться на свет.

– Да ты никак обоссался, любовничек? Ватрушка на столе, смотрит на тебя преданно и верно. Хочет. Трогай, чувствуешь, как её расперло. И куда я теперь всё это добро дену, оно же прибывает, как молоко в груди кормящей матери, внутренности жжёт? Ты же меня сам звал. Скажи, касатик, как тебе больше по вкусу: когда дама на столе сидит, раскинув белы ножки, или в собачьей позиции? Я больше сидя люблю, когда раздувшийся член чуть не до горла достаёт. Эй, не молчи! Раззадорил и в кусты? Даже не думай отлынивать. Дай-ка я на него подую. Боже мой, он настоящий? Сашка, да ты меня обманул. Представляешь, я сейчас девкам-то расскажу. Сексуальный – импотент. Вот страсти-то. Ладно, не можешь по-мужицки, традиционно, удовлетворяй языком. Назвался груздем – полезай в кузов. Лижи, родимый.

Сашка сник, сдулся, исчез, моментально стал маленьким, никчёмным. На его глаза навернулись слёзы. Ещё немного, и случится истерика.

– Ладно, не плачь. Не скажу никому. Буду рассказывать о твоей сексуальной мощи. Только ко мне больше не подходи, не вздумай. Будешь должен. Вот ведь лиходей. Думала, сексуальный гигант, приготовилась летать с бабочками из живота.

Сашка склонился в благодарном порыве. Отвернулся, чтобы Антонина оделась. К лицу его постепенно начала приливать кровь…

Через месяц или около того работать на хлебозавод устроилась и его жена, технологом производства. Несколько раз за смену приходила его проверять. Разговаривала с ним на повышенных тонах, унижала при всех, видимо намеренно.

Сашка терпел и слушался. Оказалось, парень – обыкновенный подкаблучник. Или реалист, сделавший окончательный выбор в пользу комфорта и борща.

Но когда никто не видит, можно немного расслабиться. В ночную смену, например, если жена в другой смене, Сексуальный отжигал, рассказывая пикантные истории, приставал и тискал желающих.

Доверяй, но проверяй

Прочитал я однажды книжку по психологии, где объясняли, что любой человек, если желает объяснить или ответить на вопрос, отчего и почему происходит так-то и так, рассказывает на самом деле о себе, как поступает в такой ситуации, почему, зачем… именно сам.

Я и задал вопрос жене: чёрт возьми, почему женщины изменяют?

И что же я услышал… мамочки – имена персонажей были разнообразные, ситуаций вагон, причин измен – море, реальных случаев – немерено.

Сижу и думаю: пора разводиться? И вообще, что это было – отягощённость личным опытом или женская осведомлённость во всём, что касаемо интриги и отношений полов?

Когда влюбляешься по уши, кажется, что это навсегда и забыть, потерять, отпустить свои чувства и того, кто их породил, невозможно. Проходит срок, и уже не просто понимаешь, а знаешь точно, что возможно всё.

А ещё начинаешь постигать способность отличать конфету от фантика. Некоторые насобачились так ловко предъявлять обёртку со съеденным задолго до этого или испорченным содержимым, что приходится все слова и эмоции пропускать через фильтр: отсеивать всё, что в рекламных целях выставлено напоказ.

Что в сухом остатке? В сущности, ничего.

Когда начинаешь вникать в ситуацию, реализовать включение заднего хода уже невозможно – к ней давно довески присовокуплены, свернуть которые чересчур мудрено: например, общая жилплощадь, неделимое имущество, дети.

Вот и приходится приспосабливаться к ситуации, находя один из вариантов безысходного отступления на ещё более слабые позиции.

Чего уж греха таить – не случилась вечная любовь, сломалась на восьмом годочке семейной жизни, да и те прожиты большей частью в соперничестве и распрях. Кто их знает, откуда они берутся, те неразрешимые проблемы, по большей части вырастающие из обычных пустяков.

Никогда такого не было и вот опять.

Из малюсеньких зёрнышек, брошенных женой в благодатную почву, выросли ростки ревности. Не то чтобы настоящий лес подозрений, а так, пока поросль, жиденькие всходы. И что делать? Что выросло, то выросло, придётся окучивать.

Прежде случалось всякое, когда те или иные факты заставляли задуматься про непоколебимую верность: в обнимку заставал, засосы фиксировал, на наглой лжи ловил, запахи посторонние, неприличного характера.

Понимаю, что большинство фактов можно объяснить случайностью, стечением обстоятельств, неоправданной ревностью. Кто из нас при определённых предпосылках не страдает подозрительностью.

Даже самый стойкий, уверовавший в непогрешимость супруги, порой спотыкается об интуитивное ощущение трагедии. Про такие случаи говорят: спинным мозгом чую.

Вот и у меня шестое чувство проснулось. Фактов нет, только предположения, но не на пустом месте.

Масса косвенных подтверждений моей раздражительности: домой позже приходит, возбуждённая, глазки отводит куда-то мимо меня, краснеет неловко, от друзей шарахается, детишек почём зря наказывает, а главное – духами напрочь пропиталась.

Когда улики вместе объединил да сопоставил, вот тут мне кисло стало: это залёт. Только его ещё доказать нужно. И вообще…

Иду ва-банк, рассказываю жене о якобы измене, в надежде, что начнёт нервничать и расколется.

В деталях, в красках, с картинками повествую о разврате немыслимом. Мужики в курилке таких историй каждый день пачками на обсуждение выставляют.

Как правило, в этих историях мужчины всегда на высоте: дама – красотка писаная, обязательно замужняя и практически недоступная, а он…

Парис, конечно, наделённый богами чарами обольщения: пришёл, увидел, победил. Если не по любви, то силой взял.

Покумекал я слегка, как преподнести супруге суровую весть, насупил брови, сдаваться ведь как бы пришёл. И приступил, потупив очи долу. Чем наглее врёшь, тем охотнее верят. Это тоже у психологов вычитал.

Начинаю врать. Без оглядки. Пусть побесится. Встретил, полюбил, завоевал… и подробности, конечно: где, как, сколько. Запахи, вкусы, ощущения. Вчера, мол, когда с ней беседовал про измены, одумался, понял, что не прав и жить дальше во лжи мочи никакой нет.

Хочешь – казни, хочешь – милуй. Вот моя повинная голова, если желаешь – руби сплеча, согласен заранее.

Она, естественно, зацепилась и вопросы наводящие задаёт: кто да что.

Врать так врать: подруга твоя лучшая, говорю, Светка Ионова. Влюбился по уши, когда ты на работе была, а она проведать тебя приходила. С тех пор мы и того… короче, спим, милуемся и о браке мечтаем.

– Сука! Не зря я ей не верила. Как в воду глядела. Это надо же? Вокруг пальца обвела подруженька. Ну ладно, отольются ей мои слёзки. А как, как, расскажи… у неё что, промеж ног бриллиантовая вагина, что ли? Ты расскажи, расскажи. Поподробнее. Неужто я хуже этой рыжей шалавы? Стараюсь для тебя, стараюсь.

– Да нет, баба как баба, только у неё темперамент. И старательная она очень. Хочешь не хочешь, а если в кровать попал, пиши пропало… часа на четыре, не меньше. И потом, фигура. Извини, но ты последнее время раздобрела, обабилась. Про то, что у неё мышцы во влагалище каким-то особым способом тренированы, я уже и не говорю. Вроде и детей столько же, как у тебя, а щёлочка узкая, просто девичья. Ну, и это, у тебя ведь выпрашивать нужно, а она сама.

– Это я-то обабилась? А у стервы этой, значит, фигура. Так вот что я тебе, муженёк, расскажу, чтобы тебя от того бесподобного силуэта вырвало: мы с её мужем, Эдичкой, даже раньше вас закрутили. Вот так-то. И мужик он, не в пример тебе, элитный, просто конь породистый, скакун. Четыре часа… да Эдичка… шесть может, без перерыва на обед. А зарабатывает вообще вдвое больше. При всём этом спокойный как слон. Про габариты и каменную твёрдость его фаллоса промолчу. И компрессия. Спереди войдёт, а сзади простыню в зад засасывает.

– Смешно. Может быть, покажешь насчёт простыни? Не забывай, что я с твоим Эдичкой в баню периодически хожу. Размер его домкрата много раз видел. Не впечатляет.

– Чего ты в ней нашёл? Худая, мосластая, волосёнки щипанные. Тоже мне, царица Савская. Сиськи у ней до пупа висят, как постиранные наволочки. Дырка, говоришь, узенькая! Зуб даю – не в ту щель с перепуга попал.

– Она же твоя лучшая подруга.

– Была.