И до него дошло: окружавшие его предметы постепенно и медленно сходили с ума, кроме тех, что уже были взбесившимися.
Январь 2016
Грибы
Детективный рассказ
От меня ушла жена. Я сильно горевал и не знал, куда приткнуться.
Бесцельно слоняясь по улицам, я столкнулся с приятелем, которого давно не видел.
– Попов, что с тобой стряслось? – спросил он, увидев меня.
– Ничего… Впрочем, что там… Я теперь один…
– Она тебя кинула, наконец, твоя красоточка? Как хорошо!
– Что хорошо? – растерянно огрызнулся я.
– Да просто отлично! Я давно этого ожидал. Красоток надо брать не в жены, а в любовницы. От прелестницы только и жди, что передумает, да и уйдет. Ну, ушла любовница – горе, конечно, но не беда. А ты представь, что ушла наложница. Эко дело: детей ведь нет!
– Попов, слушай, я завтра иду по грибы. Партнера у меня нет. Пошли, а? Возьми сапоги, плащ, корзину, рюкзак. Ладно, корзину я для тебя захвачу. Завтра на Курском вокзале в одиннадцать вечера.
– Почему так поздно?
– Идем с ночи.
– Куда?
– Там увидишь. Жду! – хлопнул он меня по плечу.
Я глядел ему вслед. Что-то странное было в этой встрече: и та стремительность, с которой он возник, в то время как я шатался по городу, и тот напор, с которым он пытался вполне тривиальными аргументами развеять мою тоску, и неожиданное приглашение на грибную охоту – незнамо куда. Все это было чем-то подозрительно для меня, хотя я, надо сказать, впервые за последние дни почувствовал что-то, похожее на удовольствие от предвкушения завтрашней вылазки. Потом додумаю…
Я знал, что после похода в лес грибы еще долго мерещатся – и наяву, и, в особенности, во сне, как бы вплывая в поле зрения и вызывая в памяти то место, где они были срезаны. Той ночью я видел их заранее, я любовно помещал их в те места в лесу, где я их найду. Одни были крепкие и тугие, заполнявшие целиком всю ладонь, другие – осклизлые и липкие, не сразу дающиеся в руки, передающие пальцам свою слизь и тем самым лишающие руки ухватистости. Тактильные ощущения в обоих случаях невыразимо прекрасны.
Еще я видел пруд, не помню, чем удививший меня, и наш привал, во время которого мы азартно лупили захваченные из дому крутые яйца, обсуждая при этом давнишнюю дилемму, с какого конца – тупого или острого – следует разбивать яичную скорлупу. У меня не было определенного правила, хотя я, кажется, склонялся к тому, что широкий конец более приспособлен для старта, приятель же имел твердое убеждение, от которого ни в коем случае не отказался бы, что лупить надо с острого конца.
– Наша семья, – говорил он, – принадлежит к партии остроголовиков.
И он внимательно следил за тем, чтобы приготовленные мною яйца были облуплены по директивам его партии.
Это то, что я с определенностью запомнил из своего сновидения; остальное – какие-то несвязные и расплывчатые, совершенно не расшифровываемые обрывки, которые, впрочем, восстанавливались на следующий день – по мере их воспроизведения или частичного повторения… наяву.
Так вот: грибы я стал собирать как бы заранее – за сутки до того, как мы отправились в Подмосковье. Лес я уже знал; в неведении я был лишь о том, как называется место, куда мы направлялись.
Мы с Анатолием встретились, как и договорились на Курском вокзале (я забыл сказать, что дело происходило в первой половине восьмидесятых). Мой порыв купить билет на поезд вызвал усмешку моего друга:
– Это последний поезд в нашем направлении, на него никто никогда билеты не покупает, – обучал меня Анатолий, – да я не знаю, продают ли на него билеты? Мы едем до станции Ч. Это за две остановки до конечной. Ехать часа два.
Мы вошли в вагон, который принадлежал составу дальнего, а не пригородного следования и был плацкартным, то есть в нем были не сидячие, как в электричке, а спальные места. Поначалу никого, кроме нас, не было, потом места стали занимать пассажиры, но на наш спальный отсек никто не претендовал. На номера мест никто не смотрел, потому что сверять с номером, как и предсказывал приятель, было нечего: билетов не существовало. Люди, сами себя командировавшие в столицу за колбасой и консервами, возвращались с покупками домой после почти 24-часовой беготни по метрополии. Они вспотели и устали. Многие сразу же разулись, а некоторые еще и развернули портянки, разложив их на просушку. В общем воздух в вагоне сразу же стал… как бы это сказать… каким-то родным и свойским.
Захотелось выпить. Было такое ощущение, что в этой атмосфере можно даже и не закусывать, потому что было, чем занюхивать. Я молча достал водку, приготовленную на завтра, и поставил на стол. Приятель так же молча кивнул, и мы выпили по стакану. На нас не обращали внимания, никто не последовал нашему примеру, в компаньоны нам не навязывались, ни один не попросил налить и ему стаканчик, как никто и со своим пузырем к нам не подсаживался.
Прежде, чем долить стаканы оставшейся в бутылке влагой, мы вяло переговаривались, пока не заговорили о женщинах. Вначале абстрактно, так, вообще о женском поле, потом в деталях, а там и конкретно: о наших любовницах и женах – моей бывшей и его нынешней. Думая, что я, будучи брошенным, с удовольствием приму критические высказывания в адрес покинувшей мя жены, Анатолий принялся с азартом раскрывать передо мной все, что он всегда «прозревал» в ней, а я ничего этого не замечал, хотя любому человеку с маломальским жизненным опытом это должно было быть ясно, как дважды два…
Я повелся вначале на заданное беседе направление, но потом, несмотря на некоторую задурманенность сознания, вызванную спиртным и вагонными испарениями, мне стало неловко от того, что мы, в сущности, оба говорим гадости о женщине, какой бы она ни была, и я попытался переменить тему, но добился лишь того, что Анатолий спросил у меня:
– Ну, а как у тебя с Ниной?
– А?
– Я говорю: с Ниной-то у тебя как?
– Ссс к-к-какой Ниной?
– Да будет тебе! Запираться нет смысла. О вашей связи давно известно.
– Об этой связи я сам узнал совсем недавно, – озадачился я.
И впрямь: с Анатолием мы не виделись очень долго, встреча с Ниной произошла не более месяца назад, а наше с ней сближение и того позже.
– Ты знаешь Нину? – заподозрил я.
– Ну да, а что?
– У вас что-то было? Только честно.
– Не залупайся, Попов, ничего не было.
– А откуда ты знаешь про нас?
– Ну, не один же я знаю…
– Ах, да: ты же приятельствуешь с Борисом. Стало быть, Борис в курсе?
– Разумеется, а что?
– Ничего, просто я думал, что у нее с Борисом все кончено…
– Ох, не занудствуй! Конечно, кончено. Стала бы она ему рассказывать, если б не кончено? – и Анатолий вдруг затянул низким голосом:
Как сон, неотступный и грозный,
Мне снится соперник счастливый,
И тайно и злобно
Кипящая ревность пылает,
И тайно и злобно
Оружия ищет рука.