Бироновщина

Назойливость допросчика надо?ла допрашиваемому.

– Въ письм? все расписано, да письмо, вишь, запечатано. Какъ распечатаетъ его господинъ секретарь, такъ спроси: коли твоя милость зд?сь вс?хъ д?лъ вершитель, такъ онъ теб? все въ точности доложить. А теперь самъ доложи-ка обо мн?.

Такою неслыханною продерзостью оскорбленный до глубины души, "кавалеръ" весь побагров?лъ и коротко фыркнулъ:

– Подождешь!

Приходилось вооружиться терп?нiемъ. Около ст?ны стоялъ для пос?тителей ясневаго дерева ларь. Самсоновъ пошелъ къ ларю и прис?лъ. Но начальникъ прихожей тотчасъ поднялъ его опять на ноги:

– Ишь, разс?лся! Вонъ въ углу м?сто: тамъ и постоишь.

Д?лать нечего, пришлось отойти въ уголъ. Въ это время изъ канцелярiи стали доноситься спорящiе голоса, в?рн?е, одинъ голосъ, трубный, звучалъ недовольно и повелительно, а другой звен?лъ виноватой скрипящей фистулой. Первый принадлежалъ, должно быть, "сов?тнику", начальнику канцелярiи, второй же – секретарю.

– Здорово его отчитываетъ! – зам?тилъ сторожу швейцаръ, выразительно поводя бровью.

– Допекаетъ! – усм?хнулся тотъ въ отв?тъ. – В?рно, опять что проворонилъ.

– Не безъ того. Съ нашимъ братомъ изъ себя какой в?дь куражный, а передъ начальствомъ и оправить себя не ум?етъ.

Дверь канцелярiи растворилась. Первымъ показался опять старичекъ-академикъ. Провожавшiй его до порога "сов?тникъ", сухопарый и строгаго вида мужчина, покровительственно успокоилъ его на прощанье: "Wird Ailes geschеhеn, Geehrtester" ("Bce будетъ сд?лано, почтенн?йшiй"), и повернулъ назадъ.

Въ тотъ же мигъ проскользнуло въ прихожую третье лицо, судя по потертому форменному кафтану съ м?дными пуговицами – секретарь, чтобы выхватить изъ рукъ швейцара плащъ академика и собственноручно возложить его посл?днему на плечи.

– Не поставьте въ вину, ваше превосходительство, что н?кая яко бы конфузiя учинилась, – лебезилъ онъ: – вышер?ченное д?ло по регламенту собственно мн? не принадлежительно; но отъ сего часа я приложу усиленное старанiе…

– Schon gut, schon gut, Неrr Confusionsrat! – прервалъ его извинительную р?чь академикъ и, поднявъ на него глаза, спросилъ съ тонкой улыбкой: – Вы, в?рно, живете теперь опять не въ Петербург? y насъ, а на Олимп??

– Именно-съ, на Олимп? y батюшки моего – Аполлона и сестрицъ моихъ – музъ, хе-хе-хе! Компаную п?сноп?нiе на предстоящее священное бракосочетанiе ея высочества принцессы Анны.

– Ja, ja, lieber Freund, das sieht man wohl. (Да, да, любезный другъ, оно и видно).

При этомъ руки старика протянулись за подаваемыми ему сторожемъ шляпой и палкой. Но сынъ Аполлона съ такою стремительностью завлад?лъ опять тою и другою, что самъ чуть не споткнулся на палку, а шляпу уронилъ на полъ.

– Richtig! (В?рно!) – сказалъ академикъ, наклоняясь за шляпой. – Есть поговорка: "Eile mit Weile". Какъ сiе будетъ по-русски? "Тише ?дешь…"

– "Дальше будешь", – досказалъ швейцаръ. – Правильно-съ, ваше превосходительство. Посп?шишь – людей насм?шишь. Счастливо оставаться.

– Проклятая н?мчура!.. – проворчалъ Тредiаковскiй всл?дъ уходящему, отирая не первой св?жести платкомъ выступившiй y него на лбу потъ; зат?мъ счелъ нужнымъ сд?лать внушенiе швейцару: – ты-то, любезный, чего суешься, гд? тебя не спрашиваютъ?

– А ваше благородiе кто просилъ исполнять швейцарскую службу? – огрызнулся тотъ.

– Церберъ, какъ есть треглавый Церберъ! А теб? тутъ что нужно? – еще груб?е напустился Тредiаковскiй на зам?ченнаго имъ только теперь молодого ливрейнаго лакея, который былъ, очевидно, свид?телемъ его двойного афронта.

– Я съ письмомъ къ вашему благородiю, – отв?чалъ, выступая впередъ, Самсоновъ и подалъ ему письмо.

Сорвавъ конвертъ, Василiй Кирилловичъ сталъ читать. Почеркъ писавшаго былъ, должно быть, не очень-то разборчивъ, потому что читающiй проц?дилъ сквозь зубы:

– Эко нацарапано!

Пока онъ разбиралъ "нацарапанное", Самсоновъ им?лъ достаточно времени разгляд?ть его самого. Тредiаковскому было тогда 36 л?тъ; но по лунообразному облику его лица съ двойнымъ подбородкомъ и порядочному уже брюшку ему см?ло можно было дать вс? 40. Бритва, повидимому, н?сколько дней уже не касалась его щекъ; волосатая бородавка на л?вой щек? еще мен?е служила къ его украшенiю. На голов? его хотя и красовался, по требованiямъ времени, парикъ съ чернымъ кошелькомъ на затылк?, но мукою онъ былъ посыпанъ, в?роятно, еще наканун?, а то и два дня назадъ: только тамъ да сямъ сохранились еще слипшiеся отъ сала клочки муки и придавали влад?льцу парика какъ бы лысый видъ.

"Ровно молью по?денъ", невольно напросилось Самсонову сравненiе.

Разобравъ наконецъ письмо, Василiй Кирилловичъ воззрился на посланца.

– Это который же Шуваловъ? – спросилъ онъ. – Меньшой?

– Такъ точно: Петръ Иванычъ; они оба камеръ-юнкерами y цесаревны.

– Знаю! А y кого, опричь цесаревны, онъ еще содержимъ въ особливой аттенцiи?

– Кто ему доброхотствуетъ? Да вотъ первый министръ Артемiй Петровичъ Волынскiй къ нему, кажися, тоже благорасположенъ.

Тредiаковскiй поморщился и потянулъ себя двумя перстами за носъ.

– Гмъ, гмъ… Амбара немалое… Мужъ г-нъ Волынскiй достопочтенный, великомудрый и y благочестив?йшей въ большомъ кредит?; но… но за вс?мъ т?мъ отъ его благорасположенiя можно претерп?ть ущербъ.

"Ты самъ, стало быть, н?мецкой партiи?" сообразилъ Самсоновъ и добавилъ вслухъ:

– Господинъ мой въ добрыхъ отношенiяхъ также съ гоффрейлиной принцессы, баронессой Менгденъ. Еще намедни я относилъ ей коробку ея любимыхъ конфетъ.

– О! онъ съ нею ферлакуритъ? Это м?няетъ д?ло. Баринъ твой, изволишь вид?ть, проситъ взять тебя въ науку. Всегда великая есть ут?ха прилежать къ наукамъ. Он? же отвлекаютъ въ юности отъ непорядочнаго житiя. Благодари же Создателя, что направилъ тебя ко мн?. До трехъ часовъ дня я занятъ тутъ въ канцелярiи бол?е важной матерiей, по сихъ поръ. (Онъ провелъ рукой надъ переносицей). Съ четвертаго же часа ты можешь застать меня на квартир?. Жительствую я зд?сь же, въ Академiи, но со двора.

– Покорно благодарю, ваше благородiе; нынче же по вечеру отпрошусь къ вамъ.

– Приходи, приходи, любезный. А господину Шувалову мой всенижайшiй поклонъ и прив?ть.

Солнце еще не с?ло, когда Самсоновъ поднимался по черной л?стниц? академическаго зданiя въ верхнiй этажъ, гд? Тредiаковскому была отведена скромная квартирка въ одну комнату съ кухней, часть которой была отгорожена для прихожей. Колокольчика y двери не оказалось; пришлось постучаться. Только на многократный и усиленный стукъ впустилъ молодого гостя самъ хозяинъ. Вм?сто форменнаго кафтана на немъ былъ теперь засаленный халатъ съ продранными локтями, а вм?сто парика – собственная, всклокоченная шевелюра; въ рук? y него было гусиное перо: очевидно онъ былъ только-что отвлеченъ отъ бес?ды съ сестрицами своими – музами.

– Прошу прощенья, сударь, – извинился Самсоновъ: – я никакъ пом?шалъ вамъ…

– Ничего, любезный, – снисходительно кивнулъ ему Тредiаковскiй; – y меня ни часу не пропадаетъ втун?; "carpe diem", сир?чь "пользуйся днемъ, колико возможно".

– А я думалъ уже, не пошли-ли вы прогуляться, да и прислугу отпустили со двора: погода славная…

– "Поютъ птички со синички,

Хвостомъ машуть к лисички"? —

в?рно; благорастворенiе воздуховъ. Но нашъ брать, ученый, бодрость и силу изъ книгъ почерпаетъ. А что до прислуги, то таковой я второй годъ ужъ не держу. Была старушенцiя, да Богу душу отдала. Съ того дня живу какъ перстъ, самъ себ? господинъ и слуга.

Говоря такъ, Василiй Кирилловичъ прошелъ въ свою комнату и ус?лся за столъ, безпорядочно заваленный бумагами, а Самсонову милостиво указалъ на другой стулъ, дырявый, y ст?ны.

– Садись ужъ, садись, да чуръ – съ оглядкой: одна ножка ненадежна.

– Коли дозволите, я вамъ ее исправлю, – вызвался Самсоновъ: – захвачу изъ дому столярнаго клею…

– И благо. Чего озираешься? Не вельможныя палаты. Года три назадъ, еще приватно на мытномъ двор? проживающий, погор?лъ до тла; одн? книги изъ огня только и вынесъ; омеблемента и поднесь еще не обновилъ.