Никаких вам золушек

– Вась, немножко значит немножко. Не бери в голову: я хорошая.

Царевич улыбнулся.

– Не сомневаюсь. Продолжай.

Ева чмокнула его в щёку и с возмущением произнесла:

– В итоге этот кобель поставил мне ультиматум: либо я лягу с ним в койку, либо…

– Что-о?! – взревел Василий. – Да я этого гада!.. Ох, он мне еще попадется!

– Успокойся, милый. Я послала его, знаешь, куда?

– Куда?! Мне жутко интересно!

– Сядь, пожалуйста. Царскому сыну таких слов слушать не полагается.

– Чепуха! Я еще похлеще слова знаю!

– Значит, сам догадаешься, куда я его направила. – Ева погладила Василия по щеке и вздохнула. – Только вышло мне это боком. Однажды, на презентации новой коллекции, этот скунс подсыпал в мое вино какой-то порошок. Стоило мне лишь глотнуть, как я превратилась в волчицу. Видел бы ты его самодовольную рожу! «Ходить тебе в этом облике, – пробормотал он мне на ухо, – пока тот, кого ты полюбишь, не зарубит тебя мечом. Но, если ты поведаешь ему о моем заклятье, останешься зверем до конца дней своих». А затем – представь, каков мерзавец! – как вдруг заорет: «Полиция! Полиция! Здесь волки!» Еле ноги унесла. И с тех пор по лесам скиталась.

Василий обнял ее и прижал к груди.

– Клянусь, он за это заплатит!

Ева всхлипнула.

– Вот такое было заклятье. А ты, задница, не хотел со мной сражаться.

Царевич задумчиво на нее посмотрел.

– Интересно, а если б я был волком… ты смогла бы меня зарубить?

– Да, – кивнула Ева, – когда ты всю дорогу пялился на эту Кусику.

Они рассмеялись и поцеловались.

Когда солнце показалось над верхушками деревьев, Василий посадил Еву впереди себя на коня и отправился в путь.

– Домой? – улыбнулась Ева.

Царевич покачал головой.

– Сперва за братьями.

Ева нахмурилась.

– Ох, не нравится мне это.

Царевич показал ей большой палец.

– Они вот такие ребята!

– Что-то сомневаюсь.

– Брось. Когда вы познакомитесь, твои сомнения развеются.

И они поскакали обратно, к замшелому камню на перекрестке дорог.

Тем временем братья дожидались решения своей участи, надеясь на благоприятные перемены в судьбе. И Бертольд, скуки ради, из трактира забрел в игорный дом навестить Арнольда. За чаркой вина они стали изливать друг другу душу.

– До чего обрыдло, – жаловался брату Арнольд. Он сильно похудел и потому выглядел еще более долговязым. – Сидишь тут, ждешь… только и развлечений, что мух на стене давить.

Бертольд сочувственно закивал. В отличие от старшего брата он значительно поправился и лоснился, как сытый поросенок.

– Трескать мне подгорелое жаркое! – вздохнул он. – Не жизнь, а каторга!

Братья сидели в комнате Арнольда за столом, уставленным снедью, и вино лилось у них рекой.

– Тебе-то грех жаловаться, – с укором произнес Арнольд. – Стряпаешь там свои гениальные супы…

– Ну да, гениальные! – сердито перебил Бертольд. – Васька попробовал да сплюнул! Соли, говорит, не хватает, а специй чересчур! Это он – мне!

– Так и заявил? – изобразил возмущение Арнольд.

Бертольд ударил себя в грудь.

– Глотать мне фасоль без подливы! Но ты-то, брат, чем не доволен? Живешь на всем готовом. Ешь, пьешь – все оплачено…

– Оплачено, говоришь?! – подскочил на стуле Арнольд. – А известно ли тебе, что Васька распорядился выдавать мне на игру червонец в неделю и ни копейки больше?

– Да ну?! – изумился Бертольд. – Тебе же этот червонец – просто тьфу!

– А я о чём?! Я ему прямо в глаза сказал: «Ну, стервец! Ты у меня дождёшься!»

– А он?

– Повернулся ко мне жопой и слинял!

Очевидно, братья долго еще могли бы вспоминать свои обиды, но внезапно в их запертой комнате, прямо из воздуха, появился какой-то тип в пестром одеянии и с чалмой на здоровенной башке. В одной руке он держал хрустальный шар, в другой – бытулку вина. И лицо его выражало такую лютую злобу, что у обоих царевичей сердца ушли в пятки.

– Приятно сознавать, господа, – сказал он с гадкой ухмылкой, – что у нас с вами общий враг. Но будьте уверены, с вашей помощью я завтра же с ним разделаюсь.

Арнольд пролепетал:

– Э-э… то есть, в смысле…

– А-а… чтоб меня! – прокашлялся Бертольд.