Ночная прогулка

– Интересно. Пускай Катя сначала порадуется, потом я.

– Пока она там одевается, прихорашивается, – Настя вынула платье из пакета – тоже длинное, в горошек, со стильными воротником-бантом и женственными оборками. – Чудесное, да?

– Чудесное, – согласилась Аня.

– Иди уже померь его, не томи.

Платья подошли идеально, словно были сшиты под заказ. Катино платье идеально подчеркнуло ее фигуру с узкой талией и длинными ногами, придавало выразительность ее зеленым влюбленным глазам, а разноцветный орнамент подчеркнул ее воздушность, красоту – цветущую молодость. Другое платье в горох наоборот умело скрыло все недостатки фигуры и открыло миру женственность и царскую грацию Анны Владимировны. Анастасия еще заставила Анну расправить длинные русые волосы, забранные в пучок; волосы легли на плечи и осветили ее образ.

– Прятать такие волосы – чистое преступление! Согласна, Катя?

– Я всегда так говорю.

– Красавица – одним словом!

– Ох, не надо вгонять меня в краску, – сказала Анна.

– Папа сейчас не узнает нас.

– Девочки, – Анастасия смотрела на зеркальное отражение, в котором, обнявшись, стояли три женщины в платьях, – теперь мы выглядим сногсшибательно, и можем со спокойной совестью встречать гостей.

– Хрень какая–то, – в конечном итоге рассердился Геннадий Петрович, бросил на диван ремень и начал снимать черные отутюженные брюки. – Сначала просишь меня пойти. А сейчас сам не хочешь. Так дела не делаются, епта.

– Планы изменились, – ответил Антон, бреясь в ванной комнате, совмещенной с санузлом. На его талии – полотенце, скрывающее наготу. Он щурился, от влажности стекло запотело.

– Понял, не дурак, – Геннадий Петрович ворвался в ванную. – Знаешь, сколько раз я менял планы, будучи влюблённым в твою мать?

– Нет.

– Конечно, откуда тебе знать? Тебя даже в мыслях не было.

– Мне неинтересно.

– Слушай ты меня растормошил, нацелил так сказать на некую очень жаждущую любви мадам…

– Батя, хватит!

– Не затыкай меня! – рявкнул Геннадий Петрович и продолжил. – Сам напросился. А теперь будь добрым посмотри на меня и выслушай.

Антон отложил бритву, побрившись лишь наполовину, и злобно посмотрел на отца, держа свои эмоции при себе, не хватало еще ругаться, и спросил:

– Доволен?

– Почти.

– Ну, говори.

– Ты повздорил с Катей. Понятно дело. Который день ходишь сам не свой, озлобленный и подавленный – надо быть идиотом, чтобы не заметить. Три дня я пытался с тобой говорить. Но… то ты не хотел идти на контакт. Ладно, проехали. Говорю – сейчас. Если ты думал, что у Вас у молодых все будет ровно – хрен ты угадал.

– Отец, да ты философ?

– Я не слышал. Продолжу. Не будет всегда идеально – запомни. У всех пар – проблемы, обиды и ссоры. Мы с мамой до твоего рождения частенько ругались. Причем ругались из–за собственного эгоизма. Один раз вообще сильно разругались. Кстати, я был мудаком, поэтому и разругались. Не ценил ее, как должен был. Помню, как она сказала: «Закрой свой грязный рот – и проваливай, жалкий урод!». Обидно было. Но отрезвляюще. Я ушел в тот вечер и нажрался как свинья. Пробудившись утром, я знал, что приду и буду умолять её, буду просить прощения. В ноги брошусь, не смотря на гордость.

Молчание.

Геннадий Петрович, взял пачку сигарет, лежавшую на бачке унитаза, – и закурил. Воспоминания оживили покойную жену. Он любил ее. Даже тогда, когда шли черные полосы. Она была больше, чем друг, жена. Она была неиссякаемым светом, который направлял его по жизни, оберегал, дарил силу и надежду.

– Я к чему эту тираду? Я любил твою маму, поэтому менял планы по жизни, только когда она просила. Понимаешь меня?

– Понимаю.

– Я не спрашиваю, любишь ты Катю или нет. Не дождешься. Просто скажи, как мужик мужику – ты готов поменять планы на сегодняшний вечер? Если – да, я все пойму. Разденусь. И спокойно пойду смотреть телик, епта.

Теперь молчал Антон. С его лица стекала пена для бритья.

– Так и будешь молчать?

– Не знаю, как сказать.

– Расслабься, а не то мы сейчас тут задохнемся, – пошутил, чтобы разредить обстановку, Геннадий Петрович.

Антон рассмеялся.

И когда смех отступил, Антон обнял растерянного и не ожидавшего такого поворота событий отца, и просто сказал:

– Спасибо, пап.

– Да не за что.

– Я тебя люблю.

– Я тебя тоже, мой мальчик.

Они похлопали друг друга по спине, нервно смеясь и чувствуя себя намного лучше, чем мгновение назад и отпрянули друг друга, словно ничего и не было.

Геннадий Петрович бросил недокуренную сигарету в унитаз и пошел надевать штаны.

– Пап…

– Да?

– Не будешь меня заставлять надевать галстук или бабочку?

– Нет. Обещаю.

– Хорошо.

Арсений пришел за час до назначенного времени, чем приятно удивил Анастасию. Он много высказывался, что приходить заранее на семейные праздники традиция крайне сомнительная, от которой надо отказаться. То есть по его личным соображениям опаздывать на встречи – это и есть хороший тон.