Хикари идёт воевать

Рассказать кому-то, кто способен понять насколько это здорово побывать там, увидеть странные невероятные вещи, столкнуться с магией и даже просто дышать воздухом Дайпатора. Не говоря уже о битве. А гадо…

– Пап, я вернулась. Смотри, что случилось с гадо. Честно сказать, он был еще меньше. Почему-то пожиратель уменьшился при переходе… Ты бы мне, наверное, смог объяснить почему… А я победила огромного воина. И заработала кучу золота. Его хватит, чтоб откупиться от процентщиков.

Вспомнив про бабушку Го, с которой мне еще предстоит объясниться, достала из сумки кусочек золота и положила в траву рядом с валуном. Туда, где лежала не пригодившаяся часть папиных доспехов.

– Это тебе, папуль. Как обещание того, что я смогу заработать еще и выкуплю наш дом. Ты не волнуйся там, – и похлопав по камню, отвернулась и побрела к дороге и через нее к темнеющему неровному слегка покосившемуся забору, который огораживал наш огород и землю вокруг дома.

Но мне не суждено было ступить на родную земелюшку, из-за сарая показалась темная тучная фигура, и я безошибочно узнала свою бабулю. Женщина на мгновение остановилась, так же увидев и узнав меня, а потом медленно наклонилась, выдернула из стены сарая прут и грозно двинулась в мою сторону.

Бабулин характер мне был хорошо известен. И поэтому сначала неуверенно, а потом уже быстрее и более осознанно я начала отступать обратно в сторону проселочной дороги.

Попытавшись перелезть через забор, который просто упал, не выдержав натиска, женщина подняла прут и, воинственно замахав им в воздухе, прокричала:

– Паршивка, как тебе не стыдно?! Я тебя растила. Ухаживала за тобой, пока ты болела. Козявы твои высмаркивала. Сбежала! Ночью. Словно это не дом твой, а двор постоялый, где над тобой издевались. Ни совести. Ни благодарности… – бабушка Го остановилась и, согнувшись и уперевшись руками в колени, пыталась отдышаться. Я тоже остановилась и попыталась объясниться:

– Бабуль, я золото принесла…

– Да кому сдалось твое золото?! Я тебя просила? Тебе чего-то не хватало? Ты может недоедала? – опять устремившись в мою сторону, вопросила женщина, а я, ускорившись, побежала вдоль дороги, которая огибала нашу деревню по кругу.

– Нет, баб, но за дом нужно заплатить! – выкрикнула я, не сбавляя скорости.

Но бабушка не отставала и, размахивая не бегу палкой, еще успевала высказываться:

– Вот я тебе покажу золото и дом! Вот догоню только. Вся в отца пошла. Тому не жилось спокойно. И чего?! Оставил после себя дитё на мать больную! Ничего! Я вобью в тебя разуменье. Бараны ей надоели! Вишь чего захотела! Сражаться?! Отхожу хворостиной по заднице, и сразу всю блаж как рукой снимет. Забудешь в какой стороне ничейные земли находятся…

От бабушкиного крика загорались окна в стоящих неподалеку домах. Еще немного и люди начнут выходить на улицу, чтобы посмотреть, кто это орет посреди ночи.

Остановилась, пытаясь отдышаться. Вот подумать только, меньше часа назад сражалась с монстром Дайпатора, а сейчас трусливо убегаю от бабушки, которая грозит отходить хворостиной…

Затормозила. Опустила к ногам гадо, стащила с плеча сумку. И выдохнув, обреченно повернулась к неумолимо приблежающейся пыхтящей бабуле. Та остановилась в паре шагов и что-то хотела сказать, но задохнулась от слишком быстрого для нее бега и тяжело задышала, со свистом втягивая воздух.

Потом все же замахнулась прутом, но рука так и осталась поднятой, а бабушка резко выдохнула, поджав губы. Во взгляде прозрачно синих глаз читалось столько боли и непонимания, что мне отчаянно захотелось, чтобы эта хворостина все же опустилась и воздала положенное мне наказание.

Но женщина уронила руку, а я вот уже в который раз попыталась объяснить:

– Бабуль, я… у меня получилось. В сумке золото и его должно хватить…

– Уходи, – прошептала женщина, а глаза, смотрящие на меня, наполнились слезами. – Ты однажды не вернешься, а я не переживу. Поэтому уходи сейчас. Чтобы я не знала.

– Ну, бабуль! – позвала я, но женщина отвернулась и побрела в сторону дома.

Возможно, со стороны могло показаться, что это те самые слова, после которых близкие люди расстаются и их жизненные пути расходятся навсегда и бесповоротно. Но у нас с бабушкой Го такое часто бывало. Характеры слишком вспыльчивые. Бывало вот так прогонит по деревне, а иногда все-таки и отходит хворостиной, но часа через два я уже молча возвращаюсь домой. Потом мы не разговариваем пару дней. А после наступает неизбежное примирение, и бабушка с усиленным, почти фанатичным рвением принимается откармливать похудевшую меня, а я с неделю не заикаюсь о сражениях и послушно пасу баранов. Ну, а потом все заново.

– Всё воюете? – раздалось за моей спиной, и я повернулась, чтобы увидеть худющую фигуру кузнеца.

Рин стоял улыбаясь, и в темноте его почти не было видно, только эта белозубая улыбка да искры в глазах, которые умудрялись отражать свет едва проявившихся на потемневшем небосклоне звезд. Рин был другом детства и соседом по улице. Их дом стоял через три от нашего.

– Да, немного, – отозвалась я, и попыталась сдуть прядь волос, маячущую перед глазами.

– Да, – эхом отозвался кузнец, он все еще улыбался, но глаза скользнули с моего лица, осмотрев с ног до головы, и дружелюбная усмешка сползла с лица Рина. Парень удивленно присвистнул:

– Это кто ж тебя так отделал? У тебя что там… кровь?? – указав на перемазанные кровью доспехи, парень ошарашенно уставился на мненя округлившимися от неподдельного ужаса глазами. Рин с детства боялся крови. Это у них семейное. И вот ведь рассмотрел в темноте-то…

– Дайпатор, – только и выдохнула я. Друг знал о моих намерениях отправиться в параллельный мир. Поэтому объяснять дальше смысла не было.

– Я знал, конечно, что ты ненормальная, но что на всю голову…

– Рин, – оборвала я дружественную критику, парень понятливо кивнул и замолчал. – Я доспехи не могу снять, – пожаловалась я, чувствуя, как ноет спина от тяжести, и ноги начинают мелко подрагивать в районе колен.

– Пойдем, – подскочил кузнец и, развернувшись, уже сделал пару шагов, потом вернулся, выхватил сумку из моих рук и попытался поднять стоящий на земле молот. И приподнял, но тут же уронил обратно и раздраженно зашипел.

– Брось, сама донесу, – успокоила я парня и, ухватившись за рукоять, закинула молот на плечо, поймав на себе завистливый взгляд темно-зеленых глаз. Друг хоть и мечтал стать кузнецом, но телосложением не вышел. Был щуплым с самого младенчества. Так что о том, чтобы поднять молот, он только мечтал. Поэтому в кузне занимался скорее умственным трудом, нежели физическим – придумывал крепления, продумывал формы будущего изделия и смешивал металлы для варки стали, стараясь увеличить прочность и гибкость. Отец Рина не мог нарадоваться на смышленость своего младшего сына. А вот сам Рин… Да, что тут сказать. Рин отличный друг, очень ответственный парень, и, что немаловажно, секреты хранить умеет. А это в Пустоши всегда ценилось.

Переступив порог кузни – деревянной добротной постройки с причудливой конусовидной крышей, в центре которой было оставлено круглое отверстие, для того чтобы дым беспрепятственно мог выходить наружу. Иначе тут находится было бы просто не возможно. В печи стоял большой котел, под которыми тлели ярко-красные угли, раздуваемые механическими мехами, приводимыми в движение хитрым механизмом, который опять же придумал Рин. В котле варилась сталь. И воздух здесь был с соответствующим привкусом раскаленного метала.

Пройдя к скамейке, села, с наслаждением вытянув ноги перед собой, и облокотилась спиной о стену.

Рин с крайне серьезным видом рылся в углу на полке. Затем все-таки стянул с самой верхней какую-то коробку и поставил ее на деревянный стол, стоящий вдоль стены. Потом вышел в подсобку. Вернулся с тазиком, наполненным водой, и белыми полотенцами, переброшенными через плечо. Наконец, повернулся ко мне и, похлопав по стоящему возле стола табурету, позвал:

– Хикари.

– Иду, – отозвалась я.

– Откуда доспехи? – пристально разглядывая мое приобретение и пытаясь найти крепления, которые бы позволили безболезненно снять с меня эту конструкцию, спросил друг.

– Это папины, – ответила я и зашипела, когда парень неосторожно потянул нагрудник, который в свою очередь задел и без того токающую рану.

– Прости, – вздрогнул Рин и побледнел.

Только бы в обморок не упал.

– Насколько я помню, у твоего отца были другие, – выдохнул парень, и, выпрямившись и обойдя сидящую меня на стуле, принялся рассматривать панцирь, прикрывающий спину.

– Да. Просто я участвовала в битве и победила. Мне достались доспехи противника. Так что я их соединила с отцовскими.

– И что они теперь могут? – поинтересовался Рин.

– Ну, они точно невидимые. А на счет прочности ничего не могу сказать. Не довелось проверить.

– О, кажется, нашел! – воскликнул довольный парень, и одновременно с этим раздался резкий щелчок, а передняя и задняя пластины доспеха разошлись на плечах и со звоном упали к ногам. Я согнулась от резкой боли, полоснувшей по груди, а Рин отошел к столу и, уперевшись руками на столешницу, склонил голову и так и замер. В красноватом свете, которым окрашивало помещение пылающее в печи пламя, волосы Рина, и без того рыжие, сейчас сияли нестерпимо ярко, напоминая жидкий огонь.

– Ты как? – окликнула я друга, выпрямившись.

– Норм. Только отдышусь немного. Ненавижу запах крови, – буркнул парень, а я носом втянула воздух, пытаясь понять, о чем говорит кузнец. Кровью вроде и не пахло. Только жидкой сталью.

– Ты пока не поворачивайся, рану я сама промою, – попросила я Рина, тот напрягся, но сопротивляться не стал.

Я стянула майку. Порез оказался не глубоким. Даже не порез, скорее царапина. Промыла водой. Промокнула полотенцем.