Буржуй ищет таланты

– А ты что, его не видела никогда? Ничего, посмотришь. Он как раз завтра собирался приехать, я потому скот на дальнее пастбище и гоню. Как увидишь глаза опухшие – считай, пред тобой Главный Министр.

Веро тоже незаметно глаз потрогала. Она вдруг вспомнила, как спасаясь недавним бегством, сама, падая, на сук налетела. Еще было незаметно, но кажется, глаз стал немного припухать…

Расстались они, уже когда соловьи запели.

Лошадник проводил ее до дома, и Веро даже помнила, как он сказал ей на прощание, чтобы она лед к глазу приложила. А до этого еще пришлось долго обниматься с Григорием и обещать ему, что да, конечно, она его не забудет.

Последним воспоминанием была Лошадь. Это Веро точно запомнила. Лошадь стояла у крыльца недовольная и почему-то запряженная, а вокруг нее бешено скакали белки. И вот, глядя на белок, Веро стало по-настоящему страшно. Она подумала, что уже дошла до той черты, дальше которой ходить просто не надо.

Веро потрясла головой, поднялась по ступенькам, зашла в дом. Плотно затворила за собой дверь. Глубоко вздохнула. Сделав несколько шагов вслепую, нашла комнату, потом кровать, нащупала там Буржуя и рухнула рядом.

Обняла собаку в благодарность, что он хоть немного подвинулся.

И уже засыпая, в открытое окно Веро услышала голос Росомахи.

Та, кажется, с белками говорила…

Глава 3

Проснулась Веро оттого, что в лицо ей светил жаркий луч света. Она медленно села в кровати и огляделась.

Что-то было. Что-то определенно было…

В комнате стоял ужасный беспорядок: скомканные одеяла, упавшая на пол подушка и тапочек у двери – все говорило о том, что те, кто проснулись до нее, продолжали пребывать в замешательстве, как и вчера.

Окно было распахнуто настежь. Комнату заливало уже не по-утреннему разгоряченное солнце. Птицы щебетали не по-рассветному голодно и стройно, а по-обеденному – сыто и как придется. В общем, все говорило о том, что день близится к полудню.

«Что-то было… – снова подумала Веро, опуская босые ноги на пол, голова была такая, словно на нее обрушились все тяготы мира. – Что определенно большое. Что-то такое… я бы сказала, мясное… Ах, точно, Григорий!»

К тому же что-то еще неладное творилось с лицом.

«Глаз! – всполохнулась Веро. – Правый глаз!»

Покалывало слева. «Ах, точно, левый…»

Веро медленно сползла с постели, пошатываясь, подошла к зеркалу и уставилась на свое отражение. Под глазом, переливаясь всеми чувственными оттенками лилового, красовался синяк. Волосы со вчерашнего дня все так же стояли дыбом.

«Страшна как черт», – с мрачным удовлетворением подумала она, оделась и, больше не глядя в отражение, двинулась к двери. Тщеславие вяло поспорило вслед: «Там же Томми… Хоть причешись».

Веро взялась за ручку двери и вздохнула: «После пережитого у нас с ним за спиной будто десять лет брака. Вряд ли его еще что-то больше потрясет».

…Выйдя за дверь, Веро сразу же наткнулась на Буржуя. Тот сидел у прохода и чесался. Увидев Веро, он в знак приветствия, не очень охотно, а больше ради приличия, шевельнул хвостом. Веро в задумчивости обвела взглядом это холеное, в последние месяцы сильно располневшее животное. Уже как-то и подзабылось, что пса назвали Буржуем из-за белого жабо на груди. Оно спряталось за складками сытой, безмятежной жизни на кухне у Робертино.

Но пес был мил. У Буржуя было дурацкое собачье обаяние, перед которым здравый смысл проигрывал. Он это знал и не удивился, тому что Веро вдруг опустилась перед ним на корточки, взяла его морду в ладони и пристально посмотрела в глаза.

– Буржуй, а Буржуй… Скажи что-нибудь, а?

Тут же уже Буржуй не выдержал – фыркнул и оскорбленно высвободился.