Рождение нации

– Да, какое там улучшение. Иной раз вот так ночью проснусь и не пойму, кто я и где я, а как вспомню, что к чему, такая тоска найдет. Если бы не семья, хоть в петлю от такой жизни лезь,– подтвердил охранник.

– Семья это понятно, ты ради нее все мотания и работу эту тупую, скучную и в то же время нервную, терпишь. И я к своей работе примерно так же отношусь, как ты к своей, она мне тоже совсем не нравится. Но у меня, Василич, отдушина есть, это как раз моя учеба. Это я здесь днем мучаюсь, а вечером в универе я не мучаюсь, я там познаю то, что мне хочется познать, я занимаюсь тем, что мне по душе, интересно. Понимаешь?

Но Василич не понимал Михаила, чем привел того едва ли не в отчаяние:

– Ну как мне тебе объяснить, прямо не знаю… Я очень люблю Историю, со школы. Очень хочу знать, что происходило много веков назад, как жили тогда люди, о чем думали, переживали…

– Зачем!? Ну, жили и жили, в шкурах звериных ходили, на лошадках ездили, чего там интересного?– недоумевал охранник.

– Ну, как же… Вот, например, мне очень интересно от кого пошел мой народ, мой род. Вот, ты говоришь, что белорус. А знаешь, от кого белорусы произошли?– пытался вызвать интерес у собеседника Михаил.

– Как от кого?… От белорусов,– одновременно и удивленно и с сомнением в голосе произнес Василич.

– Все не так просто как ты думаешь,– с чувством превосходства рассмеялся Михаил.– Ты в курсе, что на территории современной Белоруссии больше тысячи лет назад жило восточнославянское племя кривичей… хоть слышал что-нибудь о нем?

– Неа…– растерянно отвечал охранник.

– Так вот, потом это племя разделилось. Западные кривичи остались на месте и стали зваться полочанами. А восточные кривичи, которые первоначально жили в районе от Смоленска до Пскова, двинулись на восток осваивать новые земли, то есть вот сюда в междуречье Оки и Волги и дальше севернее и восточнее. Полочане же с кем граничили?… С предками современных латышей и литовцев. Вот они с ними помешались и составили основу современного белорусского народа, а восточные кривичи, придя на новые земли, помешались с живущими здесь финно-угорскими народами и составили основу современного русского народа. Секешь?– поучительно закончил Михаил.

– Так что же это, мы что-ли с Литвой и латышами, что ли мешались?… Не верю, ерунду несешь, с литовцами у нас всегда вражда была,– недовольно возразил охранник.

– У соседей по лестничной клетке и то вражда бывает, а у соседних народов за века тоже всякое случается. Но с кем рядом живешь с тем и мешаешься, от этого не уйти, совместные браки, да и просто случайные встречи, даже насилия, вот тебе и пошла кровь мешаться, и за тысячу с лишним лет столько раз перемешается. То, что белорусы произошли от смешения славянского племени с балтами это, Василич, доказанный факт, как и то, что русские получились в основном от смешения славянских и финно-угорских народов,– опять безапелляционным тоном заявил Михаил.

– И что это так важно знать?– пожал плечами, явно не обрадованный своей «родословной» Василич.

– Как ты не понимаешь, конечно, важно. Нам-то в школе про происхождение наших народов совсем не то говорили. Мы ведь до сих пор правды не знаем, ложную теорию на веру принимаем. А я вот хочу до истины докопаться, отбросить ложные теории, как чисто восточнославянскую, так и скандинавскую, нордическую, они обе не верны, хотя первая до сих пор считается официальной, ее забивают в мозги учащимся школ, студентам в ВУЗах, фактически всему народу,– все более заводился Михаил.

Но Василич его не понял, он по-прежнему не мог принять, что белорусы не чисто славянский народ, а некий синтез каких-то кривичей с далекими предками неуважаемых им литовцев и латышей. К тому же по большому счету охраннику было все равно и от кого произошли белорусы, и говорят правду или выполняют политический заказ авторы официальных учебников истории. Он так и не осознал, зачем Михаил мучается на своей вечерней учебе, которая не сулит никаких материальных перспектив.

В очередной раз Вика позвонила в разгар рабочего дня, когда Михаил у себя в безоконной каморке чинил поломанный стул. Уже по голосу стало ясно, что на этот раз девушка пребывает в приподнятом настроении. Она так и порывалась сообщить нечто ее буквально переполнявшее. Она вызвала его на очередное свидание… в свою машину. Михаилу пришлось поспешить со стулом, ибо уже через полчаса Викин «форд» стоял у школьной ограды… Едва Михаил успел прикрыть за собой дверцу и поцеловать девушку, как она радостно затараторила:

– Мама с хачем встречалась, посмотрела на него и, в общем, дала ему от ворот поворот. Вчера у нас в квартире наверное до полуночи ор стоял, мы с мамой на пару Лизку окучивали, стыдили и все прочее… Фу, слава Богу, а то я уж вся испереживалась.

– Понятно… А чего это Людмила Петровна такой отрицательный вывод насчет азера сделала, если как ты говоришь, у нее не национальность и вероисповедание, а финансовая состоятельность главный критерий отбора? У азеров ведь с этим делом обычно все тип-топ. Неужто, бедным оказался?– с усмешкой предположил Михаил.

– Вот именно, нищеброд, мыльный пузырь, даром что хач. В Москве, он оказывается, вместе с братом на съемной квартире живет. Машина, на которой он ездит тоже не его, а родственника какого-то. У мамы ведь почти тридцать лет педстажа, она умеет распознавать человека с ходу. А из этого хача она все, что ей надо было вытянула. Оказалось, он пыль в глаза Лизке пускал, дорогие цветы дарил, райские кущи обещал, рощи мандариновые. Она дурочка и поверила. Тот и маме нашей решил лапши на уши навешать, столик в ресторане заказал, и ей цветы преподнес, вино-фрукты. Но мать не проведешь. Она сразу поняла, что ресторан средней паршивости, который конечно какой-то его земляк держит. Мама потом рассказывала как он перед ней соловьем разливался, комплименты сыпал, то то, то другое попробовать предлагал, уверял что больше всего на свете учителей уважает. А у мамы же обзорное зрение, привыкла за всеми учениками в классе разом смотреть, она сразу увидела, что ресторан грязный, за столиками одни хачи базарной внешности. Да и его хорошо рассмотрела. Спросила: сколько вам лет? Она сразу определила, что этот молодой человек не так уж молод. Так и оказалось, двадцать девять лет. Даже если не соврал, он Лизку на девять лет старше. Уже дома мама ей объяснила, что джигиты только смолоду горячие, а с годами у них это… ну понимаешь?– Вика стыдливо потупила глаза.

– Ты хочешь сказать, резко ослабляется мужская потенция?– догадливо улыбнулся Михаил.

– Ну да, мама говорит, что они как созревают быстрее европейцев, так же быстрее и стареют. И еще она сказала, что на вид тому хачу не двадцать девять, а все тридцать пять дать можно. Так что вполне возможно, что у него уже есть где-то семья. И вообще он сразу маме не понравился. То, что наглый, это понятно, они все наглые. Но он еще и подливать вина ей начал и уговаривать пить, в наглую пытался ее напоить. Конечно, маме это не понравилось, и она ему еще вопрос на засыпку: а какое у вас образование? Тот опять вилять начал, дескать, учился в каком-то ВУЗе там у себя, но не закончил. Мама и тут просекла, что врет он все. Это стало окончательно ясно, когда мама задала главный вопрос: на что живете? И знаешь, что он ответил? Заявил, что владеет фирмой. Потом сообразил, что маму такой туфтой с толку не собьешь, признался, что на пару с братом торгует в палатке зажигалками и тому подобной мелочью. Представляешь, даже не на рынке овощами-фруктами как многие из них, а какой-то дребеденью.– Вика возмущенно всплеснула руками, насколько это позволял салон автомобиля.– Тут уж мать окончательно все поняла, что он всего лишь хочет в московскую квартиру залезть, а с него с самого взять нечего. Мама конечно виду не подала, говорила с ним все время крайне вежливо. Она посидела, поулыбалась, поела и под благовидным предлогом откланялась и Лизку с собой забрала, хоть та была не прочь и остаться. Ну, а дома, мы ее уже вдвоем в оборот взяли. А это уже не то, когда я одна мозги ей промывала, к тому же что-что, а доставать наша мама умеет. Как она начала на Лизку орать, не хватало нам тут еще нищих хачей, своих нищебродов, вон, куда ни плюнь. Уж если с ними и связываться, то только с богатыми. А я ей поддакиваю и свою линию гну. Представь сестрица, что дети твои не русские, а хачи будут. Ты с ними, как только из дома выйдешь, на тебя же все пальцами показывать будут – от черного родила. А в школу, когда пойдут? Вон у мамы спроси, как к таким детям относятся? Это если мать русская, а отец хоть и другой нации, но белый или даже татарин, на это особого внимания не обращают, а если русская родила от хача это ненормальным считается… Вот так с двух сторон ее и долбим. Гляжу, задумалась Лизка,– Вика довольно улыбалась.– А мать еще и свою идеологическую платформу подвела. Говорит, был бы он богатый, тебе бы все завидовали, а если черный да еще нищеброд, над тобой все только смеяться будут.

– Да, у Людмилы Петровны железная логика,– бросил ироническую реплику Михаил.– Кстати, насчет нищебродов, это ведь не только к сестре твоей, но и к тебе, Викуль, относится. Я-то в понимании твоей матери самый, что ни на есть нищеброд.

– При чем тут ты? Ты же русский, а русских нищих много. Тут другое. Ты нашу маму строго не суди. Я же тебе говорила, что она человек старого закала, советского воспитания. Потому она и не возмущается, что к ее дочери не русский набивается, а вот то, что он нищий, это ее бесит,– пояснила Вика.

– Ну, ладно, с матерью ясно. А сестра-то как восприняла этот ваш двусторонний воспитательный прессинг?– захотел услышать итог озвученного события Михаил.

– Вроде поняла… До того она меня особо не слушала. Вбила себе в башку, что я ей завидую. Дуреха, было бы чему завидовать, с черным, да еще много старше себя. Тоже мне, крутого мэна нашла. Ну, а когда и мама против него выступила, и она уже вроде бы башкой, а не другим местом начала думать. Во всяком случае, насчет квартиры и прописки мать ей очень доходчиво все рассказала. Ну и еще, мама ей разъяснила, что очень скоро, этот его пыл и вожделение, с которыми он на нее сейчас смотрит, у него начнет пропадать, как у всех у них. Мама так и сказала, джигиты, он где-то до 30-35 лет джигиты, потом до сорока ни то, ни се, а после сорока сразу стариками становятся. Вроде какие-то ее подруги по молодости за таких вот замуж повыскакивали, все вокруг им завидовали. Они ведь и в советское время богаче всех жили. А потом с годами те подруги жаловаться стали на то, что с их родней невозможно жить, ну и на это самое… В общем, мать запретила Лизке с ним встречаться, велела заменить симку на мобильнике, чтобы не звонил, не доставал. Ну, и пугнула, пообещала, если ослушается, из дома выгнать и пусть со своим хачем живет где хочет. Лизка струхнула, расплакалась, рассопливилась, а потом вроде успокоилась…

Выслушав от Вики за время их знакомства столько негатива о взаимоотношениях ее сестры с «хачем», Михаила уже давно подмывало спросить девушку, откуда лично у нее эта недоброжелательность в отношении к кавказцам. Сейчас он решился:

– Викуль, давно хотел спросить, у тебя, что уже имелся некоторый опыт общения с ними?

Вика изобразила недовольство на лице и ответила с явной неохотой:

– Это со мной еще где-то лет десять назад случилось. Я тогда в шестом классе училась. Классная руководительница повела нас в какой-то музей в Центре, на экскурсию. Из метро вышли, идем по тротуару как положено парами, а тут эти черные асфальт кладут. Тогда они мне девчонки старыми показались, но сейчас то я понимаю, там работали в общем-то молодые парни, лет по двадцать может чуть больше. Как нас увидели, заулыбались и чего-то меж собой гыр-гыр на своем, а один по-русски нам говорит: эй девошка, иди к нам посиди на коленка. После этого они громко все заржали. Наша классная еще молодая была, растерялась, а они работу бросили и к нам, мальчишек отпихнули, а нас девчонок давай за руки хватать, к себе тянуть, конфеты какие-то предлагать. Ну, тут наша классная, наконец, очнулась и заорала: что вы делаете, это же дети. А они, да мы шутим, иди и ты к нам мы и тебя на коленках покачаем. Мы все как припустили бегом, до самого музея так и бежали. Такого страху натерпелись. Потом, когда я маме про это рассказала, она ту училку одну встретила и наверное час чехвостила, что прямо там милицию не вызвала. Вот как эти гады здесь себя ведут и все им с рук сходит, и хач этот такой же…

Вика замолчала и, словно выполнив некую обязанность, облегченно вздохнула, взглянув на часы.

– Понятно…– Михаил тоже выдержал паузу понимания.– А ты что приехала специально, чтобы мне сообщить о разрыве твоей сестрой отношений с этим азером?– Михаил дал понять, что озвученное Викой внутрисемейные перипетии, хоть и очень важны, но не настолько, чтобы объявлять их не телефонным разговором.

Вика чуть помолчала, словно обдумывала что-то, потом произнесла неожиданно тихо:

– Нет, не только.

– Тогда чего же мы время теряем?– Михаил игриво привлек девушку к себе, одновременно пытаясь просунуть свою руку между ее колен, чуть прикрытых короткой мутоновой шубкой.

– Ну, ты что… ну погоди,– слегка противилась Вика.

– Чего годить и тебе уже ехать надо и меня работа ждет,– Михаил, одну руку которого девушка намертво сжала коленями, второй преодолел застежки шубки и пуговки кофточки и почти добрался до бюстгалтера…

– Погоди… постой… Мне тебе что-то сказать надо,– сопротивление Вики и против второй руки резко возросло.

Недовольный Михаил был вынужден остановить свое успешное «наступление» на последнем «оборонительном рубеже», но рук не убрал.

– Отпусти… ну Миш… послушай,– Вика, наконец, изгнала его руки из-под своих одежд и даже чуть отстранилась.– Ты в этот выходной домой поедешь?

– А как же. Надо же раз в неделю родителей проведать. Как всегда в субботу после универа на электричку побегу. Воскресенье дома побуду, маминого борща поем, а в понедельник с первой электричкой назад,– голосом и выражением лица Михаил всячески давал понять, зачем Вика задала ему этот вопрос, ответ на который и сама знала, вместо объятий, поцелуев, ласк.

– А ты можешь в эту субботу к своим не ездить?– вопрос прозвучал совершенно неожиданно.

– Как это… зачем?– не понимал Михаил.

– Дело в том, что меня в субботу мать в деревню гонит, наш бабушкин дом проведать, посмотреть все ли там нормально, не залез ли кто, печку протопить. А то мы уже три месяца там не были, мало ли что. Обычно мама с Лизкой зимой туда ездят, раз в полтора-два месяца. Уже давно пора ехать, а мама все не может и в эту субботу, и в следующую. Ты не мог бы туда со мной съездить?– последние слова Вика произнесла чуть не шепотом и заметно покраснела.

До Михаила сначала как-то не дошел весь «глубинный» смысл просьбы девушки.

– А что я своим скажу?– простодушно брякнул он, в общем, и не собираясь отказываться.

– Ну, если ты не можешь…– эти слова Вика произнесла так, что Михаил мгновенно осознал, что сморозил несусветную глупость.

– Вот же я идиот!… Прости Викуль, конечно я поеду с тобой, о чем разговор,– он спешил как можно скорее загладить свою несообразительность.– А мы там, что посмотрим все ли в порядке и назад поедем?– он все же решил уточнить, на что можно рассчитывать в этой совместной поездке, но спросил с тайной надеждой, что они сразу назад не поедут.

– Нет… там же надо будет печку протопить… мы… мы там заночуем… Как ты на это?– и Вновь Вика спросила совсем тихо, пряча свои «запылавшие» щечки в воротник шубки.

– Я?… Я как скажешь… Если надо я там у вас и дров могу нарубить и все что хочешь…– голос Михаила тоже выдал немалое волнение.

– Ничего рубить не надо. У нас в сарае есть запас угля. А как ты своим предкам объяснишь, почему не приехал?