Ночная прогулка

Арсений был высоким, хорошо сложенным, однако сутулым от часто пребывания за компьютерным столом и бледным по той же самой причине молодым человеком с проницательным взглядом и пытливым умом. Он часто пребывал в раздумьях, отчего его лоб прорезали неглубокие морщинки. Он носил далеко от современных стандартов красоты длинные усы, уходящие в бакенбарды, на голове – копну, скрывающих уши, русых волос. Одежда соответствовала старомодному образу: светло–коричневые брюки, застегнутая на все пуговки белая рубаха, серый замусоленный кардиган.

Как полагается Арсений со всех поприветствовал и осторожно так спросил у Виктора:

– Дядя Витя. Кстати, ээ… как его, забыл…. Антон – спаситель придет?

– Да.

– И как он вам?

– Один раз видел. И очень много наслышан.

– Катя про него рассказывала?

– Скажу по секрету, кажется, моя дочь в него по уши влюбилась.

– Ничего себе…

– Но я тебе ничего не говорил. Окей?

– Окей.

Они вошли в дом, Виктор направился на кухню, а Арсений пошел искать Катю, чтобы успеть уединиться с ней до прихода особо почетного гостя.

Катя спряталась в своей уютной комнате на втором этаже.

Она думала о том, что будет говорить гостям, если Антон не придет, а она была уверена, что он не придет. И от этого еще больше расстраивалась.

Улыбаться сквозь слезы с ноющей болью в сердце всегда тяжело, а самым близким людям – вдвойне. Виктор уже обо всем догадался, просто не подавал вида. Так уж было заведено между отцом и дочерью, причем молчаливым согласием – он не вторгается в ее личное пространство, пока она сама не захочет излить душу. За это Катя уважала отца, который, в свою очередь, внимательно ее слушал и высказывал собственное мнение на всплывающие проблемы, причем без лишних нравоучений.

Еще утром, до дневной суеты, заваривая себе очередную порцию кофе, Виктор спросил у Кати:

– Все нормально?

– Да, пап, – она допивала апельсиновый сок, отложив мобильный телефон.

– Уверена?

– Ну да…

– По тебе не скажешь.

– Сейчас приведу себя в порядок и не буду такой растрепанной и бледной.

– Прическа и косметика, подозреваю, не помогут.

– Помогут. Не переживай. И не думай обо мне. У кого сегодня день рождения?

– У кого? – Виктор налил в крохотную чашку крепкий черный кофе. Глотнул. – Хорошо!

Виктор сел напротив Кати – за круглый кухонный стол, заправленный матерчатой кремовой скатертью и украшенный вазочкой с благоухающими садовыми розами.

– Прости, что лезу. Не хочу, чтобы ты сегодня грустила и истязала себя.

– Обещаю, не буду.

– Хорошо. – Виктор понял, что Катя не хочет открываться ему и потому сменил тему. – Не верится, что мы встретились шестнадцать лет назад. Шестнадцать!

– И мне.

– Что-нибудь помнишь?

– Горячее какао.

– И все?

– Отрывками. – Она задумалась. – Но больше всего запомнился портрет красивой женщины, вкусный какао и мягкое кресло, в котором я уснула. А ты все помнишь, да?

– Словно это было вчера.

Он нисколько не лукавил. Эти воспоминания были особенными, настолько теплыми и нежными для дел сердечных, что не раз помогали ему справляться с депрессией.

– Не удивил. Учитывая, как часто ты рассказывал эту историю на разных семейных праздниках.

– Можно признаться?

– А взамен ты не потребуешь от меня откровений?

– Нет.

– Тогда давай.

– Что–то или кто–то подсказало мне не отпускать тебя, когда ты уснула на кресле, а я смотрел на тебя и не мог налюбоваться этим прелестным личиком. – Виктор взял холодную руку дочери и нежно поцеловал её. Катя в ответ обняла Виктора и положила голову на его плечо. – Не объяснить словами.

Виктору не хватает слов, объяснить ей, как он любит – всецело и всеобъемлюще. Как отец дочь – просто так. А нужны ли слова, когда и без слов все ясно?

Когда постучали в дверь, Катя вздрогнула, вернувшись из воспоминаний в реальность.

– Да, войдите? – сказала она, успевая убрать с лица выбившиеся пряди волос и натянуть полуулыбку.

– Можно побеспокоить?

Арсений вихрем ворвался в ее владения.

– Ой, Арсюшка. – Они обнялись, посмотрев друг на друга, оценивающее и в то же время скованно. – И давно ты носишь такие шикарные бакенбарды?

– Месяца три, – просиял Арсений и уселся на плетеный стул. – Тебе нравится?

– Очень.