Госпожа

Колхоз, чьи земли примыкали вплотную к Панфилову являлся успешным по советским критериям хозяйством. Вернее он таковым стал под руководством выходца с Украины Головинского. Сын крестьянина-бедняка с житомирщины был обязан советской власти всем, ибо сумел в полной мере воспользоваться возможностями, что она ему предоставила. Еще до войны он служил в Панфилове в погранотряде, а после демобилизации не поехал домой, ибо тогда на Украине жизнь была, что называется, не фонтан – Сталин Украину не любил и всячески её утеснял. Начав работать в сельхозартели, Головинский со временем стал её руководителем, ударником труда в военные годы, благодаря чему получил «бронь» от фронта. С 1950 года он стал председателем колхоза. Особенно развернулся Головинский с приходом к власти Хрущева и провозглашением им курса на «кукурузизацию» всего сельского хозяйства. Именно в колхозе Головинского стали собирать большие урожаи кукурузы. Его сразу заметили, наградили, а колхоз с 1957 года удостоился почетного названия «40 лет Октября». О колхозе-передовике сняли документальный фильм и слава о нем и его председателе гремела по всему Союзу. В конце-концов Головинский удостоился звания Героя Социалистического Труда.

Вот к этому председателю и пошел работать Володя, изгнанный за пьянку из «Скотоимпорта», а так как бухгалтером он был хорошим, то испытательный срок выдержал и его приняли на постоянной основе. Председатель, конечно, предупредил, что если он возобновит свои вредные увлечения, то будет незамедлительно уволен. Так в семье Бурцевых вновь наступила относительная стабильность. Постепенно Володя сблизился с председателем, а Ксения Андреевна не преминула использовать нового начальника сына в качестве наглядного примера, как надо вылезать «из грязи в князи»:

– Вот Володя, учись. Ты воевал, у тебя два ранения, награды были, и ничегошеньки ты не имеешь. А он тоже с деревни, с бедной семьи, а так устроился, что и на фронт не попал, и в начальники выбился, о нем вон все газеты пишут, кино про него кажут, и живет здесь как помещик…

Бухгалтер в колхозе человек заметный, фактически член правления. Потому он обязан участвовать в различных праздничных мероприятиях, которые в колхозе-миллионере устраивали с размахом. На них приглашались и семьи членов правления. Ну и, понятное дело, посещала их и Ксения Андреевна. Тан она, конечно, не сидела во главе стола, но с интересом наблюдала за председателем-орденоносцем и членами его семьи. И в очередной раз она недоумевала: как такой человек смог так высоко подняться!?

Сильно разочаровал её этот советский помещик, как и его жена. Разве можно их равнять с её бывшими господами? Нет, эти не умели ни держать себя, ни есть красиво, ни даже говорить складно. Да если бы ей посчастливилось надолго стать такой вот «помещицей», уж она бы не смотрелась такой зачуханной, невзрачной бабенкой, как жена этого председателя. Да и мужа бы она сумела привести в порядок, чтобы штаны на нем не сидели мешком и пиджак как с чужого плеча, чтобы смотрелся, как и полагается настоящему начальнику. Сама для себя Ксения Андреевна сделала вывод, что как на высших постах, так и на местах новые господа явно не соответствуют занимаемому в жизни месту.

1960-1963г.г.

Вот так и жила в последние годы Ксения Андреевна, вроде бы среди людей, а на самом деле… Да при Хрущеве народ себя почувствовал свободней, поверил в перемены к лучшему. На советские праздники в компаниях поднимали тосты за Родину, Советскую Власть, мудрое руководство страны… А то как же, ведь именно СССР запустил первый спутник, первого космонавта и по всем статьям вроде бы был впереди планеты всей. Так же, в общем, мыслили и домочадцы в семье Бурцевых… кроме Ксении Андреевны. Нет, она не то чтобы была против, она вообще не воспринимала все эти модные темы типа космоса, пятилеток-семилеток, мировую политику, то что Хрущев пообещал к 1980 году пришествие царства божия под названием коммунизм. Она даже не возмущалась очевидной абсурдности всех этих глобальных заморочек. Просто эта неграмотная женщина, но познавшая науку под наименованием «алгебра жизни», давно уже сама для себя вывела её неоспоримую аксиому: того самого всеобщего равенства и счастья для всех, о которых пишут в газетах, вещают по радио и с высоких трибун… оно невозможно, потому что невозможно никогда. Как ни крути, а всегда будут господа-начальники и они всегда будут пользоваться большими благами, а остальные… остальным – что останется, или вообще ничего. И эти господа всегда будут жить лучше, как и их семьи. А остальные их будут обслуживать: ублажать, охранять, исполнять их волю… Как на той фотографии, которую она увидела в книге: кто-то едет в паланкине, а кто-то его несет.

Ксения Андреевна и раньше, будучи в добром здравии и сейчас, большую часть времени находясь под воздействием морфия в полубеспамятстве, она твердо верила смолоду и пронесла ту веру через всю свою жизнь… Счастье – это не та любовь что проповедуют в церкви или говорят по радио и показывают в кино. Счастье – это ехать в «паланкине» и там удержаться до конца жизни. Что для этого надо? Она не сомневалась – всего лишь везение. А все остальное, грамотность или даже наличие ума… Нет, Ксения Андреевна видела близко некоторых из современных начальников, этих едущих в «паланкине». Она была неплохой физиономисткой и по лицам тех же Хрущева и Головинского могла кое что о них сказать – да это очень хитрые люди, но и только. Хорошо её известные господа Римские-Корсаковы куда более в её понимании соответствовали статусу «господ». И ничем кроме везения, стечения обстоятельств, объяснить тот факт, что эти хитрецы и им подобные сумели залезть в «паланкин», она не могла.

А ей, увы, не повезло. Вроде бы и попала в «паланкин», но по настоящему так в него и не уселась, не удержалась – вылетела. Не мудрствуя, Ксения Андреевна во всем винила Якова. Опять не повезло, не того мужа выбрала, не угадала. Тем себя и утешала: она пыталась, но не повезло. Многие, вон, и не пытались. Но с ними все ясно, у них на роду написано нести «паланкин». А вот глядя на тех, кто удержались там, становится обидно – ну чем они лучше, почему именно им повезло?

В апреле 1961, когда полетел Гагарин и все вокруг радовались тому, как невесть откуда свалившемуся на них счастью, а семилетняя внучка залезла на кучу дров и смотрела в небо, в надежде увидеть космический корабль… Ксения Андреевна с усмешкой бормотала себе под нос:

– Ну, полетел, повезло, может теперь наградят и семья получше жить будет. Эти-то чего радуются, как жили в навозе, так и будете.

Конечно, вслух ничего такого Ксения Андреевна не говорила, ибо не только сноха, но и сын вряд ли бы её поняли. Они ведь выросли в этой советской действительности, находились внутри её и никак не могли на неё посмотреть со стороны. А Ксения Андреевна, она как тот космонавт на орбите давно уже находилась снаружи жизни и совсем по-иному воспринимала её суть. По радио в шестидесятые годы особенно много говорили об освобождении народов Африки от колониального гнета. Ксения Андреевна не в пример «сознательному» советскому человеку видела в этом то же, что и было в России в Гражданскую войну – одних из паланкина выкинули, чтобы на их место уселись другие, которых опять кто-то понесет, такие же как на том фото, босые и нищие.

В очередной раз Ксения Андреевна очнулась, когда в соседней комнате возник довольно громкий спор между снохой и сыном. Даже сноха, обычно боящаяся разбудить свекровь, на этот раз увлеклась:

– Володя, я тебе который раз об одном и том же говорю – отсюда надо выбираться. Твой отец уже давно реабилитирован, и тебе нет никакого смысла здесь прятаться! В правах ты не поражен, так что кроме столицы и закрытых городов можем куда угодно перебраться.

– Ну, я ж тебе тоже уже сколько раз говорил. Подожди, вот с мамой разрешится, тогда и думать будем, – недовольным тоном отвечал сын.

– Когда разрешится? Время идет и закидывать удочки надо уже сейчас. Я на своей работе с годовым отчетом в Алма-Ату поеду и с кем надо поговорю. Помнишь, я говорила, что меня туда уже приглашали на работу, только вот квартиру не обещают. Но на первых порах можно и на съемной пожить. А город очень хороший, чистый, зеленый, там и институтов всяких полно, будет где детям учится, и снабжение неплохое, и театров много… может, наконец, я в живую настоящую оперу послушаю…

Ксения Андреевна вдруг отчетливо поняла, что она обуза… обуза и для сына со снохой и для внуков. Так получилось, что её родители не были для неё обузой, ибо после замужества она больше с ними не жила и все заботы о их старости и похоронах легли на младших братьев… тех что потом погибли на фронте, и вот сейчас… Сейчас она, никогда не державшая сноху за путную, вдруг осознала её позицию. Да, сноха никогда не рвалась в господа, но своим детям так же как в свое время и Ксения Андреевна она хотела обеспечить более счастливое, чем её жизнь будущее и потому стремится переехать в большой город, чтобы они устраивали свою жизнь там. Она не смотрела на ситуации с околожизненной «орбиты», потому не понимала, что скорее всего и там дети её окажутся в числе несущих «паланкин», но сейчас именно с переездом она связывала все свои надежды на будущее. Да Ксении Андреевне было больно слышать то, что она слышала, но осуждать сноху она не смела, не имела права. Да они ждут разрешения вопроса с ней, то есть ждут её смерти… чтобы без помех жить дальше. К боле в животе теперь добавилась и боль в груди.

– Зоя! – вдруг, не вполне осознавая для чего, позвала сноху Ксения Андреевна.

Голоса в соседней комнате стихли. Послышались шаги и в комнату спешно вошла сноха:

– Вы проснулись, мама?

Сноха смотрелась явно смущенной, ибо догадывалась, что свекровь слышала её разглагольствования. В этой связи она ожидала выговора, упреков типа: что смерти моей ждете!? Но Ксения Андреевна неожиданно заговорила просящим тоном:

– Зоя, помнишь ты как-то пела песню «Лучина» и на гитаре играла. Так она мне понравилась. Пожалуйста, очень тебя прошу, спой. Что-то так послушать хочется. Сколько ты песен пела, не нравилось мне почему-то, а когда эту услышала, прямо слезы из глаз пошли. Спой пожалуйста.

Сноха и подошедший сын недоуменно переглянулись.

– Хорошо мама, я сейчас, – сноха вышла, а сын стал поправлять матери подушку, чтобы ей удобно было слушать.

Через минуту сноха пришла с гитарой, и внимательно прислушиваясь к издаваемым инструментом звукам, стала перебирать струны и тихим, но «достающим до глубины души» голосом запела:

То, не ветер ветку клонит,

Не дубравушка шумит,

То, мое, мое сердечко стонет,

Как осенний лист дрожит…

На глаза Ксении Андреевны навернулись слезы. Она сейчас подумала, что песня и о ней тоже. Всегда ощущающая себя не как все, а некоей особенной, она вдруг под эту мелодию поняла, что прожила такую же беспросветную жизнь и так от неё устала, что уже совсем не боялась её покинуть.

Извела меня кручина,

Подколодная змея,

Догорай, гори моя лучина,

Догорю с тобой и я…

Под этот неофициальный гимн «несущих паланкин» Ксения Андреевна вновь забылась… на этот раз навсегда.

В оформлении обложки использовано фото с сайта https://pixabay.com/ru/photos/старый-женщина-люди-главная-1068535/ (https://pixabay.com/ru/photos/%D1%81%D1%82%D0%B0%D1%80%D1%8B%D0%B9-%D0%B6%D0%B5%D0%BD%D1%89%D0%B8%D0%BD%D0%B0-%D0%BB%D1%8E%D0%B4%D0%B8-%D0%B3%D0%BB%D0%B0%D0%B2%D0%BD%D0%B0%D1%8F-1068535/)