– Так пел ты раньше?
– Я подозреваю, что вы и так знаете ответ.
– Знаю. Хотела услышать от тебя?
– Пел. В мальчишеском хоре.
– Долго?
– Два года.
– Удивительный ты молодой человек, Антон.
– Думаете?
– В четверг будешь петь.
– Нее…
– При всех.
– Тем более не буду.
– Я постараюсь пронести диктофон, чтобы записать твой голос. А потом разобрать по полочкам – сильные и слабые стороны. Решено.
– Ничего не решено. Я не согласен.
– У тебя время до четверга. Выбери любимую песню. И не смей отказываться. Это надо не мне, а тебе.
– Уверены?
– Я знаю. На этом урок окончен. До свидания.
– До свидания.
После освежающего душа Антон побрился, обильно смазав лицо приятно пахнущим лосьоном, и в прямом смысле выпорхнул из ванной комнаты под величественную музыку Нино Роты, написанную для классического кинофильма «Крестный отец».
Надел чистую белую футболку, спортивные серые штаны и натянул на голову новую бейсболку. И продолжая насвистывать, взял с комода ключи от квартиры и задумался, глядя гитару, висевшую в углу комнаты.
– Не глупи, – сказал сам себе Антон, перекинув все-таки за спину инструмент, и вышел из квартиры навстречу к девушке, в которую обещал не влюбляться.
Но разве сердцу прикажешь?
Это уже четвертая встреча. Четвертое свидание.
Они подолгу разговаривали, гуляя по больничному парку (и вчерашний мелкий накрапывающий дождь был не помехой).
Катя, в основном, рассказывала по свою дружную и любящую собираться по праздникам семью, про Бима, про собачьи выставки, про увлечения – дайвинг и рисования.
Антон был менее красноречив и нехотя рассказывал о себе, но Катя умела расшевелить и ворохом вопросов вытянуть из него частичку своего мира.
По правде, Антон впервые так привязывался к человеку, особенно к девушке, обладающей естественной красотой и острым умом, способной понять его, по сути, незнакомца. Он сам часто не понимал себя, свои поступки, решения. А она читала его, словно открытую книгу, и с легкостью объясняла, что и откуда возникало в его жизни. Даже объяснила ему, куда надо стремиться, чтобы стать свободным.
– Ты играешь на гитаре и поешь? – удивленно спросила Катя.
– Есть такое, – сознался Антон, не понимая, как умудрился проболтаться.
– Ах ты, молчун! Завтра жду тебя с гитарой и красивой песней в твоем исполнении. Завтра последний день моего заточения – устроишь мне праздник.
– Тебя выписывают?
– Да. Как вы без меня на воскресном ужине?
– Без тебя – никуда. – Молчание. – Катя, если что… я на улице не играю.
– Для меня ведь можно сделать исключение? Разве ты откажешь мне?
– Нет.
– Конечно, нет. Я знаю, что не откажешь. – Катя улыбнулась и захлопала в ладоши. – Ура, завтра для меня споют! Прям так романтично. Уже жду завтрашнего дня.
– Я завтра не приду, – пошутил Антон.
– Только не приди, я все равно найду тебя.
– Не сомневаюсь даже.
– Я такая.
Завтра уже наступило. Он уверенной походкой шел к больничному городку, а за спиной – спрятанная в чехол гитара. Антон играл исключительно дома, для себя, иногда для отца, и не думал, что-либо менять.
Катя уже ждала его. На ней – футболка без рукавов, солнечная и пышная юбка до колен, открытые телесного цвета босоножки. Легкий почти незаметный макияж. Волосы собраны в тугой хвост.
– Привет, – шепнула она, махнув рукой. – Все–таки пришел с гитарой. Не убежал.
– Привет. Куда мне теперь бежать? – Антон сам заметил для себя, что стал чаще улыбаться. – Тебя уже выписали?
– Как видишь. Выписали еще утром.
– Утром?
– Я уже дома была и вернулась сюда. Удивлен, да?
– Еще бы тут не удивиться.
– Сегодня наша прогулка не ограничиться двумя часами и территорией больничного парка. Предлагаю сходить в литературный сквер, где обычно немноголюдно.
– Принимается. Пойдем?