Тайна убийства Столыпина

– Вы знаете, Владимир Николаевич, как я боролся против этого дела, как убеждал государя не допускать этой авантюры, потому что наша политика в Корее, занятие Порт-Артура с постройкой южной железнодорожной ветки Китайско-Восточной железной дороги и сама концессия на Ялу стали причиной войны с Японией. Вам советую отказаться от этого дела и под каким-либо предлогом найти способ передать его в другое министерство. Деньги все равно придется заплатить, но лучше пусть это делает кто-то другой, а не вы.

Витте припомнил, как в бытность министром финансов он спорил с министром иностранных дел Муравьевым по вопросу занятия Порт-Артура и как против него выступал Куропаткин. Поддерживал его только Тыртов. Тогда как и сам государь выступал против Витте и морского министра.

– Я понял вас, – сказал Коковцов своему бывшему начальнику. – Хорошо, что вы меня предупредили.

Но на этом история не закончилась.

В тот же вечер министра посетил бывший его лицейский товарищ В.М. Вонлярлярский.

– Что ты делаешь, Володя? – недоумевал он. – Ты же отбираешь у нас деньги!

– Ты тоже?

– Да, и я. И Абаза, и государь, что самое главное, и статс-секретарь А.М. Безобразов, бывший мой однополчанин по кавалергардскому полку, все мы в том деле. С последним я тебе советую познакомиться поближе. Это энергичный человек, и знакомство будет тебе не столько приятным, сколько полезным.

И Коковцов узнал если не подробности финансовой операции, то саму ее суть. Государь, великий князь Александр Михайлович и граф Алексей Павлович Игнатьев вошли в это выгодное, на их взгляд, дело, рассчитывая получать прибыли, но сколько каждый из них вложил, Вонлярлярский не сказал. Но какое это имело значение, главное состояло в том, что окружение государя втянуло его в сомнительное финансовое дело и теперь он смотрел на отношения с Японией на Дальнем Востоке совсем в ином разрезе.

Коковцов последовал совету Витте. Когда ему представилась возможность побывать с докладом у Николая II, он попросил государя передать финансирование дела на Ялу в другое ведомство.

Государь охотно принял предложение.

– Это очень хороший исход, – шутливо заметил он, – так как теперь никто не будет жаловаться на вашу скупость. Да и вы сможете легко критиковать чужую работу, нежели сами будете и расходчиком, и казначеем.

На другой день от государя поступила записка: дело передать графу Игнатьеву.

А теперь о войне с Японией. Начата она была в невыгодное, конечно, для России время – Амур замерз и не мог служить для перевозки грузов и войск, а пропускная способность только что построенной железной дороги была небольшая. Хотя дорогу сдали в эксплуатацию, недоделки остались и она едва пропускала четыре пары поездов. Как сообщало Министерство путей сообщения, для ликвидации «недоделов» необходимо было пустить еще немалое количество вагонов и поездов.

Война вызвала народное недовольство, недовольство вызвало революцию. А началась первая русская революция с Кровавого воскресенья.

За несколько дней до этого воскресенья произошел непонятный случай.

На Дворцовой площади было подготовлено место для крещенского водосвятия. Освящал митрополит. Присутствовал государь. Как и положено, по традиции с противоположной стороны Невы ударила пушка Петропавловской крепости. Стреляла она холостым зарядом, и потому особого внимания к ее выстрелу обычно не было – ну бабахнуло орудие, ну раздался гром. На сей раз вышло все иначе. Выстрел был боевым. Снаряд не попал в государя чудом. Полиция произвела расследование и сделала вывод: произошла случайность. Дело, понятно, замяли.

На государя выстрел подействовал, хотя он и виду не подал, решил уехать в Царское Село.

На 9 января было назначено шествие рабочих, которых вел священнослужитель Гапон, ставший активным, не без помощи, как оказалось, полиции, социалистом. Он призывал рабочий люд просить царя проявить благодушие и пойти навстречу трудящимся. Рабочие шли жаловаться на кровопийц-фабрикантов, просили сделать их жизнь лучше и светлее. Гапон, сотрудничавший с полицией, всегда с ней считавшийся, на сей раз вел себя нетерпимо. Ему не нравилось, что охранники пытались поставить, как они говорили, его на место. Он нашел себе место сам – в первом ряду манифестантов, о чем и предупредил своих бывших друзей. В охранке разозлились, что он им угрожает. Власти меры не приняли, навстречу рабочим не пошли.

Солдатам выдали боевые патроны. Кто-то умело планировал событие – сначала подталкивал Гапона к шествию, потом готовился это шествие остановить. Возможно, этот кто-то, преследуя свои цели, пытался запугать государя. Вот и выстрел прозвучал, вот и народ к нему хочет пройти. А если случится что-то нехорошее? Ведь всем было известно, что не раз революционеры покушались на императора Александра III – отца Николая – и умер он оттого, что во время крушения поезда у него пострадали почки. Они-то и свели его в могилу.

Говорили, государь не знал о петиции. А если так, то, выходит, все разыгрывалось без его участия. Темные силы, стоявшие за спиной Николая II, ловко выстроили одно событие за другим, чтобы дискредитировать имя правителя.

Хитрая игра велась без ведома государя императора.

Из записей в серой тетради:

«События Кровавого воскресенья умело организовала партия войны. Может, у нее была и своя цель: война, революция – Николаю II надо отказаться от престола. На трон они хотели взвести свою фигуру, более податливую…»

Чем не реальная версия? Очень правдоподобно, если вникать во все детали истории, которые почему-то были обойдены нашими историками.

Тысячи людей шли на Дворцовую площадь. Они несли портреты царя, в толпе было много детей. На подступах к площади мирное шествие поджидали войска. Собравшимся приказали немедленно разойтись. Попробуйте в короткое время уговорить отчаявшуюся толпу отправиться по домам. Тем более что Гапон говорил: царь ждет, ему надо сказать все, что накипело, и тогда он наверняка откликнется на просьбы трудящихся.

Рабочие смело вступили на площадь. Никто не верил, что солдаты станут стрелять.

Раздались первые залпы, упали первые убитые. Потом еще и еще…

На снегу остались трупы мужчин, детей, женщин. На снегу валялись брошенные портреты царя – в них были дырки от пуль.

Известие о трагедии мигом разнеслось по всему городу. Все видели, как на санях развозили трупы, связанные веревками, чтобы они не рассыпались. Трупов было много. Некоторые источники утверждали, что убитых было свыше двухсот, другие – что значительно больше, тысячи. Может, их было меньше, но дело не в количестве, а в самом факте – по приказу царя стреляли в мирное шествие!

Проклятие царю пронеслось по столице, а потом и по всей империи.

Так в народе появилась приставка к имени царя: «Николай Кровавый».

Вполне возможно, что царя «подставили» те, кто намеревался от него избавиться. Версия, которая никогда не рассматривалась советскими историками, во внимание ими серьезно не принималась.

Когда государю доложили о случившемся, приближенные предложили ему свалить всю вину на армию, ведь команды стрелять он не давал. Позорить свою армию, форму которой носил сам, Николай II отказался. А может, последовал другому совету: нельзя настраивать против себя армию, в трудную минуту можно остаться без ее помощи.

А потом при дворе решили показать, что Николай II вовсе не кровавый и не грозный, а всего лишь добрый царь-батюшка, которого можно и нужно любить. Во дворце устроили ему встречу с рабочими – сидя за одним столом с гостями, он пил с ними чай, ел сушки и мирно беседовал. То, что рабочую депутацию организовывала полиция, в народе не знали. Не все тайны внутренней политики должны быть известны народу.

В ответ на верноподданнические заверения рабочих царь обещал исполнить их желания и во всем разобраться. О жертвах он сожалел.

После Кровавого воскресенья вынужден был покинуть свой пост министр внутренних дел князь Святополк-Мирский. Странная вышла история: человек, миролюбиво ко всему настроенный, вынужден был покинуть свой пост из-за излишней жестокости.

Реакция наступает. Окружение царя требует принятия жестких мер.

Генерал Д.Ф. Трепов, в высших и военных кругах известный как реакционер, становится столичным генерал-губернатором. Жесткая партия получает бразды правления в столице.

По династии наносится еще один чувствительный удар – в Москве социал-революционер Каляев бросил бомбу в великого князя Сергея Александровича. Взрыв был такой силы, что московского диктатора разорвало в клочья: полицейские, прибывшие на место трагедии, нашли лишь руку, часть ноги да окровавленное туловище.

Из дневника Николая II:

«Ужасное злодеяние случилось в Москве: у Никольских ворот дядя Сергей, ехавший в карете, был убит брошенною бомбой, и кучер смертельно ранен… Несчастная Элла! Благослови и помоги ей, Господи!»

Несчастная Элла ползала среди останков мужа, пыталась собрать их в единое целое.

Революция разрасталась, охватывая всю империю. Кровавое воскресенье подняло бурю, которая долго не утихала.

В свой дневник Константин Романов так же, как его царствующий родственник, записывает печальные строки: «Просто не верится, какими быстрыми шагами мы идем навстречу неведомым, неизвестным бедствиям. Всюду разнузданность, все сбиты с толку… Сильной руки правительства уже не чувствуют. Да ее и нет».

Он, как и государь, еще не знает, что впереди самодержавие ждут новые испытания – всеобщие стачки, восстания, баррикады в Москве, на Пресне, которые будут сложены из опрокинутых трамваев, мебели; мятежи в армии и еще много разных бед, которые заставят задуматься: а не покинуть ли Россию? И государь поручит прислуге собирать чемоданы…

Отрезанная забастовками от остальной части государства, царская семья томилась в Петергофе, ожидая худшего. Николай II все думал, где же ему разместить домочадцев, где его примут. Он постоянно думал о пристанище.

На выручку пришел Сергей Юльевич Витте, к которому благоволила вдовствующая императрица. Она просила сына прислушиваться к его советам, как когда-то это делал ее супруг, отец царствующего государя.

Витте произнес фразу, полную глубокого смысла:

– Надо уметь отступать.