Жили старик со старухой. Сборник

– Для него.

Старшинов Володя, помолчав, сказал:

– Ты же знаешь, сколько лет прошло. Двигатели есть, но они все требуют ремонта.

– Мне сгодятся любые.

– Куда же ты их ставить будешь?

– Как куда? На самолёт. Ставим и летаем.

– Вы ребята самоубийцы.

– А куда денешься? Сейчас запчастей не найти, в том числе и двигателей. Ставим всё, что найдём.

– Как же вам разрешают?

– Запрещать некому. Лицензия для полётов есть. Проверяют только бумаги, а остальное никого не интересует. Так и летаем, на списанных двигателях. Числится на самолёте один, а на самом деле стоит другой. Если мне не изменяет память, здесь на складах было столько всего, что можно озолотиться.

– Вот именно: было. После работы старого директора и нового внешнего управляющего, человека далёкого от авиации, взятого неизвестно откуда, мало что осталось, всё разворовано и растащено. Директора нажились и исчезли. Говорят, всё сделано по закону.

– А как же, у них всё по закону. Только мы почему-то остаёмся в стороне от их законов. Нам ничего не остаётся. Летаем, на чём придётся.

– Законы написаны для тех, кто у руля. Они создают законы, они же и уничтожают предприятия одно за другим. За десять последних лет я не припомню случая, чтобы что-нибудь создавалось, если не считать коммерсантов, которые сами по себе возникают и исчезают, но некоторые, правда, остаются, ухватив удачу за хвост.

– Ты говори конкретно: поможешь или нет?

– Я-то чем тебе помогу? Работаю в организации, которая за пределами района. Оставшееся имущество числится в администрации. Оттуда надо и начинать.

– Но посмотреть-то можно на то, что осталось?

– Посмотреть можно, обратись в аэропорт.

Семён пошёл искать Генерального директора маленького и теперь уже почти никчемного аэропорта. Веяния нового времени всех мало-мальски действующих начальников сделали Генеральными. Народ к этому привык и не обращал внимания: пусть себе ходит и радуется, что он Генеральный во главе нищего предприятия. А предприятия эти продолжают разваливаться одно за другим.

Перед проходной он обратил внимание, что у котельной копошатся люди, идёт какое-то строительство, что выглядело очень непривычно для глаз. В последнее время такую картину можно наблюдать редко.

Погода стояла самая, что ни на есть, мартовская – лёгкий морозец с ярким солнцем, слепящим глаза светом, отражённым от искрящегося снега. Получалось, что встретил он пока только одного бывшего работника предприятия. Объединённый отряд в своё время насчитывал около тысячи человек. Нельзя нигде пройти, чтобы не встретить по пути несколько десятков человек, а теперь словно всё вымерло. Так это, наверно, и есть на самом деле в прямом смысле этого слова.

Видневшееся здание бывшей столовой авиапредприятия имело жалкий вид: стояло с заколоченными окнами, неухоженное и заметённое снегом. Видно, что к нему никто не подходит, и оно стоит само по себе.

Семён приехал на машине. Сейчас ему оказалось приятно видеть, что появилось хоть что-то: появилась прекрасная зимняя дорога, по которой, говорят, можно ездить на машине теперь и летом. Дорога имелась и раньше, но по зимнику на отдельных участках приходилось объезжать каждую ёлку. За последние годы дорогу выпрямили, отсыпали и сдали в эксплуатацию для круглогодичного сообщения с областным центром.

– Здрасте! – мимо прошла краля, в которой Семён едва узнал девушку-метеонаблюдателя, которая когда-то была молодой и весёлой хохотушкой, а сейчас на него смотрела взрослая женщина. Одно почти не изменилось – её худоба – годы почти не изменили тоненькую фигуру.

– Здравствуй, тебя и не узнать!

– Постарела?

– Нет, повзрослела. Пора уже и замуж!

– Спохватился! У меня внуки растут.

– А я бы на тебе женился, стала красавицей. Директор аэропорта существует? Где его найти?

– Пока самолёт здесь, он тоже здесь, ищи в кабинете.

Договориться с директором не составило труда. В сопровождающие ему дали всё того же Володю Старшинова.

Склады поразили своей неухоженностью и безнадзорностью. Видно, что новому хозяину нет никакого дела до оставшегося имущества, залитого водой от прогнившей крыши и, наверно, нет никакого дела до всей авиации. То, что имелось на складах, больше напоминало мусорную свалку. Новый хозяин был некомпетентен в правилах хранения авиационных запасных частей, поэтому всё лежало навалом, без документов и, даже опытному специалисту трудно разобраться в этом нагромождении. Бывших директоров тоже мало волновало, что останется после них.

– Зря наверно я сюда приехал, – сказал Семён, – Жаль потраченного времени, бензина. У меня до сих пор перед глазами стройные ряды полок с новенькими запасными частями и агрегатами, от которых рябило в глазах. Столько всего было! Я никак не думал, что нечего будет купить.

– Ты спохватился! Всё более-менее ценное давно разворовано и растащено. От директоров запоров не существовало. Куда всё ушло – одному Богу известно! Осталось только то, что на самолёт ставить вредно и небезопасно, а что первой категории, на то нет документов и истекли сроки хранения.

– Пойдём отсюда, посмотрим двигатели, пару двигателей я всё же возьму, а потом отметим отвальное – не зря же я сюда ехал! К вечеру собери знакомых парней.

По лицу видно, что Семён удручён увиденным.

Вечером Разуваев сидел в гараже в кругу бывших работников. Мужики помогли загрузить двигатели на машину, за которые он заплатил районной администрации, пополнив, таким образом, местный бюджет, а теперь он выставил работникам аэропорта за оказанную помощь.

– Как же вы тут живёте? Кроме взлётной полосы ничего не осталось.

– Живут на Рублёвке, а мы существуем, переселиться тоже туда у нас маленько не хватает средств, – ответил охранник аэропорта, – Вот заработаем на переселение и тоже уедем.

– Представляю, сколько у вас не хватает с такой нищей жизнью. Самолёты-то хоть прилетают?

– Два рейса в неделю стабильно, летом почаще. Самолётов не осталось, да и возить уже некого, большинство «пассажиров» во время реформ отправились в последний путь в одну сторону. Те, кто ещё живые, предпочитают ездить на машинах. При наших заработках на авиабилет не заработать. Здесь, если так можно сказать, прошла война и всё выкосила, как людей, так и всю инфраструктуру, всё реформировано на сто процентов. Вот только для кого эти реформы, мы не знаем. Остались одни конторы, которые размножаются и висят, как ярмо, на бюджете. Вот бюджетных денег ни на что и не хватает! Представь, сколько надо бюджетных средств только на содержание всего аппарата чиновников! Есть даже такие чиновники, которые, имея шикарные машины и квартиры, умудряются получить статус малоимущих. Стыд, честь и совесть у этих людей отсутствуют, может, растеряли, а, может, никогда и не имелось.

– Хватит о грустном, везде одно и то же. Мы ничего не исправим, а зря языком молоть тоже не хочется, – Семён наполнил стаканы, – Тост за нас, за тех, кто не бросил авиацию, остался нищенствовать, но продолжил дело Российских авиаторов!

– Правильно сказал, уточняю: за нищих авиаторов, – Володя поддержал тост, – Мы, все здесь сидящие, очень рады встретить коллегу из прошлой жизни живого и здорового, оставшегося верным своему делу, летающего на списанных двигателях, но не утратившего чувство юмора и оптимизма!

– Говорят, что нельзя побывать в прошлой или будущей жизни, но я сейчас вернулся в прошлое, туда, где мы все жили и работали одной семьёй. Завтра проснусь, и снова надо возвращаться в жизнь настоящую.

Сумерки сгустились. Короткий зимний день угасал. Неизвестно откуда взявшаяся муха билась об оконное стекло. Стаканы оказались наполнены для очередного тоста.

02.2010.

ВСТРЕЧА

Нещадно палило солнце. Спасало только то, что рыбаки уже возвращались, и в каньоне таёжной речки Ёжуги сохранялась прохлада. Лёгкий ветерок при движении лодки приятно обдувал. После трудов на мошкаре и гнусе казалось, что попали в рай.

Стоял конец июня. В это время года, когда по берегам уже выросла густая зелёная трава, стоит только ступить на берег, как появляется, неизвестно откуда, великое множество кровососущих тварей. Писк и жужжание сливаются в постоянный сопровождающий человека шум, при этом каждая тварь стремиться попасть в глаза, уши, нос и рот, лезет за воротник и во все щели, где только возможно. Света белого в буквальном смысле слова не видно. Только заядлые рыбаки спокойно переносят эту напасть и занимаются своим делом, невзирая на укусы и, если можно так выразиться, неудобства.

Алексей сидел за мотором, а два сына расположились в носу деревянной лодки. Маленький Евгений лежал в самом узком месте, удобно устроившись на чехле, а постарше сын Артём сидел на деревянной доске. Лодка скользила по водной глади, выписывая причудливые повороты по руслу реки. Мотор работал на средних оборотах, так как прямых участков имелось мало и разогнаться негде. Иногда попадались подводные камни и топляки, требовалась предельная внимательность и осторожность.

Мотор равномерно гудел, убаюкивая. В голову лезли тягучие мысли, вспоминалась наваристая уха на последнем привале и сегодняшний выловленный хариус, превосходящий по размерам всех остальных – это был, пожалуй, самый большой хариус, которого удалось выловить на удочку. Хариус – рыба сильная и отчаянно сопротивляется при попытке вытащить его из воды. А этот попался не на пороге, а на вадеге, на спокойном месте реки. Когда преодолевали на шесте этот участок, Артём забросил удочку на всякий случай и волочил поплавок вслед за лодкой. Вот хариус и уцепился, взявшись неизвестно откуда. Дно реки просматривалось, но визуально рыбы не было видно. Попался он прочно. Возникли только опасения за прочность лески. Сразу видно, что рыба попалась большая.