Река времен. Портной

Река времен. Портной
Вера Капьянидзе

Мы живем, не ощущая себя созидателями истории. А ведь это так очевидно – она вокруг нас, и каждый наш день – как ее кирпичик. Эта книга об истории жизни одной семьи, начиная с 1910 года. Первая ее часть – "Портной" – о жизни одного поколения – основоположников семьи Шепелевых.

РЕКА ВРЕМЕН

Река времен в своем стремленье

Уносит все дела людей

И топит в пропасти забвенья

Народы, царства и царей.

Г.Державин

.

Во все века ясновидцы и кудесники всех мастей пугали концом света, но назло всем предсказаниям крутится наша старушка планета. И течет бесконечная река времен. А мы – мельчайшие капли в ней. И нет числа этим каплям! Эти животворящие капли-судьбы сливаются в капилляры, артерии, вены, образуя семьи, кланы, фамилии и династии, пополняя реку времен. И до той поры, пока эти капли в движении – будет жить и наша планета.

Но, как гласит китайская мудрость: «Камни прошлого – это ступени к будущему». И каждому интересно: а что же было там, в невозвратном временном пространстве, в самом начале, в истоке наших родовых потоков? Как жили наши предки в далеком прошлом, уже ставшем историей?

Строго смотрят они на нас с пожелтевших от времени фотографий. Глядя на их суровые лица, понимаешь, что именно они ваяли историю, будучи современниками судьбоносных событий. Что мы по сравнению с ними? Мы просто живем: работаем, любим, растим детей, болеем, решаем какие-то мелкие насущные проблемы. Увы, времена не выбирают, в них живут и умирают. А может быть, и наши предки просто жили, не взирая на времена и события?

ПОРТНОЙ

I

Вечерело. Солнце лениво заваливалось за потемневшие воды Кубани. На хуторе Романовском пастух прогнал стадо, уже улеглась пыль, поднятая сотнями копыт, затихло ленивое мычанье коров и призывные окрики хозяек, зазывающих домой своих кормилиц. Отзвенели веселые молочные струйки по подойникам. Печально вздыхая в хлевах, сладко пахнущих свежим сеном и парным молоком, коровы грузно оседая, устраивались на ночной отдых.

Кое-где в домах уже теплился слабый свет трехлинеек. Семья Барабашевых, как и остальные хуторяне, собирались вечерять. Анна накрывала на стол, когда на крыльце послышался стук оббиваемых от пыли сапог. Анна выглянула в окно, не узнавая походки мужа.

– Ох, батюшки-светы, гостюшка к нам! Нюся, поди сбегай за отцом. Он на берегу, лодку смолит.

– Здравствуйте, дядька Никола! Проходьте, проходьте в дом, я за тятей побежала.

Николай долго смотрел вслед племяннице, улыбаясь и удивленно качая головой.

– Анют, выйди-ка, слей мне!

– Опять, что ли на паровозе приехал? – вышла на крыльцо с кувшином Анна.

– А то на чем же еще? Да неужто, на телеге трястись целый день, когда такая чудо-машина есть?

– И не боисся? Я как вспомню, как мы к вам на свадьбу ездили, инда сердце заходится. Дымища, искры в разные стороны летят, а сам весь черный. Не к ночи будь сказано, как из пекла вылетел. А мы-то, – расхохоталась Анна, – сами не лучше его приехали – в саже все, как из преисподней.

– Неча было в окна высовываться. – Усмехнулся Николай. – Зато вот сели и тихо спокойно доехали. Ни тебе ухабов, ни рытвин. И лошаденку не надо мучить.

– Так интересно же было поглядеть… А то может, в баньку пойдешь? У меня чугунок воды в печи стоит.

– Да нет, я так, пыль чуток смыть. – Отказался Николай.

– Ну, здравствуй, что ли, сестра! Как здоровье-то? – обнимая Анну, поинтересовался он. – Исхудала совсем, смотрю.

– Ох, Никола, и не спрашивай. Худо мне совсем. Видно, зря я Ванятку в такие годы рожать удумала. Все после родов никак в силу не войду. Да Петр уж больно просил казака ему родить.

– Ты что несешь-то? – Осерчал Николай. – Тебе Бог ребеночка дал, а ты казнишься. Грех-то какой! Выкинь эти мысли из головы. Ребенок – это Божий промысел, и не тебе судить зря или не зря. И мужика не кори за то. Ты вон себе помощниц наделала, а ему как быть? Как казаку без помощника в дому? Да и какие еще твои годы? Ты лей, лей!

– Да как какие? Уже четвертый десяток давно разменяла.

– Рази ж это годы? Еще баловство одно, поди, на уме-то? – хохотнул Николай, шумно отфыркиваясь от воды. – Ох, хорошо-то как!

– Оставь, – остановила Анна брата, увидев, что Николай потянулся за пропыленной рубахой, – я тебе Петину дам. Пойдем в дом-то, застынешь еще. Вечера ныне прохладные.

– На вот, – Анна вытащила из сундука чистую рубаху. – Поди, в пору будет, а твою простирну, за ночь просохнет. Все ты правильно гутаришь, Никола, да только после родов здоровья совсем не стало, чахну. Боюсь, как бы сиротой не остался. И сам Ванятка болезный растет.

– Чего ты несешь-то? Сиротой… – досадливо махнул головой Николай. – Говорил тебе, приезжай к нам в Екатеринодар. В больничку бы устроили, глядишь, все по-другому вышло. Может, сейчас поедешь, хорошие врачи посмотрят?

– Не привычные мы к вашей городской жизни, мы уж по старинке.

– Вот я и говорю, все как дикари живете. Паровоз вам пустили, вы его боитесь, пуще огня, от больниц как черт от ладана шарахаетесь.

– Да ходила я к фельшерице. – Безнадежно махнула рукой Анна.

– Ну и что говорит?

Из боковой комнаты вышла Настя с только что проснувшимся Ваняткой.

– У них один разговор: золотуха, дескать, – забирая ребенка у Насти, вздохнула Анна. – Вон, вишь, скоро два годочка, а он и не думает ходить. Беда! Все руки уж оттянул. Хорошо, хоть няньки есть.

– А про тебя фельдшерица чего гутарит?

– Да кто ж знает? Говорила что-то, только я по-ихнему, по медицински не бельмеса не понимаю. Вон пилюли выписала какие-то. Попью, вроде как полегчает, а потом опять все то же. То бок правый болит, а то все нутро так схватит, что и вздыхнуть не могу. Насть, ты спустись в погреб, сальца да солонинки принеси. А сперва-то в огород, пока не стемнело, огурчиков, помидор да зеленухи какой набери. Давай-ка доча, стол надо накрыть. Что ж не сообщил, что едешь-то? Я бы гусака зарубила, да пирог затеяла.

– Да не суетись ты, Анютка. Не гостевать я приехал, по делу. Ты мне лучше молочка парного налей. Сто лет не пил.

Анна кивнула Насте, та тут же принесла из чулана дяде кринку с молоком, накрытую марлечкой и большую кружку.

– На-ка вот тебе подарочек от меня. – Николай вынул из-за голенища сапога холщовый кошелек и вытащил из него сторублевку.

– Да что, ты, братец! Такие-то деньжищи!– ахнула Анна. – Да и не обедняли мы покуда. Петруша довольствие казацкое получает. Живем – грех жаловаться. Девчонки вон и в гимназии учатся на царевом обеспечении…

– Бери, бери. Раз даю, значит есть с чего. Заказ выгодный был, и заказчик не из бедных попался. Мабуть и вы когда мне чем поможете. Девчонкам обновки какие справишь. Им сейчас много чего надобно, не то, что моим ребятам. Тебе сейчас деньги в самый раз придутся, – хитро подмигнул Николай.

– Это ты о чем? – не поняла Анна.

– Да это я так, к слову. – Отмахнулся Николай. – Ох, и девки-то у тебя хороши получились! Красавицы! – наливая молока, похвалил Николай.

– Ну, спасибо тебе, братец за такой подарочек. Царский прямо.А девчонки что? В баушку, знать, пошли. Баушку-то нашу – гречанку, помнишь, поди? Ай не зря же дед ее с какой-то Крымской экспедиции умыкнул! Всю нашу породу красотой одарила.