Никто не хотел воевать

– Это куда ж ты собрался ехать? А на рынке, я что один останусь? У меня, вон, спина отнимается, – тут же поддержал жену Михаил Николаевич.

– А если бы я не на рынке, а по специальности работал, как бы ты управлялся? – слегка повысил голос Леонид.

– Нет-нет, и не думай. Пока там все не успокоится, туда ни ногой, – не терпящей возражений тоном попыталась подвести итог спору Галина Тарасовна.

– А вдруг бабушке помощь нужна? – Леонид слышал, как мать неоднократно произносила эти слова, беспокоясь о бабушке, и решил ими же воздействовать на нее.

– Что будет, то будет. Да и чем ты там ей поможешь!?… Мама-мама, бедная мама, никому такой старости не пожелаешь, – Галина Тарасовна вдруг «сломалась», переживания о любимой матери, спровоцированные словами Леонида, вызвали ее слезы, и она ушла вглубь квартиры и там уединилась.

Ужин отец с сыном заканчивали молча, не возобновляя, так расстроившего Галину Тарасовну, разговора. Леониду ничего не оставалось, как включить компьютер и уйти в свой любимый виртуальный мир. Хоть и говорят – не живите в придуманном мире, а как же иначе, если в реальном так тяжело?

Раз в год Леонид ездил в Курск, чтобы там, в очередной раз засвидетельствовать в райвоенкомовской медкомиссии свою «негодность» к службе в армии. «Негодность» тоже стоила денег и эти расходы предстояло нести до тех пор, пока Леониду не исполнится 27 лет, и он выйдет из призывного возраста. Там все было хорошо «подмазано» и Леониду требовалось лишь показаться, даже деньги передавал не он, а работник военкомата, знакомый двоюродного брата отца. Дабы не тратится на дорогу, Леонида отправляли не поездом, а попутным рефрижератором, доставлявшим мясо из Курска в Москву. Сейчас этот вояж на возвращающемся в Курск порожнем рефрижераторе предстоял Леониду в конце июня. Галина Тарасовна не без оснований опасалась, что сын после Курска не вернется в Москву, а рванет на Донбасс, куда сам напрашивался. Она буквально выходила из себя:

– Леня, не вздумай из Курска к бабушке поехать! Ты что, моей смерти хочешь!? У меня и без того сердце хватать стало… Сколько мы в тебя вложили, учили, от армии отмазали…

«А я просил вас!? Лучше бы не вкладывали», – рождались в ответ мысли в голове Леонида. Впрочем, служить в армии страны, гражданином которой он являлся, ему совсем не хотелось. Он со слов отца знал насколько тяжела военная служба в России:

– Если блата нет, попадешь, либо сопли морозить, либо к чуркам, где за КПП выходить опасно, а кормят везде плохо. В России хороших мест мало. В этом плане Украина намного лучше, там везде климат и природа хорошие и черных нет.

Хоть мать умоляла, заклинала, плакала… Леонид все более склонялся к мысли, чтобы на свой страх и риск из Курска не возвращаться в Москву, а ехать в Донбасс. В Курске уже никто не будет его останавливать. Думать думал, но решиться не мог. Он гнал от себя эту мысль, оставлял на потом. Галина Тарасовна позвонила в Курск, умоляла, чтобы там с сына не спускали глаз, чтобы обязательно отправили назад и посадили на московский поезд. Леонид, видя, как страдает мать, обещал обязательно вернуться, но она не верила. Тем не менее, не пускать его на медкомиссию было слишком рискованно.

Слезы и уговоры матери, конечно, действовали на Леонида, но не имели решающего значения. Он особо не считал себя чем-то особенно обязанным родителям. Да, они заплатили за его учебу, за диплом, который скорее всего ему не понадобится. Да, отмазали от армии, но делали это не в его, а скорее в своих интересах, чтобы под рукой всегда был бесплатный помощник. А что у него нет никакой своей личной жизни – ни мать, ни отец этим никогда не интересовались. Сын сыт, одет, обут – что ему еще надо? Потому Леонид морально готов был плюнуть на все, что составляло смысл жизни родителей: на мясную торговлю, бесперспективное накопление денег для покупки московской квартиры. Для вида он успокаивал мать, а сам собирался с духом для совершения «самоволки», поездки в Донбасс с благородной целью, выяснить, что с бабушкой и домом, и если потребуется вывезти ее оттуда. На самом деле бабушка и дом являлись лишь предлогом, он просто давно уже хотел совершить что либо, что круто изменит его однообразную и совершенно бесцельную жизнь.

Галина Тарасовна не могла успокоиться – предчувствия ее не покидали до самого отъезда сына. Михаил Николаевич, как и полагалось второстепенному члену семьи, вторил жене, но сам особого беспокойства не испытывал. На прощание, пожимая руку сыну, он как обычно просил передать привет родне. Леонид же, даже когда сел в просторную кабину рефрижератора не был до конца уверен, куда поедет после Курска, назад в Москву, или в Донбасс. Но чем дальше он отъезжал от Москвы, тем больше в нем крепла решимость, не возвращаться назад… к прежней жизни.

В Курске все прошло как обычно. «Подмазанный» врач лишь взглянул на него и, не производя никакого осмотра, подписал нужные документы – деньги ему уже передали. Двоюродный брат отца на просьбы регулярно ему звонившей Галины Тарасовны заверял, что все сделает, как она просит, но на самом деле «пасти» Леонида он не собирался. Видимо волнения родственницы казались ему пустой бабьей блажью. И в самом деле, разве тот, кто только что заплатил деньги за «отмаз» от службы в армии, поедет в Донбасс, где идет настоящая война? На такое решится разве что сумасшедший, а Леонид на сумасшедшего никак не походил. Брат отца лишь поинтересовался, как Леонид собирается ехать назад поездом или будет ждать очередного рефрижератора с мясом. Тот ответил, что ждать не будет, поедет поездом. Леонид действительно поехал на вокзал, но билет взял не до Москвы, а до Воронежа, чтобы оттуда уже на автобусе доехать до Ростова.

9

Оксана Тарасовна готовя сына к «смотринам» волновалась куда более самого Богдана. В дело приведения его в «божеский вид» она вложила немало скопленных ею денег, не говоря уж о душевных муках. Конечно, превратить сына в «денди» за столь короткий срок не получилось. Но то, что еще неделю назад он являлся подсобным рабочим в бригаде украинских гастарбайтеров… Нет, Богдан сейчас смотрелся самим собой: интеллигентный, в то же время уже немало повидавший в жизни не молодой, но еще и не старый человек.

Именно на внешнюю интеллигентность сына более всего рассчитывала Оксана Тарасовна, надеясь на успех смотрин и дальнейшую положительную динамику событий. А на что еще рассчитывать, если ни богатства, ни крутости у сына в наличии не имелось. Но сначала пришлось представить Богдана хозяевам Оксаны Тарасовны, то есть хозяйке, ведь именно она должна была сообщить о появлении «на горизонте» нового потенциального жениха родителям потенциальной невесты. Здесь уже Богдану пришлось немало «попотеть», чтобы убедительно сыграть роль только что прибывшего с Украины «бизнесмена». К счастью хозяйка оказалась не сильно проницательной, а как говорила Оксана Тарасовна, обычная глупая москалька из провинции, которой повезло, будучи студенткой, удачно выйти замуж за москвича из влиятельной семьи. Богдан делал вид, что впервые попал в эту квартиру, отпускал комплименты подбору мебели, цветовой гамме колера стен. В общем, он произвел хорошее впечатление. Точно так же когда-то к хозяйке «мягко» вошла в доверие и сама Оксана Тарасовна. Она угодила хозяевам, прежде всего своим образованием, педагогическим стажем, грамотной речью, умением неплохо готовить и в то же время полным отсутствием гонора (что очень тяжело давалось Оксане Тарасовне). Не каждая дама того круга могла похвастать: а у меня прислуга не простая хохлушка, а бывший педагог, которая все может, и борщ вкусный сварить и в квартире убраться, и в магазине не лоханется – дрянные продукты никогда не купит. Ближе к вечеру домой пришли и прочие домочадцы, муж хозяйки – высокооплачиваемый архитектор, по совместительству преподающий в ВУЗе и их сын, пошедший по стопам отца, год назад окончивший МАРХИ, и пребывающий в ранге 24-х летнего перспективного жениха.

Здесь Богдану вновь пришлось держать ухо востро, чтобы четко и правдоподобно отвечать на вопросы архитектора и его сына о положении на Украине. Ведь он сказал, что только оттуда приехал, а на самом деле уехал около полугода и знал, что там творится только из разговоров да по тем же телерепортажам. Когда же стали спрашивать о его бизнесдеятельности, Богдан представил «домашнюю заготовку», де он занимался торговлей удобрениями в Виннице. Почему именно удобрениями? Богдан немного знал об этом виде торговли от гражданского мужа своей сестры. Тот как раз являлся неудачливым торговцем теми самыми удобрениями. Когда архитектор спросил, почему он бросил свой бизнес, Богдан с готовностью стал рассказывать о том, какая на Украине коррупция, что необходимо направо-налево всем раздавать взятки… Богдан явно давал понять, что средства, в общем, у него имеются, просто он хочет их вложить в верное дело. Когда он заговорил о коррупции, архитектор сразу закивал головой: да-да, мы в курсе, коррупция на Украине это страшное дело. Правда, сын тут же скептически отозвался и о московских чиновниках, и если Богдан думает, что здесь не придется давать «в лапу», то он сильно ошибается. Правда, его не поддержал отец, сказав, что коррупция в Москве, конечно же, имеется, но до украинских масштабов здесь не доходит. Таким образом, получился довольно предметный разговор. Богдан сумел произвести положительное впечатление на семью архитектора. Хозяин даже предложил ему переночевать у них в квартире. Богдан поблагодарил, но вежливо отказался, пояснив, что перед тем, как ехать позвонил своему партнеру по бизнесу-москвичу, чтобы тот подыскал ему съемную квартиру и будет очень неудобно, если он откажется от его услуг. Все было сделано, чтобы хозяева Оксаны Тарасовны ни в коем случае не заподозрили, что перед ними никто и звать его никак – обычный нищеброд. Они и не заподозрили…

Уже на следующий день Оксана Тарасовна приехала на квартиру, которую сняла для сына и с радостью сообщила, что хозяйка буквально на днях навестит тех своих знакомых, где дочь почти в сорок лет не может выйти замуж и расскажет им про Богдана.

Приглашения долго ждать не пришлось. Видимо, в той семье вопрос поиска жениха для давно перезревшей дочери достиг, что называется, критической отметки и любой новый кандидат, более или менее отвечавший требованиям родителей, «не откладывался в долгий ящик». И опять Оксана Тарасовна волновалась куда более сына. А Богдан, напротив, после предварительных «смотрин» в семье архитектора, как бы успокоился. Люди этого круга, их уровень жизни не показался ему чем-то запредельным. Да они довольно состоятельны, но до обитателей Рублевки им далеко. И главное, в интеллектуальном плане эти люди ничего особенного не представляли – обычные люди с весьма средними способностями, которым в советское время повезло получить качественное образование, что уже в постсоветское время позволило им устроиться лучше, чем основной массе таких же ничем не выдающихся людей. По всему и их друзья-знакомые примерно люди того же и материального, и интеллектуального уровня.

Прежде чем представить очередного «кандидата» дочери, ее родители решили сначала сами на него посмотреть. Оксана Тарасовна вновь разнервничалась. Богдан же от всего этого почувствовал усталость – ему захотелось, чтобы все поскорее закончилось, все равно как. Он явно начал от всех этих «общений» уставать, прежде всего морально. В назначенный час Богдан, предварительно заучив на память имена-отчества родителей «невесты», подошел к дому на Кутузовском проспекте. В отличие от хозяев Оксаны Тарасовны, то была семья, имеющая советско-номенклатурное происхождение и квартиру, которую унаследовали от предков, сумевших здесь поселиться.

Не совсем уютно чувствовал себя Богдан в новом костюме, еще не разношенных новых туфлях. Сшить такой костюм на заказ было слишком дорого, потому и купили этот, готовый, тоже недешевый, но изрядно жавший под мышками, хорошо хоть брюки оказались впору. Впрочем, консьержке в подъезде почему-то «прикид» Богдана не понравился. Она подозрительно оглядела его, спросила к кому идет, потом стала звонить… В общем, не сразу Богдан добрался до нужной квартиры в этом сохранившем некий номенклатурный «лоск» доме. Но подозрительность консьержки, то оказались еще «цветочки». Откровенное недоверие с первых минут демонстрировал отец и особенно мать. Богдан хоть и не рассчитывал на «торжественный» прием, но и такой подозрительности не ожидал. Видно в чем-то жена архитектора неправильно информировала Оксану Тарасовну. Беседа протекала сначала стоя в просторном холле номенклатурной квартиры. Богдану стали задавать вопросы, не предлагая ни сесть, ни пройти в комнаты.

– Мы наслышаны, что вы на Украине занимались бизнесом, каким, если не секрет? – сразу взял быка за рога отец, обрюзглый невысокий, лет за шестьдесят с нездоровым цветом лица. По всему информации, полученной от жены архитектора, он не поверил и решил сам проверить «кандидата».

– Да, я торговал удобрениями в Виннице, – Богдан стоял чуть не по стойке «смирно», спиной ощущая входную дверь, держа в руках букет цветов, который он собирался преподнести матери «невесты».

– Ну, и как успехи? – продолжал разглядывать Богдана через «призму подозрительности» отец.

В то же время мать не стояла на месте. Она, то отходила чуть вглубь холла, то заходила с боку, явно оценивая с разных «ракурсов» внешность очередного «кандидата».

– Да, по всякому бывало, – ответил Богдан, лихорадочно припоминая все, что знал о торговле удобрениями гражданского мужа своей сестры.

– А сейчас, значит, в Москве рассчитываете пробиться. Что, там не получилось? – на розовато-кирпичном лице отца обозначилась усмешка.

– Да нет, все там получалось, просто спрос небольшой. У нас там земля хорошая, чернозем. Потому наши фермеры и те, кто ведут пригородное хозяйство в основном вообще без удобрений обходятся, там и так все хорошо растет. У вас тут не так, без удобрений хороший урожай не вырастишь, – Богдан экспромтом выдал обоснование своего переезда в Москву.

Похоже, отец оценил этот ответ, ибо смотрел на Богдана уже без усмешки и даже с интересом:

– А начальный капитал у вас есть?

– Кое-что имеется, – Богдан ответил уклончиво, давая понять, что не болтун и коммерческую тайну выдавать не собирается.

И это оценил отец, потому несколько изменил «угол атаки»:

– Но вы ведь совсем не знаете специфики местного рынка, у нас тут частный бизнес чиновник гнобит.

– Ну, этим меня не испугать. У вас в России хотя бы есть хозяин, которого все более или менее слушаются, особенно здесь в Москве, где верховная власть рядом. А у нас полная махновщина, никто никого не слушается. Каждый средний чиновник из себя великого руководителя корежит и свои правила устанавливает. Ну, прямо как шляхта из времен Речи Посполитой.

Родители «невесты» на этот исторический экспромт удивленно переглянулись. По всему, они не имели понятия о чем идет речь, но неожиданная образованность «кандидата», несомненно, произвела на них впечатление. Отец даже несколько растерялся и словно спохватился:

– А что же это мы в дверях-то стоим? Богдан, так кажется вас зовут, снимайте обувь, одевайте тапочки… милости просим, очень, очень приятно… Маша возьми у Богдана цветы, поставь в вазу…

В ходе этих «смотрин», Богдан сумел произвести, прежде всего на отца, впечатление умного и эрудированного человека, к тому же довольно практичного. Его пригласили за стол и уже за оным отец и мать раскрыли секрет полишинеля, что у них имеется дочь, «умная поэтическая натура», но с чрезмерно завышенными требованиями к молодым людям. Богдан, конечно, не признался, что в курсе и требований, и возраста, и внешности «тонкой поэтической натуры». Он с предельным внимание все выслушал, поддержал сетования матери, что таким людям тяжело приходится в этом жестоком мире… Результат «смотрин» оправдал ожидания Оксаны Тарасовны. Богдану пообещали, что поговорят о нем с дочерью и возможно вскоре они познакомятся. Первый шаг к «завоеванию» Москвы, казалось, был сделан.

Богдан все это «судьбоносное» время жил как на автопилоте. Его не радовало, и не огорчало, как развиваются события. Он словно играл роль в каком-то спектакле, не имеющем никакого отношения к реальности. И у него не проходило желание, чтобы «комедия», срежиссированная его матерью, поскорее закончилась. И в то же время, не очень веря в положительный результат этой затеи, он хотел, чтобы она увенчалась успехом.

Тем временем прошла неделя, подошел к концу июнь, а звонка с приглашением вновь посетить номенклатурную квартиру, все не было. И вот, наконец, оное поступило. На этот раз предстояло осуществить непосредственную «стыковку» с потенциальной невестой. В тот день Оксана Тарасовна отпросилась у «архитекторши», примчалась к сыну и стала готовить его к «свиданию». Ее волнение было велико как никогда. Богдан не мог на это не обратить внимания:

– Мама, ну нельзя же так переживать. Успокойся. Не хватало, чтобы ты из-за этого сердце себе «посадила»

– Ох, Богдаша, ты прав, конечно. Но, знаешь, как хочется хотя бы последние оставшиеся годы пожить по человечески, гроши эти не считать, не так, как мы сейчас живем, – Оксана Тарасовна не выдержала и тихо всхлипнула.

Богдану до того, в общем, спокойно готовящемуся к предстоящему «свиданию», стало до боли сердечной жаль мать. Действительно, она всю жизнь старалась «подняться» не столько из-за тщеславия, сколько для того, чтобы обеспечить себе и своим детям достойный социальный статус, достойную жизнь. Сколько усилий с ее стороны оказалось потрачено зря.

– Мама, не плачь. Я сделаю все от меня зависящее. Только не переживай, все это не стоит того…

Как писал Пушкин, она звалась Татьяной. Богдан ожидал увидеть уже немолодую женщину с уродливой, отталкивающей внешностью. Потому, он был готов сохранять бесстрастность, если даже придется узреть нечто вроде Квазимодо женского рода, но… Татьяна действительно оказалась далеко не красавица, особенно на лицо, которое безнадежно портила сильно выдающаяся вперед, лошадиная челюсть. Этот дефект не могла исправить никакая пластическая операция. Но в целом, во многом благодаря дорогостоящим косметическим ухищрениям и удачно подобранным украшениям ее лицо не смотрелось совсем уж отталкивающе. Что же касается фигуры, то для почти сорокалетней старой девы она смотрелась вполне приемлемо: ни худая, ни толстая, с нормальным соотношение ширины плеч и бедер. Разве что ноги имели излишнюю кривизну, но совсем не безобразную. В общем, чувствовалось, что Татьяна не махнула на себя рукой и пользовалась всем, что предоставляли ей финансовые возможности папы: фитнес, косметические салоны и т.д. Но не внешность, хоть он ожидал куда худшего, удивила Богдана. Его поразил ее взгляд. Если родители при первом знакомстве сначала явно выражали свое недоверие, то Татьяна смотрела на него с нескрываемым презрением, едва ли не с ненавистью. Данное обстоятельство позволяло предположить, что на эту встречу она согласилась только после долгих уговоров родителей, чем и была вызвана полуторанедельная задержка.

Видимо, желая сгладить столь «красноречивое» настроение дочери, родители встретили Богдана как долгожданного, дорогого гостя. На этот раз и в комнаты пригласили и цветы приняли сразу, вернее мать приняла, понимая, что дочь букет забирать не будет. Ко всему его уже ждал заранее накрытый стол. За столом Татьяна продолжала сидеть с надменным видом, молча исподлобья рассматривая Богдана все тем же презрительным взглядом. Так что беседовать ему вновь пришлось в основном с отцом. Богдан сделал дежурный комплимент хозяйке за качество приготовления блюд. Мать прогнозируемо ответила, что стол она готовила вместе с дочерью. Татьяна же, за все время не проронила ни слова, даже когда их представляли друг другу, ограничилась равнодушным кивком…

10

Когда «молодые» остались в гостиной одни, минуты две там стояла абсолютная тишина, нарушаемая лишь слабыми звуками моющейся посуды из кухни. Богдан хоть и выпил две рюмки предложенного ему «Хеннеси», от неловкости, вызванной поведением потенциальной «невесты», избавиться не смог, и не знал с чего начинать разговор. Наконец, затянувшуюся паузу нарушила Татьяна:

– Вы, наверное, думаете, что я страшно мучаюсь от одиночества и нахожусь в положении, когда женщина думает о мужчине не категориями каков он, или кто он, а только – где он?

Богдан от такой «прелюдии» совсем растерялся и не знал, как реагировать. Видя это, Татьяна продолжила уничижительный прессинг: