Пообещай

– А-а-а, – Калея прищурила глаза, – я поняла! Ты метишь на место в Верховном Конгломерате, выслуживаясь сверхурочно, так?

– Наверное.

Лучший способ запутать чье-то любопытство – это соглашаться со всем сказанным.

«Место в Конгломерате?» Творить Небесное Законодательство? Вот это точно скучно.

Эмии вдруг подумалось о том, что девяноста семи единиц манны хватило бы Дарину для того, чтобы продлить жизнь до «бесконечности». Человеческой, конечно же. Если бы он принес их к Жертвенным Воротам…

А в памяти опять фото.

– Я обедать. Идешь?

– Через пять минут.

– К нам в отдел пришел новенький, хочу посмотреть.

– Расскажешь потом…

Конечно, расскажет – не сможет не рассказать.

– Если не просидишь тут до вечера, увидишь его сама. Говорят, красивый неимоверно – златогривый, крепкий, ляжками похож на кентавра.

– Очень… сексапильно, – пробубнила Эмия безо всякого интереса.

– В общем, жду внизу.

– Угу.

«Девяносто семь единиц».

У нее в запасе будет сто своих. Если… Если…

Нестабильно и часто забилось любопытное сердце.

«Интересно, можно ли с собой прихватить еще девяносто семь?»

* * *

Жуя листья салата в ресторане, она выглядела так сосредоточенно, будто проворачивала в уме схемы строения Вселенной.

«Девяносто семь – мало».

А если форс-мажор? Приступ агрессии, вспышка ярости, случайно вырвавшееся проклятье? И минус драгоценные крохи сияющей субстанции – Эмия однозначно должна иметь в запасе не меньше ста единиц. Лишних. Их нужно сразу же «законсервировать» на точных условиях передачи…

Черт, она собралась на Землю?

– … ты меня слушаешь? Говорят, если намазать его на запястья, то всему телу такие ощущения, как мурашки, только частые и яркие…

Эмия не слушала. Ни про чудо-крем, ни про новую колесницу Эриоса, ни про возможности левитирующих Богов дышать под толщей речных вод – «ведь они тогда и в бассейнах смогут, представляешь?»

Чушь какая… При чем здесь бассейны?

Что она помнит о наказании Эфин, преступивших закон? И преступление ли это, если она захватит с собой лишний сосуд с манной? Нужно вечером больше узнать о развоплощении – правила, запреты, ограничения… Чтобы без сюрпризов.

– Вот он! – зашептала Калея так громко, что вся женская половина ресторана моментально повернулась и посмотрела на вход. – Зареон, наш новенький!

Со всех сторон ахали, сладострастно содрогались, обмасливали взглядами высокого и ладно сложенного мужчину. Сладко в предвкушении чмокали напомаженные губы; тек по залу шепоток с придыханием.

Эмия смотрела на парня с золотистыми волосами до плеч, как на старый поцарапанный комод, заполненный макулатурой, – не на Зареона даже, сквозь него. А заодно сквозь стены ресторана и пространство Астрея – на воображаемое лицо Дарина, прототип которого существовал где-то на Земле.

И бился в уме один-единственный лишенный логики вопрос: ей будет с ним рядом так же… как с Павлом во время последнего танца?

* * *

Первая тысяча лет – ваш «век» развлечений, учили Старшие Боги. Наслаждайтесь праздным бытием и ничегонеделанием. Отдыхайте, воспевайте Создателя, творите, восхищайтесь, живите в радости – заслужили.

Старшие призывали молодых поклоняться Кронису – Богу времени – тому, кто лично отбирал души, которым предстояло обрести божественное воплощение.

Эмия, Калея, Зареон, Юпитрес и еще десятки им подобных – молодняк. Когда-то в далеком прошлом люди, достигшие «земного» просветления, те, кто набрал максимальное количество манны благими поступками.

Заслужили…

«Пройдут годы, и ваша праздная жизнь дополнится ответственностью – вы приобретете новые роли в повелевании людскими судьбами, обретете могущество…»

Могущество Эмию пока не интересовало. А вот определение «пройдут годы» навевало на нее такую пресную скуку, какую не навевала бы обещанная следующие три тысячи лет по утрам сваренная на воде овсянка.

Пройдут годы…

Если Кронис когда-то ее отобрал, значит, чувствовал в ней божественный потенциал.

Однако, похоже, не учел того, что Эмия в роли человека не нагулялась.

* * *

– Снова стать этим человеком? Ты уверена, Эфина?

– Уверена. И дай ему полный доступ, как в прошлый раз.

– Я уже говорил, что полный доступ более невозможен.

– Дай максимально полный из дозволенного. И просто побудь им.

Павл будто ревновал.

– Давай, я жду.

Вздох, раздражение, насупленный взгляд – нет, она позволила этому роботу выказывать слишком много эмоций.