Лобстер и картошка в мундире

Вкусный хлеб. В простой булочной. Которая была там, за углом. И называлась своим (к тому же русским!) именем: булочная. А не супермаркет. Булочная была домом для множества сортов хлеба, булочек, крендельков и пирожков. И пахло там совершенно особенно. Один запах – уже роскошь. Где теперь тот хлеб? С его умопомрачительным запахом?

И ищу я этот хлеб теперь в самых разных местах – в монастырях московских, в дорогих пекарнях, в рецептах интернетовских, чтобы потом самой испечь… И всё равно он другой. Не такой упоительно-вкусный.

Я ищу чистую воду. Которую раньше можно было пить из-под крана.

В начале 90-х одним моим знакомым, семейной паре, предложили как-то там войти в долю «Эвиана». Он только выходил тогда на наш рынок. Деньги надо было какие-то за это заплатить. Не три копейки, но и не что-то запредельное. Но денег знакомым было жалко. Предложили мужу, и он с женой советовался. А она ему: ты что, дурак? Платить за воду! Кто её купит?! Открывай кран да пей!

Уже в конце 90-х они кусали себе локти. Ведь могли бы озолотиться.

А я ищу чистую воду. В магазинах. На родниках. Ныряю с головой в вопросы фильтрации и улучшения воды… Чтобы она была у моей семьи, у меня – каждый день. Такая простая вещь – чистая вода. Но такая необходимая. И это роскошь – пить чистую, вкусную воду.

Я ищу натуральное молоко, масло, сыры. И хорошо, что есть рынок, на котором это можно купить. И хорошо, что есть возможность купить. А раньше – любой мог купить нормальное молоко в магазине за углом. И оно хранилось 7 дней, а не полгода и без холодильника. А в твороге не было пальмового масла. Ну не было там его! Потому что откуда там ему взяться?! Откуда может появиться в молоке подмосковных коров масло пальм, если у нас испокон веку пальмы только в ботанических садах в оранжереях растут?

Я ищу человеческого общения. Не трындежа в социальных сетях. Не болтовни за чашечкой кофе в модном или не модном  – неважно – людном кафе. Я помню, как было у моих родителей. Посиделки на кухне до утра. Чай. Может, вино. Споры о чём-то. Разговор по душам. Ведь было. И не только у них. У всей страны было. Где это теперь? Куда делось?

Куда делась вся эта роскошь? Роскошь простых вещей.

Сейчас готовила пирог…

Сейчас готовила пирог.

И первый раз в жизни мне попались яйца с двойным желтком. Причём два подряд. Я сначала глазам не поверила – даже пересчитала скорлупки. Нет, всё правильно – второе яйцо разбила, а в миске три желтка. А потом и следующее такое же.

Нет, не надо мне говорить, что такие яйца существуют в природе. И что это никакое не чудо. Я знаю.

Но чтобы лично мне – первый раз. Да ещё купленные в магазине. Да ещё два подряд.

Не переубеждайте меня. Я точно знаю, что это к счастью!

Семья 1, семья 2…

Сейчас смотрела фильм про детский дом, которого уже нет. Его расформировали, потому что у нашего правительства появилась такая очередная идея (так и хочется написать «безумная») – укрупнять всё, что можно, а чаще – что нельзя: детские сады, школы, детские дома… Такие делать… фабрики – детские учреждения (как фабрики-кухни): так же полусъедобно для детских душ получается, да и для взрослых тоже. Душ, я имею в виду. Конечно, для тех, у кого она есть. Душа.

Так вот, смотрела и плакала. Детский дом был почти семейный – всего 23 ребенка в нём жили. Жили – не тужили. Все друг друга знали. Группы так и назывались: семьи. Семья-1, семья-2… «Ты где?» – «Я в семье-2»… И всё, расформировали его. Детский дом этот, почти семейный. Так люди, которые там работали, разобрали детей по своим семьям. Не всех, конечно. А сколько смогли. И каждый при этом уже имел своих детей, причём нескольких. И каждый взял либо стольких же, либо больше. У одной женщины вообще четверо детей было, так она ещё пятерых взяла…

И как же тяжко (наверное, до сих пор… наверное, навсегда) тем детям, которых не взяли, а отправили в другой детский дом – чужой, большой, укрупнённый, как полагается!.. Они вторично лишились семьи. Пусть под номером. Но  – семьи.

И моё бесконечное уважение и сердечная благодарность работникам бывшего «семейного» детского дома за то, что взяли в свои семьи детишек. Столько, сколько смогли. А может, и больше…

Одного такого человека спросили:

– Трудно любить чужих детей?

Он молчал несколько секунд в камеру. Недоумевал. А потом сказал:

– Взяли детей. И полюбили детей. Взяли. И полюбили. Что тут? Такие же дети.

Не в смысле «взяли и заставили себя полюбить их», а взяли в семью и любят.

Суконный язык юристов

Тут прочитала статью про юристов и их суконно-крючкотворный язык.

Что самое забавное (для меня)  – примеры, приведённые в ней, моим сознанием воспринимаются легко и не суконно. Я с удивлением поняла, что ПОНИМАЮ (простите за тавтологию, видимо, проснулось во мне что-то), в чём там дело-то, в выдержках из законов. И почему именно так сформулировано.

Например, «исполнительный лист принимается к исполнению». А нельзя иначе! Исполнительный лист – он и есть исполнительный. И как-то ещё его назвать невозможно в законе, где каждая буква, можно сказать, трактуется и толкуется. И толковаться она должна однозначно. И лист этот принимается именно к исполнению. И другое слово употребить нельзя, потому что это будет уже другая процедура…

Завелась я что-то.

Да-а-а-а, юр. образование бесследно для психики не проходит.

Я ничего не теряю

Вот мама моя – великий педагог. Правда, без образования. Вернее, образование-то у неё как раз есть. Хоть, можно сказать, она у меня без профессии осталась. Потому что образование у неё инженерное, что в Союзе указывало на совершенно неопределённую профессию. И к педагогике оно тоже не имеет никакого отношения. Тем не менее моя мама – великий педагог. Видимо, это у неё врождённое.

Мама на всю жизнь научила меня ничего не терять. Ни ключи, ни шапки, ни перчатки, ни зонты, ни, упаси бог, документы.

Если я и теряю что-то, ключи, например, или те же документы, то только на территории квартиры.

Могу положить их в надёжное место. И  – забыть.

Нахождение этого надёжного места я могу забыть. Потом ищу. Иногда долго.

Но я спокойна – потому что вещь-то дома. Она не потеряна. И даже не забыта, поскольку я о ней помню и периодически лихорадочно ищу.

«А может, я в ту коробочку с цветочками ключи положила, которая у меня на полочке в письменном столе за шкатулочкой стоит? – вдруг среди ночи осеняет меня. – Точно! Где ж ещё? Уже всё обсмотрела. И там смотрела. Но, наверное, невнимательно. Потому и не заметила. Точно! Там!» – лежу и думаю я до утра.

(Нет чтобы встать и посмотреть, успокоиться уже и спать дальше. Нет, надо верить, что заснёшь. А утром посмотришь. А ключи – там. Но мысли спать не дают. Ты их всё думаешь. И думаешь. И думаешь. И всё равно не спишь. Но и встать – это ж свет включать, это ж резь в глазах, это ж совсем сон разгонит…)

И так до утра.

А утром первым делом к коробочке с цветочками – нырк! Нет. Не там.

И роешь надёжные места всё утро по кругу, начиная со шкатулочки… И в такое утро точно опоздаешь. Проверено.

Но потом всегда находишь потерянное. Не в то утро. И не в другое. А может, вообще – вечером. А может, уже и не нужно. Может, уже дубликат с мужниных ключей давно сделан. Но рано или поздно – находишь. И всё-таки всегда приятно – не потеряла! Даже если и поздно нашла… И всё благодаря маме!

А вот теперь надо зайти издалека.

Как я уже говорила, мама моя осталась без профессии, хоть и с образованием. А папа был с профессией, а потом и образование соответствующее получил. Такое же, как у мамы – инженерное. Парадокс. Ну и что же… Папа почти с рождения всё мог починить. Он и сейчас может. То есть профессия его была предрешена, можно сказать, тоже с рождения. А мама в техническом – ну ни бум-бум. Никак. Совсем. Даже я, трижды гуманитарий (загибаем пальцы: юридическое, психологическое и журналистика) – больше в технике понимаю, чем моя инженерная мама.

Но, несмотря на это, образование у моих родителей тождественное, они даже один институт закончили. Правда, в НИИ разных работали, но по командировкам мотались одинаково. Весь Союз объехали. Что-то там всё в других городах инженерили.

И вот однажды моим родителям выпало уехать вместе. А я в четвертом классе училась. Не то чтобы маленькая, но и оставить одну на неделю как-то рано ещё. Бабушка должна была приехать, чтобы за мной присматривать. Аккурат после уроков. А перед этим я дважды потеряла ключи от квартиры. И вот теперь мне отдали последний дубликат. Больше ни у кого, кроме мамы и меня, ключей не было: ни у бабушки, ни у соседей, ни даже у папы. Уезжая, мама расписала мне всю обстановку и припечатала строгим голосом:

– Не потеряй ключ!

– Ага, – сказала я и пошла в школу.