Мой цифровой гений. Дьявол
Василий Львович Попов
Герой предыдущей книги «Мой Бумажный Демон» вновь встречается со злом, с существом, вышедшим на новый уровень, но по-прежнему преследующим собственные цели. Не возможность существования друг без друга… И противостояние героев. Содержит нецензурную брань.
В порыве ветра объявлением сорван со столба
Кричащем о потере черно белого щенка
Попав под толстую подошву Dr.Martins.
Дрожу от страха, боясь не всеми быть прочтенным
Прилип к протектору, листом лощенным
Отправляясь изучать окрестные миры
Может там, живут все, пропавшие щенки…
Любовь
Василий устал от рефлексий умственных сношений и бесполых отношений. Он твердо знал, что хочет сам. Но обыватели видели в нем унылую второстепенность. Ему казалось, что он доминант, на деле являясь безнравственной посредственностью – эталоном праздного безделья; по старой привычке он ежеквартально анализировал себя, подотчётно разрушая самим себе иллюзорно присвоенное звание – «информационной передовик». Напрочь позабыв, что сам уже давно не журналист и даже не биограф чьей-то – призрачной абстракции…
Он в мыслях умирал, ясно проецируя свою кончину… дрожа от холода и мрака вожделенно глядя на огонь, в нём представляя раз за разом казнь никчемности себе подобной… в финале казни – вместо погребения под порывы ветра выставление рассыпчатого и сухого праха.
«Всё когда-нибудь будет предано огню… такое не раз, наверное, уже кто-то говорил… или может, я гоню? Мысль свою, впереди планеты всей…»
– Вы явно патологический эстет, – раздалось рядом, от мыслей радикальных отвлекая, девичий голос был приятен, тверд, и кажется поставлен до дикторских высот, сотрясал Василия нутро внезапно ставшее дрожащею мембраной, – не первый раз вы здесь за неделю, месяц, нет(!) за этот високосный год… Именно напротив акцентированного полотна, её изображения…
Василий на скамейке. Не брит. Амбре сигары с коньяком. Плотно меж собою сжаты ноги. Мятый плащ. Галерея. Облик Джоконды перед лицом. Той самой, что с ума свела народы, полмира обращая в мнимый эстетизм, в полу экстаз своей загадочностью.
– Что за зацикленность на времени…? – Василий сам себя едва услышал несвойственными «бархатными» нотами интонируя вопрос, – хотя здесь… время и искусство два понятия неразделимых, где в прочем как ни здесь?…
Собеседник. Вновь открывшийся для непринужденной болтовни – она. Не дурна собой. И телом тоже. Казалось бы, больна тобой. Если бы не пугающий вас пирсинг над губой. И еще на языке. А может еще… ни кто пока не знает где.
– …над вами видимо тоже шедеврально потрудились?… – Василий тяжело уже как из-под пресса печатного выдавил вопрос.
– Вы очевидно про железо? – она поправила «смеющийся» вместе с нею локон волос. «Глаза из бирюзы» за стеклом очков. Губы полны в объеме, бледность кожи впрочем, не такая уж и редкость для рыжеволосой масти… смеется уже вся. – Излишки моего детства или юности полуотреченной…
– Брат брал уроки мастерства у кузнеца? – Василий спрятал вспотевшие ладони, от нее, от гида и его группы, и в первую очередь от полотна Джоконды.
Она смеялась долго. Показательно и театрально, но не ожидая зрительского восторга, букетов от поклонников и криков: «Бис».
– Зачем вам это? – Не выдержал Василий, глядя на отполированные багровые носы своих ботинок.
– Пирсинг? – она в вопросе избавилась от смеха, окинув синим взглядом зал.
– Смех ваш, предательски далеко не идеальный, зачем он, вам…?
– Раздражает?
– Как предмет паранормальный… В этом зале Галереи. – Он пожал плечами, выдавливая воздух из легких не во всем объеме, – искусственный какой-то он…
– Кругом искусство. Не заметил?
– Сука… – Василий, словно что-то вспомнив, встал. – Который раз вхожу в Пассаж за фотографической бумагой оказываюсь здесь…
– Бумагой? – Сарказм ее украшает больше, чем смех актрисы недозрелой.
– Ну, да… – Василий, проецируя оскорбление и обиду, возмущен.
– Всё уже давно на цифре… – Она комкает в руках билет – «проходной» в музей картин. – Только не скажи, что ты не в курсе!
Василий смотрит на билет в ее руках, и чувствует, как складки кожи на его лице мнут пальцы веселой незнакомки.
– На цифре?…
– …фотоснимки и все такое, музыка опять же… – Она взглянула откровенно удивленно поверх очков синевою своих глаз, – старые носители объемны и непрочны…
– Непрочны, – Василий в страхе и отчаянии потрогал свое «бумажное» лицо, услышав звук зажженной зажигалки во дворе музея сквозь закрытое окно, вздрогнул ощутимо и видимо заметно для нее.
– Да ты, дрожишь весь! – Она удивилась искренне взяв за руку его, за локоть, взглянув при этом в потемневшее окно. – Погода…, сама порой страдаю от ее ненастья… напротив ресторан с открытой кухней, идем? – Ее глаза озерами приглашения расплылись, визуально контактируя с восприятием Василия. – Я приглашаю…
– Идем… – не то спросил он, не то приглашение принимая.
Перешли через улицу, вдвоем шагая в ногу, старыми друзьями, приняв дары природы, мягкий ветер, лояльность солнца, и все улыбки мая близ них торопящихся прохожих.
Сели у окна. Столик на двоих. Мыслям тесно роиться и разниться в Василия голове. Попытку от их мозговой стенографии отвлекает огонь – пламя кухни и им буквально жонглирующий повар, с виду мараканец…
– Может сесть поближе к огню, тебя колотит как лист осенний на ветру… – она заботой всего Минздрава приблизилась насколько позволял стол разделявший их и ее вздымающаяся в дыхании грудь.
– Не надо… – Василий «избавляясь» от груди поискал глазами огнетушитель, нашел – на стене в нише с декором под цветочную корзину, вздохнул облегченно, – я нейтрален и люблю прохладу, а дрожь… мое второе состояние…, а может даже чувство.
– А первое? – Она улыбнулась, пурпуром окрасив свои щеки.
– Любовь… – Он соврал внезапно для самого себя. – Невинно первая и пылкая любовь…
– Как ты узнал? – она еще пунцовей покраснела и, взяв меню смочила палец; страницы сканируя листает. В глаза взглянула испытаньем. Вдруг руку протянула через стол. – Люба… – и развеяла его недопонимание. – Любовь – меня зовут.
Василий тут же пожалел о лжи своей и вздохнул полу обреченно глядя на снова смоченный ею палец в нежном проеме губ и последующий переворот страницы меню. И ощутил, как промокает ее слюной смоченная кожа его ладони в рукопожатии секундой назад произведенного знакомства.
– Василий… – запоздало представился и он.
– О-о-о! – Она оторвалась от знакомства с меню вернувшись к реальному друг другу представлению. – Как деда моего. Видишь сколько общего уже меж нами… явный знак. Или ты не веришь в знаки?
– Вера… – Василию кольнуло в сердце упоминание имени любимой, – понятие абстрактное и субъективное для каждого индивидуума своя…
– Готов поспорить?
– Нет. Просто обсудить…