Буржуй ищет таланты

– А разве лошади едят куриц? – безучастно спросила Принчипесса.

Но Веро уже ничего не слышала. Рухнув на кровать, она сразу же провалилась в сон, и даже запах псины, приползшей к ней под бок, не смог разуверить ее в том, что спать – это счастье.

Глава 2

Проснулась Веро посреди ночи, оттого что кто-то тыкался в нее мокрым носом.

– Буржуй! Прямо в шею! Фу-у-у…

– Фу не фу, – сонно пробормотал пес, – а я не виноват, что тут тесно.

Развалившись, он занимал полкровати, подмял под себя одеяло и все время толкался. Веро приподнялась, потрясла головой и тупо уставилась на собаку.

«Надо бы его подбросить к Принчипессе».

Буржуй довольно заурчал и перевернулся на другой бок. В темноте он казался особенно крупным.

«Ладно, – поморщилась Веро. – Схожу сначала водички попить».

Кое-как одевшись и натыкаясь в потемках на углы, Веро поплелась туда, где в череде обрывочных воспоминаний Хорошая искала курицу. Сделав несколько шагов, она поняла, что толком ничего не помнит, налетела в темноте на дверь, распахнула ее и оказалась на улице.

В лицо тут же дунул теплый ветер. Веро зажмурилась от удовольствия из заулыбалась. Это была чудесная ночь. Такая дивная ласковая ночь, какая бывает в середине июля, когда переполняет счастье оттого, что впереди еще половина лета и много-много теплых дней.

Веро вдруг очень захотелось с кем-то поговорить. Душа просто жаждала поделиться счастьем и, значит, надо было кого-нибудь разбудить… или попытаться справиться с легким нетерпением оттого, что всем хорошо, все спят и не ведают бессонных мук… В общем, надо было кого-нибудь разбудить.

Размышляя так о жизни, Веро медленно спустилась со ступенек и неожиданно наткнулась на Лошадь. Поджав под себя ноги, Лошадь мирно спала у крыльца, возвышаясь недвижимо и величественно, как скульптура благородного скакуна. Веро даже остановилась полюбоваться, так контрастировал ее прекрасный образ с хамоватой кобылой накануне.

– Лошадь! – обрадованно распахнула объятия Веро и, немного опьянев от воздуха, почти свалилась на нее со ступенек, – Лошадь!

– Я сплю… – недружелюбно отозвалась Лошадь и недовольно подергалась.

– Да ладно тебе, сплю, – Веро тут же улеглась рядом на траву и посмотрела в небо, все небо было усыпано звездами. – А ты проснись! Смотри, какая ночь! А может, тебя почесать? Вон, у тебя шерсть на гриве скаталась.

Лошадь открыла один глаз, и этот глаз был непоколебим.

– Меня нет.

И стало ясно, что если Веро поднажмет и Лошадь откроет второй глаз, то приятная беседа все равно не завяжется. Образ скакуна развеялся, и оказалось, что это та же недавняя Лошадь, та, что не тратит время на реверансы и еще недавно без стыда жрала клубнику на хозяйской грядке.

«Клубника!» – с восторгом подумала Веро и, поднявшись, стала старательно вытирать руки о штаны.

– Слушай, дорогая, ты бы помылась, а? Я бы не сказала, что от тебя розами пахнет. Хочешь, помогу? Шланг принести?

Лошадь закрыла глаз. Разговор был окончен.

«Клубника, клубника! – воодушевленно огляделась Веро, и ей показалось, что даже в воздухе запахло чем-то сладким. – Кажется, клубника была за домом».

И став на цыпочки Веро тихонечко обошла дом.

За домом действительно зеленели грядки. Веро несколько раз прошлась туда-сюда, высматривая клубнику. На грядках симметрично были высажены саженцы деревьев – однолетних, что поменьше ростом, и двухлетних, что заметно крупнее. Клубники не было. Зато лежало ржавое ведро. Веро перевернула его и села, подперев голову. В задумчивости сорвала и зажевала петрушку. Яркая полная луна как фонарь освещала огород. Теплый ветерок обдувал лицо. Где-то в кустах ненавязчиво трещали цикады. Лучше бы Росомаха телят разводила – однолеток или двухлеток – их хотя бы по загривку приятно потрепать, они в ответ руку лизнут, вот уже и общение, а что толку в саженцах… И, подумав еще раз про загривок, Веро мысленно передала привет Лошади и снова вытерла руки о штаны.

Вдруг рядом за кустом сирени раздались какие-то шорохи. Словно кто-то что-то ел, и ел с большим аппетитом. Стараясь не шуметь, Веро поднялась на цыпочки, раздвинула ветки и замерла, гоня прочь досадные слова, которые тут же в очередь выстроились.

Очертания были неточные, но образы заманчивые. За кустами росла роскошная ветвистая яблоня, а на ее пригнутых к земле ветках висели большие сочные яблоки. А досада была в том, что пахло не то сеном, не то навозом, и под деревом стоял теленок и с умиленьем объедал ветки. И что тут скажешь? Яблоню он первый нашел.

«Двухлетка, – сразу мелькнула в Веро мысль, – или однолетка. Но крупная. Как сердце чувствовало. Скотина… Аж глаза закрыл от удовольствия».

Теленок был здоровый, упитанный, с блестящей черной шерстью и белой звездой на лбу. По звезде Веро определила, что парень одаренный и место у яблони просто так не уступит.

«Гаденыш, – обиженно шмыгнула она носом, – пока он себе брюхо наполнит, утро наступит».

Но впечатления на этом не закончились – земля задрожала, кусты заходили ходуном, и откуда ни возьмись теленку навстречу выскочили два маленьких пони. Пушистых и ужасно милых, словно пара белых рукавичек.

«Здесь очередь!» – взревела душа, но взывать к справедливости было некому. Храбрость вместе с Веро в кустах сидела.

Лошадки воровато огляделись, закивали головами, приветствуя теленка, и тихонько заржали. Теленок тут же насторожился, пошевелил ушами и сказал лошадкам:

– Тс-с-с…

Те примолкли, подбежали и с довольным чавканьем стали подбирать разбросанные по земле яблоки. Тыкались носом в траву, фыркали от удовольствия и боками задевали теленка. Тот начинал ворчать, как старший брат, радел за дисциплину, но самые спелые яблоки незаметно в их сторону откатывал.

Теплый летний воздух стал прохладнее, скоро должно было светать, но никто и не думал расходиться. Веро, зевнула, и, решив, что ей пора возвращаться, стала осторожно пятиться назад, Но вдруг земля снова ходуном заходила. Лошадки насторожились. Из-за кустов наперевес с ружьем выскочил, видно, хозяин этих лошадок. Веро так решила, потому что он быстро всех оглядел, признал, что да, свои, сдвинул брови и прошипел строго:

– Та-а-ак!..

Грозно сложив на груди руки, Лошадник незаметно бросил взгляд по сторонам. Он не то чтобы их ругать собирался, он беспокоился, чтобы тут их всех вместе облава не накрыла.

– Я сказал – та-а-ак!.. Вы совсем обалдели?! Позорите меня, по чужим огородам шастаете! А если кто увидит?!

Лошадки оторопело на него уставились, видимо, не ожидая нагоняя, а потом вдруг взвизгнули как барышни и, задрав юбки, прыгнули в кусты. Решив, что он навел хоть какой-то сносный порядок, Лошадник одобрительно хмыкнул и вопросительно перевел взгляд на теленка. Теленок даже не шелохнулся. Так и стоял, продолжая жевать яблоко. Откровенно чавкал, ничего не боялся, и на морде у него было написано явное обожание к Лошаднику. Он у хозяина в любимчиках ходил, это сразу было видно. Они даже в чем-то были похожи. У Лошадника была такая же крепкая, как у теленка, шея, небрежная щетина и бесстрашный взгляд голубых глаз. Такой знакомый взгляд, словно Веро его еще у кого-то видела.

– Не стыдно, Григорий?! – донеслось до Веро. – Сам-то поел, а вернешься, как подругам-коровам в глаза смотреть будешь? Думаешь, они не узнают, по каким ты огородам шатался?! Это же женщины! Так что жуй не жуй, а хотя бы по яблочку девушкам насобирать надо.

После этих слов, Лошадник достал из кармана мешок, хорошенько его встряхнул, и еще раз оглядевшись, принялся яблоки собирать.

…И хоть очень спать хотелось, Веро не смогла сдержать улыбки. Ей вспомнилось, как однажды в конце дня на кухню заявилась Хорошая. Постояла, оценила обстановку и также деловито достала мешок. В углу стоял ящик с залежалым хлебом, его по вечерам со всем мусором выбрасывали. И вот тогда Хорошая, не смущаясь, подошла к этому ящику, села на корточки и стала этот хлеб в мешок перекладывать.

Веро как сейчас видела: Робертино только что последнюю сковородку на полку поставил. Заметил Хорошую, снова взял эту сковородку, победно по ней ударил и, сам не веря, что так удачно случай подвернулся, направился к Хорошей. Та уже почти полностью мешок набила, когда ей Томми испуганно посвистел. Хорошая тогда быстро вскочила, прижала мешок к груди и бесстрашно взглянула на повара.

– Это уткам… – сказала она.

Робертино, уже почти замахнувшись сковородкой, замер. Губы его дрогнули, сковородка выпала из рук. Цзын…

– …уткам на пруду, в парке, – не опуская взгляд, угрюмо повторила Хорошая. – Их там целый косяк зимует. Худые все.

Робертино молчал, наверное, еще секунд тридцать. Потом, чтобы не терять лицо, неодобрительно хмыкнул, поднял сковородку и с силой зашвырнул ее в мойку. Снял фартук, хлопнул дверью и пошел домой, ни с кем не прощаясь. А потом каждый вечер на лестнице оставлял пакет с остатками хлеба, на котором было написано «Для уток и любой другой живности» и всегда страшно ругался, когда говорили, что это он…

…Еще раз улыбнувшись, Веро сделала шаг назад. Ждать, когда теленок будет сыт и коровам гостинцы насобирают, уже не было никаких сил. К тому же Лошадник достал второй мешок и стал набивать его без видимых угрызений совести, и, как там дальше дело пойдет, и не станут ли они после этого деревья выкапывать, Веро не знала. Засыпая на ходу, она медленно стала пятиться назад, ухмыляясь про себя, что яблоки с чужих огородов для всех одинаково сладкие, и, потеряв бдительность, неосторожно наступила на железное ведро.